Тургенев вернулся в Россию
И видит: Отечества дым
Спадает под ноги босые
Крестьянским ребятам худым.
Спадает – как напрочь восторги
От всех либеральных реформ,
Спадает на тюрьмы, остроги,
Сдержавшие праведный шторм.
И видит писатель все те же
В стране выражения лиц.
Цензура и рубит, и режет
Пиитов обеих столиц.
Попавшись в житейские сети,
Устав от безумных затей,
Отцами становятся дети
И дружно ругают детей.
Тургеневские, милый мой, места,
Тургеневский ракитник над водою,
Тургеневская сила естества
В деревнях, изрубцованных войною.
Ты, знаешь ли, наплывы на коре?
Чтоб там, внутри, курсировали соки,
Стволы с железной хваткой лекарей
Самим себе накладывали скобки.
Тургеневская средняя Россия.
Мне тут оказан ласковый прием
Едва знакомой женщиной из Мценска.
Грибы едим и чай до пота пьем.
И ставим чайник на «Курьер Юнеско».
Такой знакомый запах от грибов,
От свежей булки, испеченной к чаю…
И все это похоже на любовь
Ко всем? К тебе? К Тургеневу?
Не знаю…
Был Лев Толстой — большой писатель,
«Войны и мира» он создатель!
В литературе был он гений…
И рядом с ним — Иван Тургенев!
Любой роман нас впечатляет,
И прелесть слога восхищает.
Памяти И.С. Тургенева
Себя в глазах Забвенья обесценив
И вознеся к Бессмертью фолиант
Своих трудов, ушел от нас Тургенев,
Угас поэт, — угас, как бриллиант.
Он накормил, он кормит наши думы,
И вкусен сытный хлеб его ума.
Питайте им, кого объяла тьма!
Питайте им, кого мечты угрюмы!
О, братья! пусть с приветливостью детской
Отыщем мы местечко в сердце, где б
Не умерли ни Лиза, ни Лаврецкий —
Наш воздух, счастье, свет и хлеб!
Ну, вот и слабость, даром то, что взрослый,
Хочу взвести курки и не могу.
И на штанины собираю росы
С больших ромашек в Бежином лугу.
Издалека сюда, издалека я
Россия – бесконечные пути,
Ты вся необходимая такая,
А всю тебя никак не обойти.
И никакие розовые дали
Не смогут сердца русского понять,
И если наши подданства меняли,
То родины не думали менять.
И если гребни от Октябрьской бури
Хлестали через край, как ни ряди.
Россией был рожден писатель Бунин
И жил он с русской Родиной в груди.
Какие б ветры в ней не бушевали
Она с тобой в веселье и тоске,
Тургенев, умирая в Буживале,
Страдал по ней на русском языке
Измученный в конец недугом тяжким,
Проваливаясь в забытьи во мглу,
Еще он видел, как цветут ромашки
Не где-нибудь, а в Бежином лугу.
Вздыхает парк, кусты черемух вспенив,
Прислушиваясь к перекличке птах
Мы ждем: вот-вот появится Тургенев
В видавшей виды шляпе, сапогах.
Широким шагом он пройдет сквозь годы,
Как сквозь чащобу проходить привык.
Охотник, нелукавый друг природы,
Из детских снов серебряный старик.
Придет, и остановится под дубом,
Окрестность взглядом озарит своим,
И все, что в жизни нам казалось грубым,
Вдруг станет ясным, добрым и простым.
Покличешь – и деревья отзовутся…
Не в этом ли все волшебство искусства.
Во Франции –
Его второй России –
На лавочке у книжного лотка
Сидели два, как статуи, седые,
Друг другу незнакомых старика
— У Вас. — хотел сказать и не осилил
— У Вас, наверно, выпал первый снег?
Тургенев встал:
— Вы знаете Россию?
Наш русский снег?
Разливы наших рек?
И подал руку с дружеской улыбкой?
Старик неловко, как ребенок, сполз:
— К несчастью, знаю…
И, прервав заминку,
Он выдавил беспомощно:
— Дантес…
Ушел Тургенев.
Дождь лениво капал,
А в сквере, в неприметном уголке,
Сидел убийца, и дрожала палка
В тридцать седьмом недрогнувшей руке.
Тургенев шел…
Вокруг давились смехом,
А он все шел от недуга багров.
Вместились в нем:
Россия с красным снегом
И Франция с Полиной Виардо.
Закрыта книга… Белые страницы,
Сомкнувшись накрепко, не шелестят,
Но мысли, как встревоженные птицы,
Куда-то вдаль без устали летят.
Свое волнение в душе не скрою,
Вновь образы из памяти зову,
И светлый мир тургеневских героев
Встает передо мною наяву.
Так любящий свою страну Инсаров,
Не сдавшийся у жизни на краю,
Все в мире отрицающий Базаров
И Санин, предавший любовь свою.
Тургеневские девушки… Как нежны,
Решительны порою и мудры.
Их не страшит удел судьбы мятежной,
В любви они так искренни, добры.
Героев радости и огорченья,
Боль отреченья и любви слова.
Здесь в каждой строчке есть свое значенье,
Рождает мысли каждая глава.
Жизнь тороплива, не стоит на месте,
Мир переменчив каждый день и час,
Но вечные вопросы долга, чести,
Любви, добра всегда тревожат нас.
И я страницу открываю снова,
Вновь вчитываюсь в строчки, не спеша.
И в светлый мир тургеневского слова
Погружена опять моя душа…
В полях поэта русской прозы
Туманным утром веет звук,
Там светлый странник сквозь берёзы
Выходит вновь на Бежин луг.
Идет он статный, убелённый
Своей почтенной сединой,
А за холмами, там влюблённый
Гуляет юноша весной.
Он весь объят мечтой. И снова,
Он, на возвышенность взбежав
В потоке вдохновенья слова
Воскликнул, тайну вопрошав!
И книги птицами взлетели
Вокруг него виясь, кружа,
И лица со страниц метели,
Как звёзды взмыли, как душа…
Ах, где ты, молодец?! За старцем
Восходят, молоды всегда,
Аркадий с Катей в нежном танце.
Журчит малинова вода
Идёт… поля росою блещут.
В душистой свежести долин
Сияет солнце! Лён трепещет…
И ветер сладок от былин…
Памяти И. С. Тургенева*
Уходят дни. И вот уж десять лет
Прошло с тех пор, как смерть к тебе склонилась.
Но смерти для твоих созданий нет,
Толпа твоих видений, о поэт,
Бессмертием навеки озарилась.
В немом гробу ты спишь глубоким сном.
Родной страны суровые метели
Рыдают скорбно в сумраке ночном,
Баюкают тебя в твоей постели
И шепчут о блаженстве неземном.
Ты заслужил его. Во тьме невзгоды,
Когда, под тяжким гнетом, край родной,
Томясь напрасной жаждою свободы,
Переживал мучительные годы,
Ты был исполнен думою одной:
Кумир неволи сбросить с пьедестала,
Живой волной ударить в берега,
Сломить ту силу, что умы сковала, —
И ты поклялся клятвой Ганнибала —
Жить лишь затем, чтоб растоптать врага.
И ты спустился в темные пучины
Народной жизни, горькой и простой,
Пленяющей печальной красотой,
И подсмотрел цветы средь грязной тины,
Средь грубости — любви порыв святой.
И слился ты с той светлою плеядой,
Пред чьим огнем рассеялася тьма,
Пред чьим теплом растаяла зима;
Нахлынули борцы живой громадой —
И пала крепостничества тюрьма.
Но в этот миг, зиждительный и чудный,
Ты не хотел душою отдохнуть,
Святым огнем твоя горела грудь,
И вот опять — далекий, многотрудный,
Перед тобой открылся новый путь.
Дворянских гнезд заветные аллеи.
Забытый сад. Полузаросший пруд.
Как хорошо, как все знакомо тут!
Сирень, и резеда, и эпомеи,
И георгины гордые цветут.
Затмилась ночь. Чуть слышен листьев ропот.
За рощей чуть горит луны эмаль.
И в сердце молодом встает печаль.
И слышен чей-то странный, грустный шепот.
Кому-то в этот час чего-то жаль.
И там вдали, где роща так туманна,
Где луч едва трепещет над тропой, —
Елена, Маша, Лиза, Марианна,
И Ася, и несчастная Сусанна —
Собралися воздушною толпой.
Знакомые причудливые тени,
Создания любви и красоты,
И девственной и женственной мечты, —
Их вызвал к жизни чистый, нежный гений,
Он дал им форму, краски и черты.
Не будь его, мы долго бы не знали
Страданий женской любящей души,
Ее заветных дум, немой печали;
Лишь с ним для нас впервые прозвучали
Те песни, что таилися в тиши.
Он возмутил стоячих вод молчанье,
Запросам тайным громкий дал ответ,
Из тьмы он вывел женщину на свет,
В широкий мир стремлений и сознанья,
На путь живых восторгов, битв и бед.
Вот почему, с любовью вспоминая
О том, кто удалился в мир иной,
Пред кем зажегся светоч неземной,
Здесь собралась толпа ему родная,
С ним слившаяся мыслию одной:
Пусть мы с тобой разлучены судьбою
Уж десять невозвратных долгих лет,
Но ты, наш друг, учитель и поэт,
Средь нас живешь! Сверкает над тобою
Бессмертия нетленный, чистый свет!
Константин Бальмонт
______________________________
* Было прочитано автором 31-го октября 1893 года в Москве, в заседании Общества любителей российской словесности, посвященном памяти И. С. Тургенева. (Прим. К. Бальмонта.)
