Содержание
ТРОЕ
Я к ним подойду. Одеялом укрою,
О чём-то скажу, но они не услышат.
Спрошу — не ответят. А в комнате — трое.
Нас в комнате трое, но двое не дышат.
Я знаю: не встанут. Я всё понимаю.
Зачем же я хлеб на три части ломаю?
МЁРТВЫЕ
Мне кажется: когда гремит салют,
Погибшие блокадники встают.
Они к Неве по улицам идут,
Как все живые. Только не поют.
Не потому, что с нами не хотят,
А потому, что мёртвые молчат.
Мы их не слышим, мы не видим их,
Но мёртвые всегда среди живых.
Идут и смотрят, будто ждут ответ:
Ты этой жизни стоишь или нет.
ДОРОГА ЖИЗНИ
Они лежали на снегу
Недалеко от города.
Они везли сюда муку.
И умерли от голода.
ЛЕНИНГРАДСКИЕ ДЕРЕВЬЯ
Им долго жить — зелёным великанам,
Когда пройдёт блокадная пора.
На их стволах — осколочные раны,
Но не найти рубцов от топора.
И тут не скажешь: сохранились чудом.
Здесь чудо или случай ни при чём…
…Деревья! Поклонитесь низко людям
И сохраните память о былом.
Они зимой сжигали всё, что было:
Шкафы и двери, стулья и столы.
Но их рука деревьев не рубила.
Сады не знали голоса пилы.
Они зимой, чтоб как-нибудь согреться —
Хоть на мгновенье, книги, письма жгли.
Но нет садов и парков по соседству,
Которых бы они не сберегли.
Не счесть погибших в зимнее сраженье.
Никто не знает будущих утрат.
Деревья остаются подтвержденьем,
Что, как Россия, вечен Ленинград!
Им над Невой шуметь и красоваться,
Шагая к людям будущих годов.
…Деревья! Поклонитесь ленинградцам,
Закопанным в гробах и без гробов.
ОПЯТЬ ВОЙНА
Опять блокада, —
А может, нам о них забыть?
Я слышу иногда:
«Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне.
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне».
И может показаться:
Правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
Такая правда
Не права!
Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память — наша совесть.
Она, как сила, нам нужна.
ЛЕНИНГРАДКИ
Что тяжелее тех минут,
Когда под вьюгой одичалой
Они на кладбище везут
Детей, зашитых в одеяла.
Когда ночами снится сон,
Что муж — навстречу, по перрону.
А на пороге — почтальон
И не с письмом, а с похоронной.
Когда не можешь есть и спать
И кажется, что жить не надо.
Но ты жива. И ты опять
Идёшь на помощь Ленинграду.
Идёшь, сжимая кулаки,
Сухие губы стиснув плотно.
Идёшь. И через грудь — платки:
Крест-накрест, лентой пулемётной.
ЗА ВОЕМ СИРЕН
Самолёты в ночи.
За взрывом —
Завалы из щебня и лома,
Я цел.
Но не знаю ещё,
Что ключи
В кармане —
Уже от разбитого дома.
В ШКОЛЕ
Девчонка руки протянула
И головой — на край стола.
Сначала думали — уснула,
А оказалось — умерла.
Её из школы на носилках
Домой ребята понесли.
В ресницах у подруг слезинки
То исчезали, то росли.
Никто не обронил ни слова.
Лишь хрипло, сквозь метельный сон,
Учитель выдавил, что снова
Занятья — после похорон.
27 января 1944 года
За залпом залп гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пёстрыми цветут.
А ленинградцы тихо плачут.
Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо.
Их радость слишком велика —
Гремит салют над Ленинградом!
Их радость велика, но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют с тобой
Пол-Ленинграда не поднялось.
Рыдают люди, и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе салют.
Сегодня ленинградцы плачут.
Убивали ЛЮБОВЬ, убивали в четыре руки
Били с разных сторон, состязались в сноровке и силе
Им шептала любовь: «Ах, какие же вы дураки…»,
А они ей в ответ за ударом удар наносили.
Убивали любовь. И однажды она умерла
Ей бы взять, обмануть, притвориться убитой- и только.
Но любовь, как любовь — притворяться она не могла.
Да и им поначалу не жаль её было несколько.
Убивали любовь. На поминках его желваки
Заходили на скулах, а взгляд её слезы затмили.
А потом, как ни странно, всё в те же четыре руки
Поливали цветы у убитой любви на могиле…
Неверно,
Что сейчас от той зимы
Остались
Лишь могильные холмы.
Она жива,
Пока живые мы.
И тридцать лет,
И сорок лет пройдет,
А нам
От той зимы не отогреться.
Нас от нее ничто не оторвет.
Мы с ней всегда —
И памятью и сердцем.
… показать весь текст …
Нежданно,
Подобно весеннему грому,
Слепящей, ликующей,
солнечной вьюгой
Приходит мгновенье,
Где двух незнакомых
Как будто бросает
Навстречу друг другу.
Их руки
Еще ничего не сказали
И губы
Еще ничего не просили,
Они говорили одними глазами,
Однако о скольком уже расспросили!
… показать весь текст …
Среди всего, что в нас переплелось,
Порой самодовольство нами правит.
« Казаться или быть?» — вот в чем вопрос,
Который время человеку ставит.
Считаться кем-то, или кем-то быть?
Быть смелым, или делать вид, что смелый?
Ты жертвовал, творил, умел любить,
Или об этом лишь вещал умело,
Робея самому себе признаться,
К чему стремишься: быть или казаться.
Что стоит жизнь в довольстве иль покое,
Когда ее пытаются лепить,
Фальшивя переделанной строкою…
Легко казаться. Очень трудно быть…
В блокадных днях
Мы так и не узнали:
Меж юностью и детством
Где черта?
Нам в сорок третьем
Выдали медали,
И только в сорок пятом —
Паспорта.
И в этом нет беды…
Но взрослым людям,
Уже прожившим многие года,
Вдруг страшно оттого,
Что мы не будем
Ни старше, ни взрослее,
… показать весь текст …
Февраль
Какая длинная зима,
Как время медленно крадётся.
В ночи ни люди, ни дома
Не знают, кто из них проснётся.
И поутру, когда ветра
Метелью застилают небо,
Опять короче, чем вчера,
Людская очередь за хлебом.
В нас голод убивает страх.
Но он же убивает силы…
На Пискарёвских пустырях
Всё шире братские могилы.
… показать весь текст …
Сотый день
Вместо супа — бурда из столярного клея,
Вместо чая — заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.
Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,
И глухие удары пойдут невпопад…
Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.
Не смолкай! Ведь на наших сердцах — Ленинград.
Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,
Слышишь: город клянётся, что враг не пройдёт!
…Сотый день догорал. Как потом оказалось,
Впереди оставалось ещё восемьсот.
Память — наша совесть
Опять война,
Опять блокада…
А может, нам о них забыть?
Я слышу иногда:
«Не надо,
Не надо раны бередить».
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне.
И может показаться:
Правы
… показать весь текст …
Чаще не от дел — от суеты
Сбившись с ног,
Торопимся куда-то.
Мимо нас —
Рассветы и цветы,
Звёздные разливы
и закаты.
Разучились
Двигаться пешком:
Что ни шаг —
В автобусы в машины.
Встретишь
человека с рюкзаком —
С уваженьем думаешь:
… показать весь текст …
Мертвые
18.12.41. Уже несколько дней идет наступление почти на всех фронтах, и мы надеемся, что и на нашем фронте скоро дела изменятся. Если блокада через недели две кончится, то все-таки большинство ленинградцев выживет, а если это будет длиться еще месяца два, то большинство умрет. (Дневники врача Клавдии Наумовны)
Мне кажется:
Когда гремит салют,
Погибшие блокадники встают.
Они к Неве
По улицам идут,
Как все живые.
Только не поют:
Не потому,
Что с нами не хотят,
А потому, что мертвые
Молчат.
… показать весь текст …
Забвенье или память?
..
Забвенье или память? — спросишь ты.
И я тебе отвечу, жизнь, без спора:
Конечно, память! В ней мои мосты
В грядущий день. Она — моя опора.
Когда приходит памяти конец,
Ты — дом, где окна досками забиты.
Нет ничего опаснее сердец,
В которых пережитое убито.
Забыть, что было, — значит обокрасть
Самих себя своими же руками.
Становятся слепыми ум и страсть,
… показать весь текст …
Салют над Ленинградом (Салюты первой, высшей категории – тут полагалось 24 залпа из 324 орудий.)
21 января Л. А. Говоров и А. А. Жданов обратились к И. В. Сталину: В связи с полным освобождением г. Ленинграда от вражеской блокады и от артиллерийских обстрелов противника просим разрешить: 1. Издать и опубликовать по этому поводу приказ войскам фронта. 2. В честь одержанной победы произвести в Ленинграде 27 января с/г в 20.00 часов салют двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырёх орудий
За залпом залп.
Гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пёстрыми цветут.
А ленинградцы
Тихо плачут.
Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо.
Их радость
Слишком велика —
Гремит салют над Ленинградом!
Их радость велика,
… показать весь текст …
