Красива ты как корпус танка.
Как башня грудь твоя полна.
Как вал коленчатый проворна.
Как пушка ты горда, стройна.
Ты горяча как радиатор.
Поверь мне девичья душа,
Как новенький аккумулятор,
Без подзарядки хороша.
Твои глаза как фары блещут
И как цилиндры дышит грудь,
И губы как катки трепещут
Когда я к ним хочу прильнуть.
Клянусь я всеми клапанами,
Клянусь поршнями, шатунами,
И передачей бортовой
Люблю тебя как танк родной!
Советский танк попал в болота —
Еловая прогнулась гать.
Его бомбили с самолета,
Его фашистская пехота
Под вечер стала окружать.
Крича, строча из автоматов,
Солдаты, как из-под земли,
Осматриваясь воровато,
К нему со всех сторон ползли.
Немецкий танк подкрался с тыла,
Чтоб наш разить его не мог.
Широкозадый, тупорылый,
Он заревел, что было силы;
Налег на цель и поволок.
Вода и грязь текли с металла.
Осенний день совсем погас.
Но кто видал,
Когда бывало,
Чтоб на цепи водили нас?
Едва из топкого болота
Наш танк втянули на увал,
Как вдруг шарахнулась пехота:
Мотор включенный заработал,
Зарокотал,
Забушевал.
Взгремев утробою железной,
Рванулся танк. Сама земля
К нему под гусеницы лезла:
Вперед, к своим — он в ров безлесный
Пошел по травам, гром стеля.
Пошел лугами к дальним хатам,
Подмяв пенек, подрезав ствол, —
Он сам уже врага повел! —
На третьей скорости, На пятой,
На двадцать пятой он пошел.
Казалось, ветер в поле стих.
Казалось, сосны молодели:
На танк во все глаза глядели,
И камни серые хотели,
Чтоб он оставил след на них.
Влюбился Танк в одну Подлодку,
С дитём оставив Самоходку.
Хоть случай тут и нетипичный,
Но дети танка — эротичны! —
Особенно длиннющий ствол
И гусеницы или ленты.
Но раз он лодку так развёл,
То кто заплатит алименты?
Да тот, на чьих плечах погоны,
То есть Министр Обороны!
Пролит на люк победы спирт,
Вчера был взят рейхстаг,
На улице Берлина спит
Уставший русский танк.
Он знал, что точно победит,
Сжав люки отступал,
И вот теперь в Берлине спит
Уставший русский танк.
От Сталинграда и Москвы
Солярою пропах
На улице Берлина спит
Уставший русский танк.
В земле своей, земле чужбин
Терял однополчан,
И вот теперь в Берлине спит
Уставший русский танк.
Броню и банды кровопийц
На траки намотав,
На улице Берлина спит
Уставший русский танк.
Мечтал во сне в конце войны,
Как поле он пахал
И как оглох от тишины
Уставший русский танк.
Едут танки, деревья ломая,
Стрекот гусениц рвёт тишину.
Прочертилась на карте прямая —
Значит снова пора на войну.
Ранним утром тропинки умыло
Моросящим весенним дождём.
Мне так важно припомнить, что было
До того, как с небес грянул гром.
Я ведь точно умел жить иначе:
Строил планы, смеялся, любил.
Но теперь очень много ли значит
То, что я потерял, позабыл?
Едут танки, деревья ломая,
Горизонта пылают края.
Небо выдержит это, я знаю.
Небо выдержит всё, но не я.
Когда по миру грянут танки,
Падучей хваткой греет сталь,
Не поместиться в эти рамки,
Не отогреть в себе февраль.
Не отыскать, что скрыто в омут,
Не быть алмазом в серебре,
Земли родной глухие стоны,
Не слышать тем, кто был в тебе.
Навеяли ветрами мысли,
Надежда все еще живет,
Гадает календарь на числа,
На простынях любовь цветет.
Все будет так, как надо богу,
Заслуги не купить вином,
Ищи, народ, свою дорогу,
Под власти навесным крылом.
Вот здесь он шел. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.
Но под рукою не было врача,
И он привстал, от хромоты страдая,
Разбитое железо волоча,
На раненую ногу припадая.
Вот здесь он, все ломая, как таран,
Кругами полз по собственному следу
И рухнул, обессилевший от ран,
Купив пехоте трудную победу.
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Пришли еще дымящиеся танки
И сообща решили в глубь земли
Зарыть его железные останки.
Он словно не закапывать просил,
Еще сквозь сон он видел бой вчерашний,
Он упирался, он что было сил
Еще грозил своей разбитой башней.
Чтоб видно было далеко окрест,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Прибив звезду фанерную на шест —
Над полем боя памятник посильный.
Когда бы монумент велели мне
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Я б на гранитной тесаной стене
Поставил танк с глазницами пустыми;
Я выкопал его бы, как он есть,
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Невянущая воинская честь
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Когда по миру грянут танки,
Падучей хваткой греет сталь,
Не поместиться в эти рамки,
Не отогреть в себе февраль.
Не отыскать, что скрыто в омут,
Не быть алмазом в серебре,
Земли родной глухие стоны,
Не слышать тем, кто был в тебе.
Навеяли ветрами мысли,
Надежда все еще живет,
Гадает календарь на числа,
На простынях любовь цветет.
Все будет так, как надо богу,
Заслуги не купить вином,
Ищи, народ, свою дорогу,
Под власти навесным крылом.
Советский танк попал в болота —
Еловая прогнулась гать.
Его бомбили с самолета,
Его фашистская пехота
Под вечер стала окружать.
Крича, строча из автоматов,
Солдаты, как из-под земли,
Осматриваясь воровато,
К нему со всех сторон ползли.
Немецкий танк подкрался с тыла,
Чтоб наш разить его не мог.
Широкозадый, тупорылый,
Он заревел, что было силы;
Налег на цель и поволок.
Вода и грязь текли с металла.
Осенний день совсем погас…
Но кто видал,
Когда бывало,
Чтоб на цепи водили нас?
Едва из топкого болота
Наш танк втянули на увал,
Как вдруг шарахнулась пехота:
Мотор включенный заработал,
Зарокотал,
Забушевал.
Взгремев утробою железной,
Рванулся танк. Сама земля
К нему под гусеницы лезла:
Вперед, к своим — он в ров безлесный
Пошел по травам, гром стеля.
Пошел лугами к дальним хатам,
Подмяв пенек, подрезав ствол, —
Он сам уже врага повел! —
На третьей скорости, На пятой,
На двадцать пятой он пошел.
Казалось, ветер в поле стих.
Казалось, сосны молодели:
На танк во все глаза глядели,
И камни серые хотели,
Чтоб он оставил след на них.
Вот здесь он шел. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.
Но под рукою не было врача,
И он привстал, от хромоты страдая,
Разбитое железо волоча,
На раненую ногу припадая.
Вот здесь он, все ломая, как таран,
Кругами полз по собственному следу
И рухнул, обессилевший от ран,
Купив пехоте трудную победу.
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Пришли еще дымящиеся танки
И сообща решили в глубь земли
Зарыть его железные останки.
Он словно не закапывать просил,
Еще сквозь сон он видел бой вчерашний,
Он упирался, он что было сил
Еще грозил своей разбитой башней.
Чтоб видно было далеко окрест,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Прибив звезду фанерную на шест —
Над полем боя памятник посильный.
Когда бы монумент велели мне
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Я б на гранитной тесаной стене
Поставил танк с глазницами пустыми;
Я выкопал его бы, как он есть,
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Невянущая воинская честь
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.
Жизнь танкиста
Под звуки танков
И под тусклый лампы свет,
Лежу одна в кровати и скучаю,
А может сделать бы ему м.ньет?
Но нет, не хочет он, я точно знаю!
Вокруг клубится сигаретный дым
И пива выпито без счета,
А танк геройски едет в самый тыл
и не страшится вражеского гнета!
В его глазах отвага и пожар!
А хуеплетики я вас догнал!
Кричит он мне в объятии экстаза
И улыбается счастливый как дитя!
Наверно танки все же как проказа.
Смотрю уже давно в родную спину,
Вот бы обнять его, прижать к себе,
Но все желания летят в могилу.
В такой неравной мне не справится борьбе.
Забыл он, что такое сон, моргнуть нельзя,
А то «арта» накроет
И главное не получить урон,
А голову уж скоро седина покроет.
И так проходят дни и ночи и года,
Зима в весну, а пятница в субботу,
Ведь с танками он навсегда…
Ну ладно буду спать, мне завтра на работу.
Если бы танки по небу летали, как птицы,
Гнёзда бы вили на крышах домов генеральских,
Осенью б стаей снимались они на манёвры
И возвращались весною откладывать яйца
Со скорлупой из брони многотонной…
Влюбился Танк в одну Подлодку,
С дитём оставив Самоходку.
Хоть случай тут и нетипичный,
Но дети танка — эротичны! —
Особенно длиннющий ствол
И гусеницы или ленты…
Но раз он лодку так развёл,
То кто заплатит алименты?
Да тот, на чьих плечах погоны,
То есть Министр Обороны!
Красива ты как корпус танка.
Как башня грудь твоя полна.
Как вал коленчатый проворна.
Как пушка ты горда, стройна.
Ты горяча как радиатор.
Поверь мне девичья душа,
Как новенький аккумулятор,
Без подзарядки хороша.
Твои глаза как фары блещут
И как цилиндры дышит грудь,
И губы как катки трепещут
Когда я к ним хочу прильнуть.
Клянусь я всеми клапанами,
Клянусь поршнями, шатунами,
И передачей бортовой
Люблю тебя как танк родной!
