«Магом» и «верховным жрецом» называли Валерия Брюсова современники-литераторы… Волевой, гордый и властный вождь поэзии Серебряного века пытался охватить своим творчеством все темы, все жанры, весь мир. В репертуаре этого «чародея» есть стихотворение, выделяющееся на фоне его мистического творчества, – «Библия». Как же выглядит «книга книг» в интерпретации самого таинственного поэта русской литературы? Продолжаем наш проект «50 великих стихотворений».
Содержание
"Библия"
Исторический контекст
Автор
О произведении
Отсылки к Библии
Непонятные слова
Библия
О, книга книг! Кто не изведал,
В своей изменчивой судьбе,
Как ты целишь того, кто предал
Свой утомленный дух — тебе!
В чреде видений неизменных,
Как совершенна и чиста —
Твоих страниц проникновенных
Младенческая простота!
Не меркнут образы святые,
Однажды вызваны тобой:
Пред Евой — искушенье Змия,
С голубкой возвращенной — Ной!
Все, в страшный час, в горах, застыли
Отец и сын, костер сложив;
Жив облик женственной Рахили,
Израиль-богоборец — жив!
И кто, житейское отбросив,
Не плакал, в детстве, прочитав,
Как братьев обнимал Иосиф
На высоте честей и слав!
Кто проникал, не пламенея,
Веков таинственную даль,
Познав сиянье Моисея,
С горы несущего скрижаль!
Резец, и карандаш, и кисти,
И струны, и певучий стих —
Еще светлей, еще лучистей
Творят ряд образов твоих!
Какой поэт, какой художник
К тебе не приходил, любя:
Еврей, христианин, безбожник,
Все, все учились у тебя!
И сколько мыслей гениальных
С тобой невидимо слиты:
Сквозь блеск твоих страниц кристальных
Нам светят гениев мечты.
Ты вечно новой, век за веком,
За годом год, за мигом миг,
Встаешь — алтарь пред человеком,
О Библия! о книга книг!
Ты — правда тайны сокровенной,
Ты — откровенье, ты — завет,
Всевышним данный всей вселенной
Для прошлых и грядущих лет!
Исторический контекст
Валерий Брюсов пишет стихотворение «Библия» в 1918 году в Москве. К этому моменту в связи с Октябрьской революцией и начинающейся Гражданской войной происходят серьезные подвижки в литературе. Символизм – крупнейшее литературное течение, лидером которого был Валерий Брюсов, перестал отвечать духу времени.
Владимир Маяковский. Кадр из фильма "Барышня и хулиган" (1918 г.)
На литературной арене хозяйничают новые направления, которые поддерживают революционные идеи и которым благоволит власть. Главной фигурой, объединившей поэзию и революцию в своем творчестве, стал футурист Владимир Маяковский. Параллельно продолжают свою деятельность авторы, которых традиционно относят к Серебряному веку русской литературы (Блок, Гумилёв, Есенин, Волошин, Цветаева и другие). Часть писателей, испугавшись Революции, теряет связь с «новой» Россией и покидает страну, формируя новый художественный пласт – литературу русского зарубежья.
На этом фоне Валерий Брюсов в своем творчестве обращается к бессмертной теме религии и бессмертной книге – Библии.
Автор
Валерий Брюсов (1873-1924) в первую очередь известен как поэт-основатель главнейшего в Серебряном веке литературного направления – символизма – и как фигура, которая повлияла практически на всех представителей русской литературы рубежа XIX-XX вв.
Поэты-символисты пытались раскрыть в своей поэзии таинственную сущность мира, используя особый язык – язык символов, который понятен только избранным (зачастую только самим символистам). Поэты использовали нелогичные и неожиданные образы. Каждое стихотворение являлось ребусом для читателя. Ярким примером символистской поэзии можно считать стихотворение Брюсова «Творчество»:
Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине
В символистский период своего творчества поэт особенно отличался тщеславием и самовлюбленностью, мечтал стать главным поэтом эпохи. Так, свой первый сборник стихотворений в 1895 году он озаглавил "скромно" – «Шедевры» («Chefs d’oeuvre»).
Михаил Врубель. Портрет Валерия Брюсова. 1906 г.
Главной религией в то время для вождя символизма было творчество. Художественному дару поэт поклонялся словно божеству.
Брюсов не был глубоко верующим человеком, но вопросами веры и религии интересовался всегда. Он вырос в купеческой семье, где царили материалистические и атеистические порядки: «о религии в нашем доме и помину не было».
При этом он признавался поэтессе Зинаиде Гиппиус: «Да, я на распутье (…) если я и не верую еще, то хочу и ищу узнать». Одним из показательных примеров обращения Брюсова к тексту Библии является стихотворение «Конь блед» (1904 год), где описывается страшное апокалиптическое видение: на улицах города появляется всадник, „которому имя «смерть»„ (Откр. 6;8). В этом стихотворении позже увидели предсказание катаклизмов в России в первой половине ХХ века.
Валерий Брюсов. Египетский раб. Читает автор
В поэте всегда преобладало богоборческое начало. Известны красноречивые строки Брюсова: «И Господа, и Дьявола хочу прославить я» (1901 год). Но он всегда признавал величие Библии, которую поэт внимательно читал со своими собратьями по перу (К. Бальмонтом, А. Белым и др.). Брюсов отводил Писанию важную роль и утверждал, что, «если бы ему нужно было бы ограничить число читаемых книг, то он оставил бы три: «Библию, Гомера и Шекспира».
Валерий Брюсов, в 1900-х (до 1917)
К моменту написания стихотворения «Библия» (1918 г.) Брюсов прекращает играть роль лидера символизма и наставника молодых поэтов. Теперь он переходит к академической деятельности, переводит европейских авторов, читает лекции, работает в разнообразных советских учреждениях, участвует в московской издательской жизни. Отношение поэта к вере и религии меняется. Он серьезно подходит к религиозным проблемам, деля в своей библиотеке книги на определенные разделы: «Библейские истории», «Церковные книги», «Богословие», «Святое писание», «История церкви».
Итогом эволюции взглядов на роль христианства в жизни поэта и на место Библии в ней Брюсов излагает в своем стихотворении «Библия».
По своему торжественному настроению стихотворение Брюсова напоминает оды XVIII века. Поэт восхваляет «книгу книг», пишет оду Библии. Естественно, что поэт не использует сложный язык эпохи Державина и Ломоносова, но пишет в том же русле, используя слова и образы, понятные и для современников Брюсова, и для нас.
Брюсов, подтверждая влияние Библии на все искусства, говорит, что и «резец, и карандаш, и кисти» призваны создавать образы «книги книг».
Брюсов был прекрасным переводчиком (поэт переводил Гёте, Гюго, Метерлинка, Уайльда и др.) и мог с полной уверенностью сказать, что Библия в той или иной степени повлияла как на писателей и художников, так и на простого человека: «Еврей, христианин, безбожник, Все, все учились у тебя!».
Интересно, что «Библия» на фоне ранних символистских стихотворений Брюсова выглядит очень прозрачно и очевидно. Однако некоторые значимые библейские имена и сюжеты, связанные с их носителями, нуждаются в объяснении.
Отсылки к Библии
Всего в четырех четверостишиях Брюсов пересказал в хронологическом порядке важные события и истории героев двух первых ветхозаветных книг (Бытия и Исхода).
Праматерь и праведник
Начинает вереницу героев стихотворения первая женщина и праматерь человеческого рода Ева (имя Ева переводится как «жизнь»). Брюсов напоминает читателю историю о грехопадении первых людей. Поддавшись искушению дьявола, явившегося ей в виде змия, Ева, а за ней и ее муж Адам, вкусили в раю запретный плод с древа познания добра и зла, нарушив заповедь Бога. За это Ева и Адам были лишены бессмертия и изгнаны из Эдема (рая) ангелом, посланным Богом (Быт. 3-20).
«Ной выпускает ворона и голубя», нидерландская миниатюра, 1450—1460. Автор: DREUX, Jean; MASTER of Margaret of York; HENNECART, Jean, Общественное достояние
Следующим героем, которого упоминает Брюсов в этом же четверостишии, является праведник Ной. В наказание за развращенный образ жизни людей Господь послал на землю Великий потоп. Только Ной, оказавшийся единственным, кто жил чистой жизнью и почитал Бога, получил весть об этом бедствии. Ной по наставлению Бога построил огромный корабль – ковчег. Праведнику было велено взять с собой домочадцев, а также животных «по паре, мужеского пола и женского» (Быт. 7; 9). Начался потоп, все истребилось с земли: остался только Ной и то, что было с ним в ковчеге (Быт. 7; 23). Ковчег странствовал пять месяцев, пока, наконец, вода не остановилась. Когда поверхность земли высохла, обитатели ковчега смогли выйти на сушу. Началась новая эпоха в жизни людей (Быт. 7-8).
Брюсов не забыл упомянуть важного героя истории о Великом потопе –голубя. Чтобы узнать, сошла ли с земли вода, и есть ли на поверхности что-то живое, Ной послал голубя, который однажды возвратился с масличным листом в клюве, «и Ной узнал, что вода сошла с земли» (Быт. 8;11). Голубь часто упоминается в Библии и обладает целым спектром символических значений (символ Святого Духа, символ чистоты и невинности). В стихотворении Брюсова, как и в истории о ковчеге, голубь считается добрым вестником, возвещающим мир с Господом.
Красавица и жертвоприношение
В следующих четырех строках автор обращается к драматической истории Авраама и его сына Исаака. Однажды Бог решил испытать веру Авраама: Он повелел принести в жертву его единственного сына Исаака. Как человек, Авраам безутешно страдал, но как преданный служитель Бога он не сомневался в Его справедливости и мудрости.
Придя к вершине горы Мория, он устроил там «жертвенник, разложил дрова, и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров» (Быт. 22; 9). Но Господь вознаградил Авраама, послав ангела, который не позволил пролиться крови Исаака и возвестил старцу, что Бог лишь испытывал его. Авраам стал образцом истинно верующего человека.
Рахиль. Автор: Мауриций Готтлиб — This thread, source not specified., Общественное достояние
Здесь же Брюсов не обделяет вниманием еще один важный библейский женский образ – красавицу Рахиль. Именно она считается праматерью всего израильского народа (о нём Брюсов упоминает в этом же четверостишии). Согласно Библии, этот народ является избранным Богом для того, чтобы через него «совершить спасение падшего человечества». Историю о них поэт Серебряного века излагает в следующих четырех строках.
Иосиф и его братья
Иосиф был любимым сыном Иакова (Быт. 37-50). За это его возненавидели братья и хотели убить. Но, передумав проливать кровь, бросили в ров. В это время мимо проезжали египетские купцы, и братья решили продать им Иосифа.
Иосиф открывается братьям в Египте. Автор: Анонимный автор — http://www.van-ham.com, Общественное достояние, https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=12250314
Оказавшись в Египте, Иосиф претерпевает различные злоключения, но, благодаря своей способности истолковывать сны, достигает власти. После того, как его братья, страдая от голода, прибыли в Египет, он дал им пищу и кров. Иосиф не только не отомстил за их бессердечность и жестокость, а проявил к ним братскую любовь и учтивость.
Пророк и скрижали
Завершает цепочку ветхозаветных героев пророк Моисей. Именно он считается автором первых пяти книг Библии. Он – вождь израильского народа. Именно ему на вершине горы Синай Господь вручил каменные таблички (скрижали) с высеченными на них десятью заповедями – религиозно-моральными предписаниями (Исх. 20-24).
Таким образом, в своем стихотворении «Библия» Валерий Брюсов определил исключительную роль Священного писания в жизни каждого человека, выделив ключевые библейские ветхозаветные образы для искусства, литературы и живописи.
Непонятные слова
Резец – инструмент с лезвием для резания чего-нибудь. Пример: резец скульптора.
Скрижаль – табличка, доска с текстом (как правило, священным). По библейскому сказанию, 10 заповедей Моисея были начертаны на двух каменных скрижалях.
Есть у меня мечта заветная одна
Есть у меня мечта заветная одна:
Чтоб каждому желанно, безусловно
Открылась вдруг по-родственному, кровно
Страниц священных мощь и глубина. ..
Чтоб каждый, как бесценнейший бриллиант,
Хранил святую Истину всецело,
И наслаждался Ею лишь умело,
Листая сей нетленный Фолиант.
2000г. Сотниченко А.
Измученный жизнью суровой
Измученный жизнью суровой,
Не раз я себе находил
В глаголах предвечного Слова
Источник покоя и сил.
Как дышат святые их звуки
Божественным чувством любви,
И сердца тревожного муки
Как скоро смиряют они.
Здесь всё в чудно сжатой картине
Представлено Духом Святым:
И мир, существующий ныне,
И Бог, управляющий им,
И сущего в мире значенье,
Причина, и цель, и конец,
И вечного Сына рожденье,
И крест, и терновый венец.
Как сладко читать эти строки,
Читая, молиться в тиши,
И плакать, и черпать уроки
Из них для ума и души!
1853г. Никитин И.
Не лёгкий жребий, не отрадный
Не лёгкий жребий, не отрадный,
Был вынут для тебя судьбой,
И рано с жизнью беспощадной
Вступила ты в неравный бой.
Ты билась с мужеством немногих
И в этом роковом бою
Из испытаний самых строгих
Всю душу вынесла свою.
Нет, жизнь тебя не победила,
И ты в отчаянной борьбе
Ни разу, друг, не изменила
Ни правде сердца, ни себе.
Но скудны все земные силы:
Рассвирепеет жизни зло —
И нам, как на краю могилы,
Вдруг станет страшно тяжело.
Вот в эти-то часы с любовью
О книге сей ты вспомяни —
И всей душой, как к изголовью,
К ней припади и отдохни.
О, Книга книг! Кто не изведал
О, Книга книг! Кто не изведал,
В своей изменчивой судьбе,
Как ты целишь того, кто предал
Свой утомлённый дух — тебе!
В чреде видений неизменных,
Как совершенна и чиста —
Твоих страниц проникновенных
Младенческая простота!
Не меркнут образы святые,
Однажды вызваны тобой:
Пред Евой — искушенье змия,
С голубкой возвращённой — Ной!
Все в страшный час, в горах, застыли
Отец и сын, костёр сложив;
Жив облик женственной Рахили,
Израиль-богоборец — жив!
И кто, житейское отбросив,
Не плакал, в детстве, прочитав,
Как братьев обнимал Иосиф
На высоте честей и слав!
Кто проникал, не пламенея,
Веков таинственную даль,
Познав сиянье Моисея,
С горы несущего скрижаль!
Резец, и карандаш, и кисти,
И струны, и певучий стих —
Ещё светлей, ещё лучистей
Творят ряд образов твоих!
Какой поэт, какой художник
К тебе не приходил, любя:
Еврей, христианин, безбожник,
Все, все учились у тебя!
И столько мыслей гениальных
С тобой невидимо слиты:
Сквозь блеск твоих страниц кристальных
Нам светят гениев мечты.
Ты вечно новой, век за веком,
За годом год, за мигом миг,
Встаёшь — алтарь пред человеком,
О Библия! о Книга книг!
Ты — правда тайны сокровенной,
Ты — откровенье, ты — завет,
Всевышним данный всей вселенной
Для прошлых и грядущих лет!
Припадаю к источнику свежести
Припадаю к источнику свежести,
Окунаюсь во влагу лицом,
Умываюсь потоками нежности,
Посылаемой в душу Отцом.
Водопадом срываюсь в объятья,
Его крепких и любящих рук.
Словно волны, со мной мои братья
Замыкают в слиянии круг.
Тихим шагом ступаю я в реку,
Режет камень хрустальный поток.
Что же нужно ещё человеку?
Лишь живительной влаги глоток.
Углубляюсь неспешно всё дальше,
На стремнину Божественных вод.
Омываясь от пота и фальши,
Наблюдаю в струе небосвод.
Отдаюсь на поруки теченью;
Слышу силу несущей реки,
И, отбросив остатки сомненья,
Я ныряю уму вопреки.
От восторга слегка нахлебавшись,
Ощутив упоительный вкус,
В глубине без испуга оставшись,
Понимаю, что это ИИСУС!
По привычке, что в теле осталась,
Я барахтаюсь, хочется всплыть.
Задержавшись на самую малость,
Вспоминаю, что можно поныть.
Но пленяет духовная бездна.
Святый Боже! В Тебе я тону!
Плоть противится, но бесполезно,
Внемля духу, иду я ко дну.
Я ныряльщик в глубины Христовы.
На плечах акваланг — Дух Святой!
В океан под названием «СЛОВО»,
Целиком ухожу, с головой.
Наслаждаясь живою водою,
Я плыву в изумрудном раю.
Дух мой зачат был этой средою,
Растворяясь в ней, Дом узнаю.
Океан Благодати от Бога,
Переполнены счастьем моря.
В них даров и обителей много.
Так сорви же смелей якоря,
Приковавшие душу к утробе
Крепкой цепью сомнительных нужд.
И едва намочив только ноги,
Выбегаешь на берег, что чужд.
Ты узнаешь, что это не страшно;
Невозможно в Любви утонуть.
Страх, омыв, станешь дух настоящий,
Как ИИСУС сможешь в бурю уснуть.
Духом Божьим набравшись до края,
Изольёшься как свежий родник,
Как те реки, что вышли из рая,
Как на горной вершине ледник.
Или ливнем пройдёшь по долине,
Напоив засыхающий сад.
Водоём, затянувшийся тиной,
Оживит сокрушительный град.
Приходите к источнику Жизни!
Пейте воду, купайтесь в реке!
К океану с названьем «Отчизна»,
Путь лежит от слезы на щеке…
Пусть эта книга священная
Надпись в Евангелие
Пусть эта книга священная
Спутница вам неизменная
Будет везде и всегда.
Пусть эта книга спасения
Вам подаёт утешение
В годы борьбы и труда.
Эти глаголы чудесные,
Как отголоски небесные
В грустной юдоли земной,
Пусть в ваше сердце вливаются —
И небеса сочетаются
С чистою вашей душой.
1883г. Романов К.
Старинное благоговенье
Двух нежных рук оттолкновенье —
В ответ на ангельские плутни.
У нежных ног отдохновенье,
Перебирая струны лютни.
Где звонкий говорок бассейна,
В цветочной чаше откровенье,
Где перед робостью весенней
Старинное благоговенье?
Окно, светящееся долго,
И гаснущий фонарь дорожный.
Вздох торжествующего долга
Где непреложное: "не можно".
В последний раз — из мглы осенней —
Любезной ручки мановенье.
Где перед крепостью кисейной
Старинное благоговенье?
Он пишет кратко — и не часто.
Она, Психеи бестелесней,
Читает стих Экклезиаста
И не читает Песни Песней.
А песнь всё та же, без сомненья,
Но — в Боге всё моё именье —
Где перед Библией семейной
Старинное благоговенье?
1920г. Цветаева М.
Стучится дождь тихонечко в окошко
Стучится дождь тихонечко в окошко,
И ветер стонет жалостно над крышей,
Ушло всё в даль устало, безнадёжно,
Но я твой голос, как и прежде слышу;
Ты поучаешь добрым наставленьем
Стремиться к Богу духом в восхищеньи,
И замирает с радостным стремленьем,
Моя душа в чудеснейшем общеньи;
Лишь ты смогла наполнить дивным счастьем
Мой каждый день познания ученья,
Ты помогла с разумнейшим участьем
Постичь любовь Христа в долготерпеньи;
Тебе хочу – премудрая, святая,
Жизнь посвятить, коль даст Господь уменье,
Ты, Библия, извечно молодая —
Источник жизни, радость Откровенья!
Три брата было нас
Три брата было нас: я — младший. Мы играть
Однажды собрались. Нас отпустила мать.
— Ступайте, — говорит, — да чур не напроказить!
В саду не рвать цветов, по лестницам не лазить!
А мы по лестнице тотчас же на чердак.
Трудненько было нам, но взлезли кое-как;
Меж разной утварью стоял там шкап огромный…
Глядь: книга на шкапу лежит громадой темной,
Чернеет переплет. Стащили мы с трудом
Ту книгу. Это был большой тяжелый том.
Раскрыли: ладаном запахло, храмом Бога,
И сколько радости! Картинок много, много!
Мы сели в уголок — и уж куда играть!
Давай рассматривать и кое-как читать!
А книга, между тем, как на шести ступенях,
У нас, у всех троих, лежала на коленях.
Надолго увлеклись мы чтением тогда,
И после каждый день тянуло нас туда.
То Библия была. Иное непонятно
Казалось нам, но все так веяло приятно!
И больше, больше все ребяческой душой
Вникать в святой рассказ входило нам в привычку,
С тем ощущением, как будто бы рукой
Мы нежно гладили по перьям Божью птичку».
