Когда-то, давным-давно в незапамятные ещё времена, мамы не умирали. Они жили рядом с нами всегда, всюду, где только могли сопровождая нас, целуя по ночам, когда мы засыпали, волнуясь за нас, когда мы собирались куда-либо далеко-далеко, отправляясь за нами следом, чего бы это им не стоило, чтобы только вовремя накормить, напоить или хотя бы просто утешить, успокоить нас, взять на себя наши печали, беды, болезни.
Но давно уже отошли те времена. И о том, как в один день пришла беда, от которой вряд ли когда-нибудь нам и нашим потомкам избавиться и повествует эта легенда, услышанная мною от мамы, которой в свою очередь рассказала об этом моя бабушка. Так и передаётся эта притча из уст в уста, из века в век, из глубин человеческой истории.
В некоем селении у одной женщины подрастала дочь. То ли от злой прихоти судьбы, то ли от особого характера её матери, бывшей одной из самых заботливых, самых нежных существ, которых когда-либо знал мир – ее дочь оказалась на редкость своенравной и капризной девочкой. И как только она ни жаловалась на свою долю, зачастую сваливая на мать все свои неудачи, капризы, обиды! Жизнь бедной женщины становилась сплошной пыткой по мере того, как подрастало, «набиралось ума-разума» её чадо. Ведь она не могла разлюбить, выставить за дверь её, впрочем, и девочка любила маму, но такой, видимо, она уродилась.
Как-то весной она гуляла с подружками на холмах, и там была так красиво и свежо, что девочка позабыла вовремя вернуться домой пообедать. Но мама сама появилась в кругу ее подруг, неся с собой в горшочке теплый обед. обернутый тканью, чтобы не остыл.
Дочь, хотя и была голодна, но страшно возмутилась приходу матери, закричала на нее на глазах у ровесниц: «Зачем ты пришла сюда? Кто тебя звал? Сидела бы уж дома. – кипела изнутри девушка. – В кого это ты только такая? У других мамы как мамы. А ты всё ходишь и ходишь за мною».
И в самом деле, как и многим взбалмошным детям, ей временами казалось, вопреки общеизвестной поговорке, что ее мать проста и некрасива по сравнению с мамами своих подруг. На деле, конечно, все обстояло совсем наоборот: ее мама была прекраснейшей на свете женщиной, но ее переполняла любовь к девочке, из-за которой она выглядела в ее глазах простушкой.
Правда, её охватила острая жалость, когда женщина, тяжело вздохнув и сгорбившись, пошла обратно, по дороге вниз, петляющей в фисташковых зарослях, облепивших склон холма. Но если бы это чувство было хоть сколько-нибудь долговечным! Только мамы могут превращать чёрного воронёнка в белого и самого колючего ежа ласкать,приговаривая – «Мой мягонький»
В те времена она была чуть ли не единственной на свете, чья участь складывалась так печально. В остальных семьях царили мир и покой. Но известно всем, ничто не проходит бесследно, и если даже где-то плачет ребёнок, то вокруг содрогаются скалы. Вот почему это долго продолжаться не могло.
Однажды, особенно чем-то недовольная и озабоченная девушка накинулась на маму за то, что у неё такое старое платье, до каких это пор она будет ходить в лохмотьях и что ей неудобно перед людьми. Она совершенно забыла, что нарядов у неё самой куда больше, чем у кого-либо из подруг — на прошлой только неделе ей было куплено новенькое платье, должно быть на последние сбережения.
Мать ничего не ответила на эти жестокие слова, только болезненно сникла у очага. Давно уже её головушка разламывалась от всего этого, ее сердце раскалывалось на части, не способное ожесточиться, как это могут многие современные мамы, чтобы преподать капризному ребенку суровый урок.
«Ах, эти вздохи, вздохи… сплошной вздор» — проворчала девушка, выбегая на улицу, хотя на этот раз она не услышала ничего.
Вдоволь набегавшись и повеселившись с подругами, она вернулась под вечер и нашла дом опустевшим. Не было привычного ужина на дасторконе, не было привычных причитаний и приставаний с расспросами о здоровье, и так надоевших ей ласк. Девушка только повеселела при мысли, что хотя бы на день избавилась от всего этого. В том, что мама у кого-то из родственников, она не сомневалась.
Но её не было и завтра, и послезавтра…
На третий день смутное предчувствие чего-то неведомо страшно охватило девушку, разрасталась в её душе всё ближе и ближе к вечеру, ведь она прежде представить не могла, что может остаться одна-одинешенька в пустом мрачном доме. И тут, должно быть впервые, по-настоящему, ей хотелось видеть мать, быть окружённой её тревогами бесконечными ласками. Вместе с тем к ней пришло и сознание собственной огромной вины перед самым дорогим на свете человеком.
И она решила всю ночь молить небеса, а если надо то и остальные ночи, чтобы только они простили ей, непутёвой, ее прегрешенья перед матерью. То было время, когда небеса прислушивались к голосам страждущих, доносившихся снизу и отвечали им и исполняли их просьбы, даже если это были невозможные вещи.
Словно в подтверждение того, что молитва дошла до небес, во дворе ослепительно сверкнула молния, и загремел гром. Всю ночь простояла девушка во дворе, представляя разгоряченное своё лицо ливню, теплому, будто слёзы.
Какое необыкновенное и ясное утро выдалось следом! С пением, щебетом птиц, возродившимися после глухой, скорбной ночи, к ней долетели зазывные окрики и песни девушек, идущих вслед за размеренно ступающими коровами на сочные, сияющие после дождя пастбища. И она поняла, что это вернулась мама, что она будет отныне с ней везде и всегда, только для этого её больше никогда не следует обижать. Разве это так трудно по отношению к маме?
Все вокруг излучало первозданную радость и умиротворение – и омытый после дождя воздух, и синеватые льдники далеких-далеких гор, и зеленые посвежевшие за ночь холмы. Более того, все её друзья, знакомые, родные, близкие, далёкие, старые, молодые показались её такими прекрасными и добрыми. Все приглашали её на какой-то неслыханный той, готовящийся в аиле. И хотя девушка никак не могла дознаться, в честь чего именно намечалось празднество, все с улыбкой глядели на неё, как на именинницу, отвечая уклончиво на её любопытство, она все-таки догадалась, что той имеет непосредственное отношение к ней.
И вот, вечером, когда она уже одела своё новенькое платье и ей так натерпелось выбежать навстречу своим ровесницам-хохотуньям, на пороге перед ней предстала мать, исхудавшая и измученная, будто после тяжелого и изнурительного пути. Она привычно протягивала к дочери свои жилистые, натруженные руки, почерневшие от работы, тепло которых так хорошо знакомо каждому с колыбели.
Кто знает, почему именно в этот момент не осталось в душе дочери ни капли того чувства, переполнявшего её ещё на рассвете? Или человек будет вечно подвержен власти мгновений, вечно жалеть о содеянном и раскаиваться после? Да и виновата ли она вообще, если в те времена ещё никто и толком не знал и не ведал, что можно лишиться матери навсегда?
Юркнув в приоткрытую дверь мимо тщетно распростертых материнских объятий, она побежала догонять своих подруг. По дороге девушка второпях не обратила внимания на седого-седого, как лунь, старика, не встречавшегося ей до сих пор. Она лишь заметила, что он размахивает побелевшим от времени посохом, пытаясь остановить её зачем-то, что-то крича вслед. Нет-нет, ещё чего доброго сна опоздает. Подождут и мама и, тем более, этот старик.
То ли резкий вздох, то ли горестный стон, от которого содрогнулась земля, долетел до неё сзади. Она оглянулась, поражённая, переводя дыхание, и не нашла никого на том самом месте, где до этого стоял странный старик. Невесть откуда налетевшие тучи заволокли небо, будто внезапно наступило солнечное затмение. Ослепительно сверкнула молния в вечерних сумерках, ударил гром. Загудела и задрожала земля.
И как бы сливаясь с разбушевавшейся стихией, со двора, где намечалось празднество, до которого уже было рукой подать, откуда сквозь тополиную и яблоневую листву уже доносились весёлая возня детей, старушек, негромкие разговоры и смех седобородых аксакалов, восседающих чинно на самых почетных местах в ожидании пиршества; даже можно было разобрать приглушенный смешок невесток, занятых приготовлением разнообразных кушаний, не говоря уже о крепких, зычных голосах парней, то и дело оглашавших разные концы сада; уже казалось доносились запахи и уютное ворчание большого-большого праздничного казана – перекрывая все это раздался резкий и душераздирающий крик женщины, проникающий сквозь все стены и окна, долетающий, казалось, до дальних синевато-льдистых гор, даже камни раскалывались от этого крика, тут же подхваченного десятками голосов в сплошной симфонии всеобъемлющего бесконечного горя.
Так завершается эта легенда о дочери, которая спешила на той, а попала на похороны матери. С тех пор небеса никогда не отпускают матерей из Вечных селений, после того как они туда попадают. Не отпускают. Что бы с нами не случилось в дальнейшем. Ещё говорят в народе, что она сама пожелала этого. Как бы там ни было, я помню колыбельную мамы в которой есть такие строки:
Мать для своих детей
даже с небес вернулась,
вы только её любите,
не раньте её поцелуи.
