Слова, которые мы говорим, становятся домом, где мы живём.
Содержание
Сокровища души моей — все те же, что и были.
Сокровища души моей — все те же, что и были.
и тайна и печать на ней — все те же, что и были.
Я тот же задушевный друг, немного захмелевший
От запаха колец-кудрей — все тех же, что и были!
Я не прошу рубинов в дар и россыпей жемчужин:
Скупцы не сделались добрей — все те же, что и были.
Твои уста, чей алый цвет моей окрашен кровью, —
Все те же сколько кровь не пей, все те же, что и были!
Моя религия — любовь, я — основатель веры.
Озера полных слез очей — все те же, что и были.
… показать весь текст …
Вошла в обычай подлость.
Вошла в обычай подлость. В мире нету
Ни честности, ни верности обету.
Талант стоит с протянутой рукою,
Выпрашивая медную монету.
От нищеты и бед ища защиту,
Ученый муж скитается по свету.
Зато невежда нынче процветает:
Его не тронь — вмиг призовет к ответу!
И если кто-то сложит стих, подобный
Звенящему ручью или рассвету, —
… показать весь текст …
Хмельная, опьяненная, луной озарена.
Хмельная, опьяненная, луной озарена,
В шелках полурасстегнутых и с чашею вина
(Лихой задор в глазах ее, тоска в изгибе губ),
Хохочущая, шумная, пришла ко мне она.
Пришла и села, милая, у ложа моего:
«Ты спишь, о мой возлюбленный? Взгляни-ка: я пьяна!»
Да будет век отвергнутым самой любовью тот,
Кто этот кубок пенистый не осушит до дна.
Поди же прочь, о трезвенник, вина не отбирай!
Ведь господом иная нам отрада не дана.
… показать весь текст …
Чтобы рассеять мглу над миром, стань путеводной звездой и сожги себя дотла.
Развалины жизни кипящий разлив окружил.
Развалины жизни кипящий разлив окружил,
Наполнил нам чаши, согрел остывающий пыл.
Проснись же, приятель! Взгляни, как проворно пожитки
Из хижины жизни носильщик судьбы потащил!
Лицо сокрыла в облаках, себя туманом сделала.
Лицо сокрыла в облаках, себя туманом сделала,
Меня, влюбленного в тебя, ты бездыханным сделала.
О, как я мучусь по ночам в безмолвном одиночестве…
Ты с кем опять ведешь игру? Кого ты пьяным сделала?
Я все объятия твои переживаю заново,
Ты сердце рваное мое себе тюльпаном сделала.
Ведь пьяные глаза твои мой ум отравой ранили,
Как будто это не красой — травой дурманом сделала.
Вина картавая струя, как слезы сквозь рыдания, —
Вот что ты, милая моя, со мной буяном сделала!
… показать весь текст …
Песня, брызнуть будь готова.
Песня, брызнуть будь готова — вновь, и вновь, и вновь, и снова!
Чашу пей—в ней снов основа — вновь, и вновь, и вновь, и снова!
Друг, с кумиром ты украдкой посиди в беседе сладкой, —
Поджидай к лобзаньям зова — вновь, и вновь, и вновь, и снова!
Насладимся ль жизнью нашей, коль не склонимся над чашей?
Пей же с той, что черноброва, — вновь, и вновь, и вновь, и снова!
Не найти от вас защиты, взоры, брови и ланиты, —
Мы моим очам обнова — вновь, и вновь, и вновь, и снова!
Ветер! Ты в воздушной ризе, мчась к любимой, о Хафизе
Ей бросай за словом слово — вновь, и вновь, и вновь, и снова!
Перевод К. Липскерова
Ветер нежный, окрыленный.
Ветер нежный, окрыленный, благовестник красоты.
Отнеси привет мой страстный той одной, что знаешь ты.
Расскажи ей, что со света унесут меня мечты,
Если мне от ней не будет тех наград, что знаешь ты,
Потому что под запретом видеть райские цветы
Тяжело, — и сердце гложет та печаль, что знаешь ты.
И на что цветы эдема, если в душу пролиты
Ароматы той долины, тех цветов, что знаешь ты?
Не орлом я быть желаю, видеть землю с высоты:
Соловей Хафиз ту розу будет петь, что знаешь ты.
Просило сердце у меня то, чем само владело
Просило сердце у меня то, чем само владело:
В волшебной чаше увидать оно весь мир хотело.
Жемчужина, творенья перл — всевидящее сердце
О подаянии слепца просило и прозрело!
Свои сомненья в харабат понес я к старцу магов:
Мужей, желающих прозреть, там множество сидело.
Седой мудрец, навеселе, глаза уставил в чашу:
В ней все, что было на земле, пестрело и кипело.
Спросил: «Давно ли от вина ты глаз не отрываешь?» —
«С тех пор, как этот небосвод воздвигнут был умело!»
… показать весь текст …
Душа — лишь сосуд для вмещенья ее.
Душа — лишь сосуд для вмещенья ее,
И в зеркале глаз — отраженье ее.
Вовек я главы ни пред кем не склонял, —
Ниц падаю в миг приближенья ее.
Вам — древо в раю, мне — возлюбленной стан,
Вам — небо, а мне — постиженье ее.
Был в мире Меджнун, — мой черед наступил,
Повторна судьба и круженье ее.
Сокровища нег — вот влюбленных страна,
Вся доблесть моя в достиженье ее.
… показать весь текст …
Не прерывай, о грудь моя, свой слезный звездопад:
Удары сердца пусть во мне всю душу раздробят!
Ты скажешь нам: «Тюрчанку ту я знаю хорошо, —
Из Самарканда род ее! Но ты ошибся, брат:
Та девушка вошла в меня из строчки Рудаки:
«Ручей Мульяна к нам несет той девы аромат»
Скажи: кто ведает покой под бурями небес?
О виночерпий, дай вина! Хоть сну я буду рад.
Не заблужденье ли — искать спокойствия в любви?
Ведь от любви лекарства нет, — нам старцы говорят.
Ты слаб? От пьянства отрекись! Но если сильный трезв,
Пускай, воспламенив сердца, испепелит разврат!
Да, я считаю, что пора людей переродить:
Мир надо заново создать — иначе это ад!
… показать весь текст …
Дам тюрчанке из Шираза Самарканд, а если надо —
Бухару! А в благодарность жажду родинки и взгляда.
Дай вина! До дна! О кравчий! Ведь в раю уже не будет
Мусаллы садов роскошных и потоков Рокнабада *.
Из сердец умчал терпенье — так с добычей мчатся тюрки —
Рой причудниц, тот, с которым больше нет ширазцу слада.
В нашем жалком восхищенье красоте твоей нет нужды.
Красоту ль твою украсят мушки, краски иль помада?
Красота Юсуфа, знаю, в Зулейхе зажгла желанья,
И была завесы скромной ею сорвана преграда.
Горькой речью я утешен, — да простит тебя создатель —
Ведь в устах у сладкоустой речь несладкая — услада.
Слушай, жизнь моя, советы: ведь для юношей счастливых
Речи о дороге жизни — вразумленье, не досада.
… показать весь текст …
Аромат ее крова, ветерок, принеси мне,
И покой, — я ведь болен, — хоть на срок принеси мне!
Для души изнуренной дай хоть малость бальзама,
С доброй вестью о друге хоть пять строк принеси мне!
Взор и сердце в боренье. С тетивы ее взгляда,
И от стрелки-ресницы хоть намек принеси мне!
На чужбине, в разлуке постарел я, — из чаши
Сладкой юности, ветер, хоть глоток принеси мне!
Дай ту чашу пригубить всем понурым, но если,
Этот будет напиток им не впрок, — принеси мне!
Брось о завтрашнем, кравчий, размышлять, — иль охранный
За печатями рока ты листок принеси мне!
Так над плачущим сердцем пел Хафиз неустанно
« Аромат ее крова, ветерок, принеси мне!»
(перевод К. Липскерова)
Чашу полную, о кравчий, ты вручи мне, как бывало.
Мне любовь казалась легкой, да беда все прибывала.
Скоро ль мускусным дыханьем о кудрях мне скажет ветер?
Ведь от мускусных сплетений кровь мне сердце заливала
Я дремал в приюте милой, тихо звякнул колокольчик:
«В путь увязывай поклажу!» Я внимал: судьба взывала.
На молитвенный свой коврик лей вино, как-то позволил
Старый маг*, обретший опыт переправы и привала.
Ночь безлунна, гулки волны. Ужас нас постичь не сможет,
Без поклаж идущих брегом над игрой седого вала.
Пламя страстных помышлений завлекло меня в бесславье:
Где ж на говор злоречивый ниспадают покрывала?
Вот Хафиза откровенье: если страсти ты предашься,
Все отринь — иного мира хоть бы не существовало.
… показать весь текст …
Что святош во власяницах вся гурьба?
Греховодная милей мне голытьба!
Грязь покрыла власяницы, — а взгляни,
Как ярка бродяги вольного каба! *
Опьянил меня твой глаз — так пей вино:
Тяготит нас взоров трезвых ворожба.
Лик твой нежен, стан твой хрупок! Я страшусь:
Ведь гурьба святош драчлива и груба.
Я мучений лживых суфиев не зрел —
Так не мучьте тех, чья радостна гульба!
Взор твой — хмель, а губы — алое вино,
И вино кипит, и в нем — к тебе мольба.
Погляди на лицемеров: ведь от них
Плачет чанг, вину горька его судьба.
… показать весь текст …
«Веселей, виночерпий! Полней мою чашу налей!»
«Веселей, виночерпий! Полней мою чашу налей!»
Была легкой любовь, да становится все тяжелей.
Хоть бы ветер донес аромат этих черных волос,
Этот мускусный запах опутавших сердце кудрей.
Как мне жить, веселясь, если денно и нощно в ушах
Колокольчик звенит: «Собирайся в дорогу скорей!»
На молитвенный коврик пролей, нечестивец, вино,
Если так повелит тебе тот, кто сильней и мудрей.
О скитальцы в пустыне, что знаете вы о любви:
О бушующих волнах, о мраке, о нраве морей?
… показать весь текст …
День отрадных встреч с друзьями — вспоминай
Все, что было теми днями, — вспоминай!
Ныне верных не встречается друзей —
Прежних, с верными сердцами, — вспоминай!
Всех друзей, не ожидая, чтоб они
Вспоминали тебя сами, — вспоминай!
О душа моя, в тенетах тяжких бед
Всех друзей ты с их скорбями вспоминай!
И, томясь в сетях настигнувшего зла,
Ты их правды сыновьями вспоминай!
И, когда польются слезы в сто ручьев,
Зендеруд* с его ручьями вспоминай!
Тайн своих, Хафиз, не выдай! И друзей,
Их скрывавших за замками, — вспоминай!
… показать весь текст …
В царство розы и вина — приди!
В эту рощу, в царство сна — приди!
Утешь ты песнь тоски моей:
Камням эта песнь слышна! — Приди!
Кротко слез моих уйми ручей,
Ими грудь моя полна, — приди!
Дай испить мне здесь, во мгле ветвей,
Кубок счастия до дна! — Приди!
Чтоб любовь дотла моих костей
Не сожгла — она сильна! — Приди!
Но дождись, чтоб вечер стал темней!
Но тихонько и одна — приди!
Ушла любимая моя, ушла, не известила нас,
Ушла из города в тот час, когда заря творит намаз.
Нет, либо счастие мое пренебрегло стезей любви,
Либо красавица не шла дорогой правды в этот раз.
Я поражен! Зачем она с моим соперником дружна!
Стеклярус на груди осла никто ж не примет за алмаз!
Я буду вечно ждать ее, как белый тополь ветерка.
Я буду оплывать свечой, покуда пламень не погас
Но нет! Рыданьями, увы, я не склоню ее к любви:
Ведь капли камня не пробьют, слезами жалобно струясь.
Кто поглядел в лицо ее, как бы лобзал глаза мои:
В очах моих отражено созвездие любимых глаз.
И вот безмолвствует теперь Хафиза стертое перо:
Не выдаст тайны никому его газели скорбный глас.
Хафиз аль-Ширази. Диван.
Хафиз аль-Ширази написал сборник стихов (диван) с красивыми иллюстрациями.
Его стихи являются вершиной персидской поэзии.
Они в Иране до сих пор читаются и декламируются.
Жизнь я растратил, а сколько желаний имел!
Небо вращалось, но что обрести я успел?
Всем, кто встречался мне, я предлагал свою дружбу,
Все становились врагами. Таков мой удел!
Сделав Самарканд столицей своей империи, Тимур отстроил город заново, мечтая создать из него истинный центр мира, и во многом в этом преуспел.
Однажды ему нашептали стих Хафиза:
«Когда красавицу Шираза своим кумиром, изберу,
За родинку её отдам я и Самарканд и Бухару».
Взбешенный, Тимур отдаёт приказ привести к нему поэта. Хафиза находят в убогой хижине и, одетого чуть ли не в рубище, бросают перед владыкой.
Тимур вопрошает: «Как же ты, нищий, можешь отдать за какую-то родинку мой Самарканд?»
На что Хафиз отвечает: «Ты видишь, государь, до чего довели меня мои щедрые подношения!»
Вошла в обычай подлость. В мире нету
Ни честности, ни верности обету.
Талант стоит с протянутой рукою,
Выпрашивая медную монету.
От нищеты и бед ища защиту,
Ученый муж скитается по свету.
Зато невежда нынче процветает:
Его не тронь — вмиг призовет к ответу!
И если кто-то сложит стих, подобный
Звенящему ручью или рассвету, —
Будь сей поэт, как Санаи, искусен —
И черствой корки не дадут поэту.
Мне мудрость шепчет: «Удались от мира,
Замкнись в себе, стерпи обиду эту.
В своих стенаньях уподобься флейте,
В терпении и стойкости — аскету".
А мой совет: «Упал — начни сначала!»
Хафиз, последуй этому совету.
Душа — лишь сосуд для вмещенья ее,
И в зеркале глаз — отраженье ее.
Вовек я главы ни пред кем не склонял, —
Ниц падаю в миг приближенья ее.
Вам — древо в раю, мне — возлюбленной стан,
Вам — небо, а мне — постиженье ее.
Был в мире Меджнун, — мой черед наступил,
Повторна судьба и круженье ее.
Сокровища нег — вот влюбленных страна,
Вся доблесть моя в достиженье ее.
Не страшен душе сумрак небытия —
Не видеть бы лишь в униженье ее!
Цветник в цветнике распустившийся вдруг —
Нежданное преображенье ее.
Пусть с виду Хафиз непригляден и нищ,
В груди его — изображенье ее.
Хафиз довёл жанр газели до совершенства. Степень его мастерства такова, что каждый бейт (двустишие) газели может существовать отдельно или переставляется местами в одной газели, не разрушая смысла стихотворения. Стихи Хафиза предельно музыкальны. Он точно выбирает образы, краски, полутона, его язык метафоричен. Поэт продолжал традиции многих великих поэтов: психологизм Низами, рационализм Хайама, возвышенный стиль Руми, мастерство Саади – и вдохнул в этот поэтический сплав дух острословия, свободомыслия и бунтарства. Некоторые исследователи называют Хафиза мистиком. Но мистицизм поэта – это поэтическое созерцание и прозрение, которые обожествляют и любовь, и красоту, и дух человеческий, это культ человека. Такой подход был враждебен ортодоксии по самой своей сути. Более шести веков живут произведения поэта.
"Песня, брызнуть будь готова –вновь, и вновь, и вновь, и снова!Чашу пей –в ней снов основа –вновь, и вновь, и вновь, и снова!Друг, с кумиром ты украдкой посиди в беседе сладкой-. "
Веселей, виночерпий! Полней мою чашу налей!»
Была лёгкой любовь, да становится всё тяжелей.
Хоть бы ветер донёс аромат этих чёрных волос,
Этот мускусный запах опутавших сердце кудрей.
Как мне жить, веселясь, если денно и нощно в ушах
Колокольчик звенит: «Собирайся в дорогу скорей!»
На молитвенный коврик пролей, нечестивец, вино,
Если так повелит тебе тот, кто сильней и мудрей
О, скитальцы в пустыне, что знаете вы о любви:
О бушующих волнах, о мраке, о нраве морей?
Раб страстей, я позором покрыт до конца
На базаре кто хочет судачит о тайне моей.
Бог с тобою, Хафиз! Полагайся на Бога, Хафиз!
«Мир забудь, полюбив. Верным будь.
Ни о чем не жалей»
Да не забудется вовек твой взгляд, блиставший янтарём,
Украдкой письмена любви читавший на лице моём.
Да не забудется вовек, как ты склонилась, вняв мольбе,
И воскресила, как Иса, наполнив новым бытиём.
Да не забудется вовек, как щёки вспыхнули твои –
И сердце стало мотыльком, спалённое твоим огнём.
Да не забудется вовек, как обещал блаженство мне
Весёлый кубок губ твоих с расправленным рубином в нём.
Да не забудется рассвет, когда мы оба во хмелю
Не замечали никого. Был только Бог – да мы вдвоём!
Да не забудется вовек, как ты смеялась, опьянев, –
А для меня на том пиру лишь ты была хмельным питьём.
Да не забудется вовек, как ты решилась наконец
И месяц молодой бежал гонцом при стремени твоём.
Да не забудутся те дни, те пьяницы, тот харабат.
Той святости, той чистоты мы и в мечети не найдём.
Да будут вечно жить стихи, которые сложил Хафиз,
Как жемчуг, в памяти людей, идущих
Давно моя тетрадь в закладе за вино.
На двери кабаков молюсь уже давно.
Вот виночерпий – маг великодушный:
Нам, пьяницам здесь всё разрешено!
Тетрадь залей вином. Лишь тем немногим,
Кто сердцем зряч, её прочесть дано.
В земной любви, разборчивое сердце,
Ищи высокой истины зерно.
Как циркуль, сердце на оси вращалось,
Покуда точки не нашло оно.
Певец любви сложил такие строки,
Что мудрецу заплакать не грешно.
Я весь цвету от счастья: вдохновенье
Мне кипарисом свыше внушено.
Вино не учит злу! Ругать аскетов
Напившись, я не стану всё равно.
В груди сокрыто сердце у Хафиза,
Преступник ищет место, где темно!
Лик твой – спутник мой в скитаньях, а дороги – далеки.
К локонам твоим привязан я рассудку вопреки.
Ямочка на подбородке мне лукаво говорит:
«В эту ямочку свалились все Юсуфы-дураки!»
Эти тысячи Юсуфов преградили путь к тебе.
Красота твоя – спасенье и лекарство от тоски.
Если мне не дотянуться до густых твоих кудрей –
Значит, сердце виновато, значит, руки коротки.
Предавайся наслажденьям ты в обители своей,
Но привратнику у входа наставленье изреки:
«Этот путник отразился в зеркале моей души,
Хоть и пыльный он, и скромный, и наряд, и вид – жалки.
Отвори ворота, если постучится в них Хафиз –
Он годами, бедный, жаждал мною утолить зрачки…»
Пока не будут кабаков забыты имена,
Я буду распростерт в пыли пред продавцом вина.
И будет в ухе у меня блестеть его кольцо.
Каков я был – таков я есмь на вечны времена.
К моей гробнице приходя, о милости проси:
Каабой риндов навсегда останется она.
Веками будут перед ней склоняться мудрецы.
«Земля, хранящая твой след, навек освящена».
Аскет, над тайною не тщись завесу приподнять:
И для тебя, и для меня она равно темна.
Моя тюрчанка, из-за чьей жестокости всю ночь
Я лью ручьи кровавых слез, – сегодня вновь хмельна.
Мир – постоялый двор. Конец – неведом никому.
Хаджи, хмельных не обвиняй в грехе – не их вина!
От страсти умерев, лежать я обречен и ждать:
Когда же будет встречи весть трубой возвещена?
Молись! Поможет и тебе Хафизова звезда
В цепях пленительных кудрей испить любовь до дна!
Пошёл я в сад поразмышлять на воле.
Там голос соловья звенел от боли.
Бедняга, как и я, влюблённый страстно,
Над розою стонал. Не оттого ли,
Что вся она в шипах? Бродя по саду,
Я размышлял о соловьиной доле.
Из века в век одна и та же песня:
Она – в шипах, а он – в слезах. Доколе?
И что мне делать, если эти трели
Меня лишают разума и воли?
Ни разу люди розы не срывали,
Чтобы шипы им рук не искололи.
Увы, Хафиз! Нет счастья в этом мире,
Нет утоленья нам в земной юдоли.
Пропавший Иосиф в родной Ханаан возвратится – не плачь.
«Убогая хижина в розовый сад превратится – не плачь».
Вернётся покой в эту душу, хлебнувшую горя,
Смятенное сердце по воле небес исцелится – не плачь.
Настанет весна, и на троне весеннего луга
Нас розы укроют от солнца, о певчая птица – не плачь!
Не может быть вечно враждебным вращение неба,
Навстречу желаниям нашим должно и оно обратиться – не плачь
За тёмной завесою тайна грядущего скрыта,
Но радость, я верю, ещё озарит наши лица – не плачь.
Паломник в пустыне, не бойся шипов мугильяна, *
Шипы не помеха тому, кто к святыне стремится, – не плачь.
Что ты перенёс от людского коварства и злобы –
Всё знает Всевышний, всё щедро тебе возместится – не плачь.
Хоть полон опасностей путь и длинна до Каабы дорога,
Не может она бесконечно всё длиться и длиться – не плачь.
И ты, о Хафиз, в своём нищем, убогом жилище,
Пока есть Коран и пока ещё можешь молиться, – не плачь!
Просило сердце у меня то, чем само владело:
В волшебной чаше увидать оно весь мир хотело.
Жемчужина, творенья перл – всевидящее сердце
О подаянии слепца просило и прозрело!
Свои сомненья в харабат * понёс я к старцу магов:
Мужей, желающих прозреть, там множество сидело.
Седой мудрец, навеселе, глаза уставил в чашу:
В ней всё, что было на земле, пестрело и кипело.
Спросил: «Давно ли от вина ты глаз не отрываешь?"–
«С тех пор, как этот небосвод воздвигнут был умело!»
Прозренье сердца – свыше нам ниспосланное чудо,
Все ухищрения ума пред ним – пустое дело.
Тот, кто изрёк: «Бог это я!» – по мнению
Казнён за то, что приоткрыл завесу слишком смело.
А у того, кто в сердце скрыл открывшееся свыше,
О миге истины в душе воспоминанье цело.
И если будет небесам ему помочь угодно,
Свершит он чудо, как Иса, вдохнувший душу в тело.
Всегда и всюду Бог – с тобой, а малодушный суфий
Не знал о том и призывал Аллаха то и дело.
Спросил Хафиз: «А почему любовь тяжка
«Чтоб сердце, разума лишась, от сладкой боли пело!»
Ради родинки смуглой одной, одного
Я отдам Самарканд с Бухарой и в придачу –
Виночерпий, мне чарку налей! Ибо нет среди
Цветников Мосаллы*, нет в раю берегов Рокнабада. **
Озорное дрожанье ресниц этих «сладостных
Похищает покой из сердец, словно спелую
Красота – как звезда в высоте. И любовь
не нужна красоте.
Не нужны совершенству румяна, духи и помада.
Как Иосиф, пленительна ты! По расцвету
Понял я, что стыдливость и честь для неё –
Проклинать меня можешь, хулить – я тебя
не устану хвалить,
Ибо в сладких устах и горчайшее слово – услада.
Слушай мудрый совет (всё, что вымолвит
Для неопытной юности – лучшая в мире награда!):
Музыкантов зови, пей вино! Смысла жизни
Велика эта тайна – искать объясненья не надо.
О Хафиз! Ты газель вдохновенно сказал –
Чтоб от зависти в небе рассыпали перлы Плеяды.
Сокровища души моей – всё те же, что и были.
И тайна, и печать на ней – всё те же, что и были.
Я тот же задушевный друг, немного захмелевший
От запаха колец-кудрей – всё тех же, что и были!
Я не прошу рубинов в дар и россыпей жемчужин:
Скупцы не сделались добрей – всё те же,
Твои уста, чей алый цвет моей окрашен кровью, –
Всё те же, сколько кровь ни пей, всё те же,
Моя религия – любовь, я – основатель веры.
Озёра полных слёз очей – всё те же, что и были.
Хафиз, кровавых слёз из глаз ещё прольёшь немало!
Истоки счастья и скорбей – всё те же, что и были.
Ты похожа на зарю, я – на тусклую свечу.
Улыбнись – и я тебе душу навсегда вручу!
Полон радостных надежд, распахнул я двери глаз.
Ты уходишь с глаз долой – замыкаюсь и молчу.
В сердце выжжено клеймо вьющихся твоих волос:
В их фиалковом лугу схоронить себя хочу.
Всё прощу тебе за то, что из памяти моей
Не уходишь ты, когда в скорби дни свои влачу.
Хоть черны мои глаза – слёзы светлые текут.
Дни и ночи плачу я – за любовь свою плачу.
О блистательный кумир! Раб коварства твоего,
Раненой своей души я вовек не излечу.
Стану прахом – ветром стань, на Хафизов прах дохни:
Я со смертного одра, саван разодрав, вскочу!
Чтоб дух над землёй воспарил – назначь мне
свиданье с тобой!
Я – птица, меня этот мир не свяжет своей суетой.
Превыше престола Творца я ради любви поднимусь.
Я буду рабом до конца – ты будь до конца госпожой.
Пролей на меня, о Аллах, с небес наставления дождь,
Покуда ещё я не прах, покуда ещё я живой.
А ты, сладкотелый кумир, свой пояс, молю, развяжи,
Чтоб мог я на жизнь и на мир махнуть напоследок рукой.
Готов я, хотя и старик, тебя обнимать до утра.
Из крепких объятий твоих я встану опять молодой.
К могиле моей не ходи без музыки и без вина,
«Вскочу я, с весельем в груди, танцуя, из тьмы гробовой».
В день смерти моей, о кумир, Хафизу явись хоть на миг.
Чтоб дух над землей воспарил –
назначь мне свиданье с тобой!
Этот мудрый старик виночерпий,
добром будь помянут,
Мне сказал: «Вот бокал – все невзгоды
на дне его канут!»
Я ответил: «Боюсь – не пропить бы мне
«Пей! – велел мне старик. – Нюхай розы,
Всё уходит из рук в этом мире, на ярмарке этой,
Где тебе продадут пустоту, где тебя
Где нельзя удержать ничего, к чему
Где и троны царей лёгким прахом
со временем станут.
Да продлятся, Хафиз, твои дни! Пей вино
и не слушай советов.
Прекратим этот спор – он и так уже
Я пьян любовью – дайте мне бокал!
Хмельной от страсти – винопийцей стал.
Я пьян её глазами – где же чаша?
Уста любимой холодны, как лал.
Пусть снимет покрывало, ибо луны
Её ланит не терпят покрывал.
Я стал *дверным кольцом, чтобы соперник
