Его зарыли в шар земной,
А был он лишь солдат,
Всего, друзья, солдат простой,
Без званий и наград.
Ему как мавзолей земля —
На миллион веков,
И Млечные Пути пылят
Вокруг него с боков.
На рыжих скатах тучи спят,
Метелицы метут,
Грома тяжелые гремят,
Ветра разбег берут.
Давным-давно окончен бой.
Руками всех друзей
Положен парень в шар земной,
Как будто в мавзолей.
"Нас в бой послал народ страны родимой,
Он дал наказ: «Ты будь с врагом суров!»
И мы идем лавиной несдержимой.
Нас в бой ведет товарищ Катуков."
В ЛЕСУ ПРИФРОНТОВОМ
В лесу прифронтовом, лежат уж сколько лет,
Бойцы, кого давным-давно, на белом свете нет.
Лежат они, и ждут, когда же вспомнят и о них,
Земля родная – защитниках твоих.
О них забыли, и теперь уже не нужен никому,
Солдат, повергший в прах земного САТАНУ.
Победа, та, за что они пролили свою кровь,
Марается сегодня мразью вновь и вновь.
От блеска Победы той глаза слепит,
Тем, кто даже с ней и рядом не стоит.
Героев тех марая, поднять хотят величие свое,
Но как известно, у импотентов не встает!
стих Михаила Светлова, написанный им в 1943 г. Произвел на меня большое впечатление. на мой взгляд очень сильный стих.
ИТАЛЬЯНЕЦ
Черный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца,-
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый.
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!
Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!
Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.
Разве среднего Дона излучина
Иностранным ученым изучена?
Нашу землю — Россию, Расею —
Разве ты распахал и засеял?
Нет! Тебя привезли в эшелоне
Для захвата далеких колоний,
Чтобы крест из ларца из фамильного
Вырастал до размеров могильного.
Я не дам свою родину вывезти
За простор чужеземных морей!
Я стреляю — и нет справедливости
Справедливее пули моей!
Никогда ты здесь не жил и не был.
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застекленное в мертвых глазах.
В горах под Пешаваром, в Пакистане,
Решив позор плененья кровью смыть,
В ночь группа пленных подняла восстанье,
Чтобы хоть день свободными прожить.
И пусть нас мало, но никто не дрогнул,
Хоть жерла смерти нам в глаза глядят.
Советские солдаты – это значит,
Что даже мертвых нас не победят.
Нас не сломили рабские колодки,
И даже автоматы нас не взяли.
Враги трусливо всех прямой наводкой
Из пушек пакистанских расстреляли.
Нам Родина звездой далекой светит,
И ловит взгляд призывный этот свет.
Мы не отступим ни за что на свете,
И малодушных между нами нет.
Ведем сраженье, но уходят силы,
Живых все меньше, шансы не равны.
Знай, Родина, тебе не изменили
Твои в беду попавшие сыны!
Был у майора Деева
Товарищ — майор Петров,
Дружили еще с гражданской,
Еще с двадцатых годов.
Вместе рубали белых
Шашками на скаку,
Вместе потом служили
В артиллерийском полку.
А у майора Петрова
Был Ленька, любимый сын,
Без матери, при казарме,
Рос мальчишка один.
И если Петров в отъезде,—
Бывало, вместо отца
Друг его оставался
Для этого сорванца.
Вызовет Деев Леньку:
— А ну, поедем гулять:
Сыну артиллериста
Пора к коню привыкать!—
С Ленькой вдвоем поедет
В рысь, а потом в карьер.
Бывало, Ленька спасует,
Взять не сможет барьер,
Свалится и захнычет.
— Понятно, еще малец!—
Деев его поднимет,
Словно второй отец.
Подсадит снова на лошадь:
— Учись, брат, барьеры брать!
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
У майора была.
Прошло еще два-три года,
И в стороны унесло
Деева и Петрова
Военное ремесло.
Уехал Деев на Север
И даже адрес забыл.
Увидеться — это б здорово!
А писем он не любил.
Но оттого, должно быть,
Что сам уж детей не ждал,
О Леньке с какой-то грустью
Часто он вспоминал.
Десять лет пролетело.
Кончилась тишина,
Громом загрохотала
Над родиною война.
Деев дрался на Севере;
В полярной глуши своей
Иногда по газетам
Искал имена друзей.
Однажды нашел Петрова:
«Значит, жив и здоров!»
В газете его хвалили,
На Юге дрался Петров.
Потом, приехавши с Юга,
Кто-то сказал ему,
Что Петров, Николай Егорыч,
Геройски погиб в Крыму.
Деев вынул газету,
Спросил: «Какого числа?»—
И с грустью понял, что почта
Сюда слишком долго шла.
А вскоре в один из пасмурных
Северных вечеров
К Дееву в полк назначен
Был лейтенант Петров.
Деев сидел над картой
При двух чадящих свечах.
Вошел высокий военный,
Косая сажень в плечах.
В первые две минуты
Майор его не узнал.
Лишь басок лейтенанта
О чем-то напоминал.
— А ну, повернитесь к свету,—
И свечку к нему поднес.
Все те же детские губы,
Тот же курносый нос.
А что усы — так ведь это
Сбрить!— и весь разговор.
— Ленька?— Так точно, Ленька,
Он самый, товарищ майор!
— Значит, окончил школу,
Будем вместе служить.
Жаль, до такого счастья
Отцу не пришлось дожить.—
У Леньки в глазах блеснула
Непрошеная слеза.
Он, скрипнув зубами, молча
Отер рукавом глаза.
И снова пришлось майору,
Как в детстве, ему сказать:
— Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
У майора была.
А через две недели
Шел в скалах тяжелый бой,
Чтоб выручить всех, обязан
Кто-то рискнуть собой.
Майор к себе вызвал Леньку,
Взглянул на него в упор.
— По вашему приказанью
Явился, товарищ майор.
— Ну что ж, хорошо, что явился.
Оставь документы мне.
Пойдешь один, без радиста,
Рация на спине.
И через фронт, по скалам,
Ночью в немецкий тыл
Пройдешь по такой тропинке,
Где никто не ходил.
Будешь оттуда по радио
Вести огонь батарей.
Ясно?— Так точно, ясно.
— Ну, так иди скорей.
Нет, погоди немножко.—
Майор на секунду встал,
Как в детстве, двумя руками
Леньку к себе прижал:—
Идешь на такое дело,
Что трудно прийти назад.
Как командир, тебя я
Туда посылать не рад.
Но как отец. Ответь мне:
Отец я тебе иль нет?
— Отец,— сказал ему Ленька
И обнял его в ответ.
— Так вот, как отец, раз вышло
На жизнь и смерть воевать,
Отцовский мой долг и право
Сыном своим рисковать,
Раньше других я должен
Сына вперед посылать.
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
У майора была.
— Понял меня?— Все понял.
Разрешите идти?— Иди!—
Майор остался в землянке,
Снаряды рвались впереди.
Где-то гремело и ухало.
Майор следил по часам.
В сто раз ему было б легче,
Если бы шел он сам.
Двенадцать. Сейчас, наверно,
Прошел он через посты.
Час. Сейчас он добрался
К подножию высоты.
Два. Он теперь, должно быть,
Ползет на самый хребет.
Три. Поскорей бы, чтобы
Его не застал рассвет.
Деев вышел на воздух —
Как ярко светит луна,
Не могла подождать до завтра,
Проклята будь она!
Всю ночь, шагая как маятник,
Глаз майор не смыкал,
Пока по радио утром
Донесся первый сигнал:
— Все в порядке, добрался.
Немцы левей меня,
Координаты три, десять,
Скорей давайте огня!—
Орудия зарядили,
Майор рассчитал все сам,
И с ревом первые залпы
Ударили по горам.
И снова сигнал по радио:
— Немцы правей меня,
Координаты пять, десять,
Скорее еще огня!
Летели земля и скалы,
Столбом поднимался дым,
Казалось, теперь оттуда
Никто не уйдет живым.
Третий сигнал по радио:
— Немцы вокруг меня,
Бейте четыре, десять,
Не жалейте огня!
Майор побледнел, услышав:
Четыре, десять — как раз
То место, где его Ленька
Должен сидеть сейчас.
Но, не подавши виду,
Забыв, что он был отцом,
Майор продолжал командовать
Со спокойным лицом:
«Огонь!»— летели снаряды.
«Огонь!»— заряжай скорей!
По квадрату четыре, десять
Било шесть батарей.
Радио час молчало,
Потом донесся сигнал:
— Молчал: оглушило взрывом.
Бейте, как я сказал.
Я верю, свои снаряды
Не могут тронуть меня.
Немцы бегут, нажмите,
Дайте море огня!
И на командном пункте,
Приняв последний сигнал,
Майор в оглохшее радио,
Не выдержав, закричал:
— Ты слышишь меня, я верю:
Смертью таких не взять.
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Никто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
У майора была.
В атаку пошла пехота —
К полудню была чиста
От убегавших немцев
Скалистая высота.
Всюду валялись трупы,
Раненый, но живой
Был найден в ущелье Ленька
С обвязанной головой.
Когда размотали повязку,
Что наспех он завязал,
Майор поглядел на Леньку
И вдруг его не узнал:
Был он как будто прежний,
Спокойный и молодой,
Все те же глаза мальчишки,
Но только. совсем седой.
Он обнял майора, прежде
Чем в госпиталь уезжать:
— Держись, отец: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
Теперь у Леньки была.
Вот какая история
Про славные эти дела
На полуострове Среднем
Рассказана мне была.
А вверху, над горами,
Все так же плыла луна,
Близко грохали взрывы,
Продолжалась война.
Трещал телефон, и, волнуясь,
Командир по землянке ходил,
И кто-то так же, как Ленька,
Шел к немцам сегодня в тыл. 1941
От героев былых времен не осталось порой имен, —
Те, кто приняли смертный бой, стали просто землей и травой.
Только грозная доблесть их поселилась в сердцах живых.
Этот вечный огонь, нам завещаный одним, мы в груди храним.
Посмотри на моих бойцов, целый свет помнит их в лицо,
Вот застыл батальон в строю, снова старых друзей узнаю.
Хоть им нет двадцати пяти — трудный путь им пришлось пройти.
Это те, кто в штыки поднимался, как один, те, кто брал Берлин.
Нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой.
И глаза молодых солдат с фотографий увядших глядят.
Этот взгляд, словно Высший Суд для ребят, что сейчас растут.
И мальчишкам нельзя ни солгать, ни обмануть, ни с пути свернуть.
Ярко звезды горят,
И в кремлевском саду
Неизвестный солдат
Спит у всех на виду.
Над гранитной плитой
Вечный свет негасим.
Вся страна сиротой
Наклонилась над ним.
Он не сдал автомат
И пилотку свою.
Неизвестный солдат
Пал в жестоком бою.
Неизвестный солдат –
Чей-то сын или брат,
Он с войны никогда
Не вернется назад.
Ярко звезды горят,
И в кремлевском саду
Неизвестный солдат
Спит у всех на виду.
Свет зажгли мы ему
Под стеною Кремля,
А могила ему –
Вся земля, вся земля.
Шагает по России полк бессмертный
По Ялте, Краснодару и Москве.
Портрет родной несут в руках заветный,
В Калуге, Магадане, Бугульме.
Колоннами идёт, гордясь, Россия
И держит фотографии солдат,
Ведь каждая из них для нас — святыня,
За ними Курск, Смоленск и Сталинград.
Мы будем лишь тогда непобедимы:
Когда в строю бессмертного полка,
Все станем с ветеранами едины
И подвиг их прославим на века!
В окопах и траншеях, в блиндажах
До сей поры убитые лежат.
Не всех ещё погибших извлекли
Из защищённой павшими земли.
Одно лишь им осталось на веку:
В бессмертном числиться полку.
Хранит на сына похоронку мать.
О нём всю жизнь дано ей горевать.
И муж пришёл с война на костылях.
А сколько полегло их на полях?!
Одно лишь им осталось на веку:
В Бессмертном числиться полку!
Уйдут в небытие иные дни.
Но не погаснут никогда огни –
Как дань поклона памяти людской –
Огни Победы над святой Москвой!
А память будет плыть через века
В строю Бессмертного полка!
На Красной площади стою,
Как будто тоже состою
Из лиц Бессмертного полка,
Планету спасших на века.
В одном из будущих веков
Вам улыбнусь, и был таков.
Но с крыши школы помашу,
Где бомбы Гитлера гашу.
И моя мать из тех же лиц,
Из шедших с армией певиц,
И сорван голос был, но он
Остался в шелесте знамен.
Ее отец попал в ГУЛАг,
Но невидимкой брал Рейхстаг,
И не смутили никого
Два ромба, сорванных с него.
Он свой допрос не мог взять в толк:
«Товарищ твой Тамбовский волк!»
Вставай, мой дед, в Бессмертный полк!
Великий физик и герой
Спас нас от третьей мировой,
и был на Съезде свист и вой
Над гениальной головой –
Но его голос не умолк.
Встань, Сахаров, в Бессмертный полк!
А Пастернак был инвалид,
Но жил, как совесть жить велит.
Стал добровольцем на войне,
пробил романом брешь в стене,
и в эту брешь на зов Земли
шестидесятники прошли!
Стал Пушкин в том полку певцом,
Всех лиц того полка лицом,
И подарил народу цель,
Как путь, светящийся в метель
Превыше всяких поз и битв –
«…народы распри позабыв…»
. И не иссякнет Русь, пока
Течет великая река
Из лиц Бессмертного полка.
Память прошлых лет
Нас зовет туда,
Где горел огонь,
Где была война.
Небо, помрачнев,
Плакало дождем,
И любая мать
Домой сына ждет.
Не хотел войны
Наш простой народ,
Но зовет труба,
Наш настал черед.
Победить врага,
Победить фашизм,
Друг, держись пока,
Милый мой, держись.
В прошлое зовет
Праздник всей страны.
Лишь бы не судьба
С горечью войны…
Похоронка пришла
Накануне ПОБЕДЫ.
Не успела оплакать
И о горе поведать.
Слёзы в горле застряли,
Надломилась душа,
И накинув платок,
Она в поле пошла.
На земле рапластавшись,
Во весь голос кричала.
Что же ты, проклятущая,
Сына забрала?
Все сказав, прокричав,
Слезы выплакав в поле,
Возвращалась домой,
Отложив свое горе.
И с сельчанами вместе,
ПОБЕДУ встречала,
И за павших в боях,
Тоже рюмку подняла…
Так ПОБЕДУ встречать,
Сына вдруг потерявши,
Может только лишь мать,
С ним навек попрощавшись…
Когда это будет, не знаю:
В краю белоногих берез
Победу девятого мая
Отпразднуют люди без слез.
Поднимут старинные марши
Армейские трубы страны,
И выедет к армии маршал,
Не видевший этой войны.
И мне не додуматься даже,
Какой там ударит салют,
Какие там сказки расскажут
И песни какие споют.
Но мы-то доподлинно знаем,
Нам знать довелось на роду,-
Что было девятого мая
Весной в сорок пятом году.
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.
Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь весёлых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
На окраины молча спешат.
Им нельзя задержаться, остаться –
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
Окликать их и звать их – напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
Качается рожь несжатая .
Шагают бойцы по ней .
Шагаем и мы —
девчата ,
Похожие на парней.
Нет , это горят не хаты —
То юность моя в огне .
Идут по войне девчата ,
Похожие на парней .
