АК БАТЫР
В. Соловьёву
В синих цветах цикорий,
Тягуче полынь дурманит.
Над маревом плоскогорий –
Солнце в гранёном стакане.
У старой разбитой берёзы
Над могилою Ак Батыра*
Люди на полном серьёзе
Просят защиты и мира.
Звучат гортанные речи,
Вяжется нить поколений.
Плавятся недалече
Котлы жертвоприношений.
Сядем к трапезе горсткой,
Помянем прадедов наших –
Славянских, финно-угорских,
Великую Русь распахавших.
Оставлю монетку на память,
Ветвь обвяжу я лентой –
Может быть, легче станет
Племенам, рассеянным где-то.
За прошлых и будущих сирых,
За тех, кто уже явился,
Над могилою Ак Батыра
Я бережно помолился.
Окинув разгул природы,
Подумал: вряд ли спасусь я…
Висел под небесным сводом
Немой укор Иисуса.
* – герой марийского эпоса
СЕВЕРНЫЕ НАПЕВЫ
Я уезжаю на Север,
А вы оставайтесь дома.
Включите мне «hall» и «reverb» –
Не хватает пространств и объёма.
Замучили жаркие думы,
Раскалённые сковородки!
Я уезжаю в чумы
Косматой северной тётки.
Заснеженные народы,
С медленной кровью братья,
Хватит травить анекдоты!
Всех вас хочу обнять я.
Слезайте с полярной вышки,
Сядем скорей в салазки.
Сияний северных вспышки
Вам прищурили глазки.
Давайте-ка, братья, лучше
Съедим замороженный овощ –
Американских чукчей
Гуманитарную помощь.
Сядем к костру поближе,
Выкурим трубку мира.
Пламя щёки оближет,
Оттает под снегом лира.
Дайте хомус мне в зубы,
Я наиграю напевы
Фригидной, недружелюбной
Снеговой королевы.
Сугробы в пуху и гребнях,
Плоским блином – пустыня.
Весь мир – большая деревня,
И это понял я ныне.
Чумы выглядят чинно,
В них кипят самовары.
С Полярной звезды всё видно,
И стыдно за наши свары.
Ржут обнаглевшей рожей
Жители старой Европы.
Себе на уме мы тоже –
Простим нелепые трёпы.
Встану я на колени
Перед карликовой берёзкой.
Ветви-рога оленьи
Бегут далёкой полоской.
Какие здесь, братцы, (ух ты!)
Необозримые виды.
Надену шкуры и унты
И в космос открытый выйду.
Еду дальше на север.
Скрипучая сладкая дрёма.
Я закрываю «server».
Снег висит невесомо.
P.S.
Пусть искривлённый критик
Орёт, что я всё напутал.
Вы же в котле сидите,
А я на Севере – тута.
Поэза не для хрестоматий,
А для таких же прикольных.
А недовольные (мать их!) –
Они всегда недовольны.
Сидящие в электричках,
Разгадывающие сканворды,
Я посылаю вам личный
Иероглиф в унылые морды.
Вы наскальные линии
Средь массовеющей чуши
Читайте сердцем наивным.
Ваш вечно – Авгий Конюшин.
БЕЛЫЕ ЗВЕРИ
(Рассказ соседки по купе)
Три выстрела из ракетницы –
Три звезды для меня и ребёнка.
За нами бежала медведица,
И с нею два медвежонка.
Неслись они белые-белые
По вечному снежному насту,
А ноги мои онемелые
Как будто бы были в ластах.
На шее у зверя датчики –
Из космоса наблюдали:
Спутники, перехватчики,
ГРИНПИС, НЛО и так далее.
Будь проклята Книга Красная –
Не убить нам белого зверя!
Суд и штраф, как монстры клыкастые,
Набегали, пасти шеперя.
Я тоже была с детёнышем,
У дочки глаза раскрыты –
И нитка жизни всё тоньше,
И нет никакой защиты.
Я слышала сзади дыхание
Звериной жестокой натуры.
А ноги – ноль понимания –
Вязли и вязли, дуры.
Не хочу быть разорванной в клочья,
И уж если такое дело –
Разорву, разгрызу, раскурочу!
Я – такая же! Я – озверела!
И, быть может, почувствовав мой испуг
Иль услышав звериного бога,
Остановилась медведица вдруг
И пошла обратной дорогой.
Средь больничной сплошной гололедицы
Дочка бредила: «Мама, видишь?!»
И созвездье Большой Медведицы
К ней спускались всё ниже и ниже.
ШАМАНСКИЙ БУБЕН
В. Балахмею
Путь труден.
Шаман, шаман,
Бей в бубен –
Шамань, шамань!
На склоне – снега,
А в долине – лето.
Здесь баба-яга
Живет рядом где-то.
Небо течет, как река.
До него два шага.
Царапает облака
Гора Манарага.
Колотушка,
Со всей силы бей, бей
В старый бубен!
Созови, шаман, к нам гостей –
Хоть чертей!
Веселей будет!
Склонилась горы
Камень-глава.
Горят костры
Язычества.
Искры взлетают
Во тьму, во тьму.
И гаснут-тают
В дыму, в дыму.
Пляши, гуди
С пеной у рта.
Что впереди?
Немота.
Воронкой втянуло
Млечный Путь в каменный чум.
Праздник полярного
Гула-разгула –
Бум-бум!
Шурум-бум!
Бурум-бум!
А когда отзвучит
Эхо северных магий,
Ты помолчи
У Манараги.
Пространство души
Заполнено шумом.
А ты не спеши –
Всё передумай.
Средь высот,
И пустот
И вселенского молчания
Сердце,
Как бубен,
Бьёт, бьёт и бьёт.
От отчаянья!
МЕТЕОРИТ
Над нами вдруг разорвался
Тунгусский метеорит.
Каждый, как мог, спасался.
Шкура на мне горит.
Земля, прости своих подданных!
Ужас стучит в висок…
Все дерева обглоданы.
Тлеют трава и песок.
Сквозь дымную гарь и копоть,
Кашляя до тошноты,
Рвём когти – нам надо топать!
Безликие мы скоты!
Где ты, чистая зелень,
Неядовитый ручей?
На тысячи вёрст расстрелян
Лес. Он теперь ничей.
Пожар позади остался,
Я мордой упал на плато.
И кто-то с неба смеялся,
Но я не расслышал – кто.
ГАМАЮН
Снова над Лысой горой
Вечер сгущает краски.
Мы древнее с тобой
Идолов острова Пасхи.
Мы испытали всё.
Мы все достигли цели.
Изобрели колесо
И в сфинксе окаменели.
Ветер-дурак свистит
Над садами Семирамиды.
С голых бездушных плит
Видим: заветы забыты.
Зачем же тревожите вы
Наши усталые тени?
Вы опоздали, увы,
Мыслящие плоды растений!
А для Господних орбит,
Невидимых вашим глазом,
Матрица сохранит
Куцый искусственный разум.
Нам не дано осуждать
Вас за дела и мысли.
Сами себя карать
Станете в высшем смысле.
Нам лишь дано вещать
Вам о грядущей доле.
Боже, как жаль опять
Колос, цветущий в поле.
МАРИЯ
Несовершенно летняя,
Несовершенно зимняя
Обрастает сплетнями
Путаными, длинными.
А глаза раскосые,
А осанка царская…
Шла орда монгольская,
Шла орда татарская.
Кровь перемешалась вся,
Всё не успокоится.
Тёмная красавица,
И коса до пояса.
Там, где появилась ты,
Там – тайга дремучая.
По какой же милости
Жгут они и мучают,
Очи азиатские.
СНЕЖНАЯ КОЛЫБЕЛЬ
Мы приехали с Севера,
Нас догнала зима.
Даже тот, кто не веровал,
Понял, что здесь САМА.
Руки дерев протянуты,
Сквозь пальцы сыплется снег.
Покинутых и обманутых
Не успокоить вовек.
Ветер ещё перелистывает
Недочитанную листву.
Всё, что казалось немыслимым,
Произошло наяву.
Душу мою мятежную
Запеленала метель
И уложила в снежную
Нежную колыбель.
НЕ ВИДНО
Уже упал снег.
Уже окреп лёд.
Уже истёк век
И вот…
Она забрела в дом,
Взяла с полки старый том,
Открыла – а со страниц
Стая вспорхнула птиц.
Это птицы зимы,
Сделав вечерний круг,
Всё, что оставили мы,
Выбелили вокруг.
Вот и замёрз проток,
Остановился сок,
Питающий кудри крон.
Всё погрузилось в сон.
Будет весной день:
В яркую синь-звень
Жизнь двинется вверх-вперёд,
Продолжится круговорот.
И принимай как есть.
И провожай навек.
Может, весной здесь
Будет другой человек.
ЗИМНЯЯ СПЯЧКА
(Медвежья идиллия)
В берлоге уютно,
Струится парок.
Рябок шалопутный
Проверил свисток.
Ничто не тревожит.
Я лапу сосу…
И, боже мой, боже,
Как тихо в лесу!
По пуху, по насту
Порой прошуршит
Какой-то ушастый
Лесной индивид.
И тянутся в соты
Медовые сны,
И хватит дремоты
До самой весны.
О, зимняя спячка
Под снегом в норе!
Но смертная драчка
На белом ковре.
Кому-то неймётся,
Кого-то ведёт
Любовное «хотца»,
Голодный живот.
Достаточно жира
На мшистых боках.
Я вышел из мира
На время – пока.
И всё, что случится,
Я знаю давно…
Позёмки кружится
Веретено.
Но только не надо
В берлогу с ружьём,
Хоть ясно, что гадам
Закон нипочём.
Мне снятся ромашки,
С опятами пень.
Трубит в роще тяжко
Любовник-олень.
И звери и люди
В азарте борьбы…
Так было.
Так будет.
Эх, выспаться бы!
ПАРМА
Н. Минуллиной
Спрятанная от веры,
Закрытая на засов –
Земля Кудым-Оша и Перы*
Лежит в объятиях снов,
Подпоясана кушаком.
И бегут нехитрым узором
Песни, спетые ветерком,
Про её леса и озёра.
Плывут облака над ней
И таинственны, и величавы.
Я не знаю: что мне милей –
Подснежники или купавы?
В чём, подскажи, секрет
Твоего поднебесного звона?
А может, его и нет –
Только древние корни и крона.
Проснись и открой глаза,
Умойся цветов росою!
Но шумят и шумят леса…
А душа искололась о хвою.
* – герои коми-пермяцкого эпоса
Тайны обрядов уходят в века,
Их унесла временная река.
В памяти смутные пламени блики,
Еле слышны иступленные крики,
Гулкое эхо поет в небесах,
Племя танцует под бубны в лесах.
Вторя ночным завываниям выпи,
Старый Шаман заклинаньями сыпет.
Стонут деревья, внимая ударам,
Тени стволов скачут в такт барабанам,
Небо моргает звездами глаз,
Глядя, как люди впадают в экстаз.
Рыжий костер режет полости мглы,
Дышат угли в лица паром смолы.
Сознанье дурманится дымным угаром,
В танце тела пыщут огненным жаром.
Жгучее пламя болезни иссушит,
Излечатся раны, очистятся души,
Под дикие ритмы, в горячей волне,
Невзгоды сгорают в кипящем огне.
От бешеных плясок воздух искрится,
Туша оленя на сучьях дымится.
Племя в себя силу зверя вбирает,
Духи лесные протяжно вздыхают.
Небо с Землею местами сменились,
Люди, деревья впотьмах растворились.
Звезды исчезли, погасли огни,
Лес в одеянии сплошной пелены.
Зыбкой реальности порвана нить,
Только Луна продолжает светить…
Нет ничего, лишь слышатся звуки,
Пенье Шамана, да бубнов постуки:
Грома раскаты — «Тук-тууук».
В сердце накаты — «Стук-стууук».
Бубнов набаты — «Тук-тууук».
Эха возвраты — «Стук-стууук…»
…В памяти смутные пламени блики,
Еле слышны иступленные крики,
Гулкое эхо поет в небесах,
Племя, танцуя, застыло в веках…
Затянуто небо, взвывает гроза
И запах азона стоит,
Лишь изредка молния слепит глаза,
Но что она нам говорит?
На мрачном холме, в одинокой пещере
Жил сильный шаман и молился богам,
К нему приходили за помощью звери
И жертву вносили шаманским волкам.
От них он черпал много силы природы,
А небо стихии давало ему
И с лёгкостью он, изменяя погоду,
Врагов отправлял прямо в вечную тьму.
Шаманский тотем поглощает урон,
От порчи излечит и выведит яд
И корнями враг будит в миг окружен,
А в магме они очень быстро вскипят.
А боги все злее, не рады шаманом —
Им больше страданий и жертв подавай…
Он стал штормом в море, он стал ураганом,
Бежит, испускает неистовый лай.
Дубину огромную крепко сжимает,
Ярость его опленяла и гнев,
Свирепо и гроздно всех быстро карает,
Языческой силой, шаман, овладев.
Сблизился с целью, тотемы под ноги,
Шок ледяной и бури удар.
«Не стой никогда у меня на дороге!
За Тралла! За орков! Лок’Тар Огар!»
Небо дым в себя вдохнет
От священного посла.
Снова Бог меня зовет,
Отзываясь на слова.
Я развею свой дурман
Над просторами земли,
Чтобы злые те слова
Вновь вернутся не смогли.
Я кромсаю сталью плоть,
Чтобы душу изменить.
Я пытаюсь побороть,
Чтобы снова победить.
Когда силы нет в конец,
Когда вышел весь дурман,
Назову себя — мертвец.
Назову себя — шаман.
Я сдираю кожу с лиц,
Чтобы маски повернуть.
Я вбирал железо спиц,
Собираясь снова в путь.
Кто не знал, о чем поет,
Тот давил в себе обман.
Собираясь в свой полет,
Умирал душой шаман.
