Собакевич Михаил Семенович — персонаж поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души», помещик на пятом десятке, с видом и повадками весьма похожий на «средней величины медведя». Гоголь подчеркивает сходство Собакевича с медведем. С медведем ассоциируется его имя (фрак на нем был тоже «совершенно медвежьего цвета»), привычка беспрестанно наступать на чужие ноги (он и «сам чувствовал за собою этот грех»), постройки, крепкая и неуклюжая мебель; известно, что отец его один на медведя хаживал, да и Собакевич здоровьем не обижен — «ни разу не был болен».
Содержание
Описание внешности
Цвет лица Собакевич «имел каленый, горячий, какой бывает на медном пятаке». Природа недолго мудрила над лицом Собакевича и употребляла все крупный инструмент: «хватила топором раз — вышел нос, хватила в другой — вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на свет, сказавши: “Живет!”»
Когда Чичиков увидел Собакевича из окна, лицо его напомнило ему тыкву, в контраст с лицом супруги, похожим на огурец. Из-за медвежьей неповоротливости шеи он при разговоре не глядел на собеседника, но всегда или на угол печки, или на дверь. Сапог у него был такого исполинского размера, что для него трудно было найти ногу.
Основные черты
Основные черты Собакевича — это ум, деловитость, практическая хватка, но при этом для него характерны прижимистость, какая-то тяжеловесная устойчивость во взглядах, характере, образе жизни. Эти черты заметны уже в самом Портрете героя, который похож на медведя «средней величины». Даже зовут его Михайлом Семеновичем. «Для довершения сходства фрак на нем был совершенно медвежьего цвета, рукава длинны, панталоны длинны, ступнями ступал он и вкривь и вкось и наступал беспрестанно на чужие ноги.
Интерьер дома Собакевича
На картинах в его гостиной были гравированы греческие полководцы в полный рост, «с такими толстыми ляжками и неслыханными усами, что дрожь проходила по телу». Между ними, «неизвестно каким образом и для чего, поместился Багратион, тощий, худенький, с маленькими знаменами и пушками внизу и в самых узеньких рамках». Далее следовала греческая героиня Бобелина с крепкими и пышными формами, у которой «одна нога казалась больше всего туловища тех щеголей, которые наполняют нынешние гостиные». Возле Бобелины висела клетка с дроздом темного цвета с белыми крапинками, очень похожим на Собакевича. «…Все было прочно, неуклюже в высочайшей степени и имело какое-то странное сходство с самим хозяином дома; в углу гостиной стояло пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь. Стол, кресла, стулья… каждый предмет… казалось, говорил: «И я тоже Собакевич!» или: «И я тоже очень похож на Собакевича!»
Усадьба Собакевича
Деревня Собакевича довольно велика: два леса, березовый и сосновый, располагались справа и слева от нее. Посредине виднелся деревянный дом с мезонином, вроде тех, как строят «для военных поселений и немецких колонистов». На одной стороне все окна были заколочены хозяином — из удобства, но одно маленькое было проверчено, вероятно, для темного чулана. Из четырех колонн на фасаде одну хозяин выкинул. Дом был окружен крепкой и неимоверно толстой деревянной решеткой — «помещик, казалось, хлопотал много о прочности». Конюшни, сараи и кухни были построены из полновесных и толстых бревен, рассчитанных «на вековое стояние», деревенские избы мужиков тоже были срублены на диво: все было пригнано плотно и как следует, хотя не видно было «резных узоров и прочих затей». Колодец был обделан дубом, идущим на мельницы и корабли.
Речевая характеристика Собакевича
Хозяева не спешили начать разговор, молчание для Чичикова становилось тягостным, и он сам его прервал. Суждения Собакевича о людях резки и неуклюжи: председатель палаты — «дурак, какого свет не производил», губернатор — «первый разбойник в мире», таков же и вице-губернатор, помощник прокурора — «первый хапуга в мире». Полицеймейстер — «мошенник <…>, продаст, обманет, еще и пообедает с вами! Я их знаю всех: это всё мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек — прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья».
Обед у Собакевича
Едят у Собакевича обстоятельно — в гостиной выпили по рюмке водки, закусив соленостями и иными «возбуждающими благодатями», затем подались в столовую. Однако щи и няня (бараний желудок, начиненный гречневой кашей, мозгом и ножками) служат для Собакевича поводом обругать приготовление пищи в городе («там вам черт знает что подадут!», кота вместо зайца, например). «Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот, и устрицы тоже не возьму: я знаю, на что устрица похожа <…> Это бараний бок с кашей! Это не те фрикасе, что делаются на барских кухнях из баранины, какая суток по четыре на рынке валяется! Это все выдумали доктора немцы да французы, я бы их перевешал за это! Выдумали диету, лечить голодом! Что у них немецкая жидкостная натура, так они воображают, что и с русским желудком сладят! <…> Толкуют: просвещенье, просвещенье, а это просвещенье — фук! Сказал бы и другое слово, да вот только что за столом неприлично. У меня не так. У меня когда свинина — всю свинью давай на стол, баранина — всего барана тащи, гусь — всего гуся!»
За обедом он и поступил соответственно — съел половину бараньего бока, обгрыз, обсосал до последней косточки. Затем последовали ватрушки величиной с тарелку, индюк ростом с теленка, набитый «всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что все ложилось комом в желудке». После обеда в гостиной оказалось еще варенье на блюдечках, «ни груша, ни слива, ни иная ягода», а «редька, варенная в меду». Хозяин мог только лежать в креслах и покряхтывать, крестясь и закрывая рот рукою.
Так же поступит он и на завтраке у полицеймейстера по случаю покупки Чичиковым крестьян: Собакевич издали наметил осетра и, оставив без внимания все мелочи — икру, семгу, сыр, пристроился к осетру и в четверть часа «доехал его всего», так что хозяину не удалось поразить гостей этим «произведением природы». Собакевич же «пришипился так, как будто и не он, и… тыкал вилкой в какую-то сушеную маленькую рыбку». После обеда он мог только сидеть в креслах, и разошедшийся Чичиков зря тратил на него красноречие — Собакевич только хлопал глазами.
Реакция Собакевича на предложение Чичикова
Пространную речь Чичикова касательно перевода мертвых душ на его имя Собакевич слушал молча, наклонив голову, совершенно без выражения на лице, а потом спросил очень просто: «Вам нужно мертвых душ?» — и изъявил желание продать их по сто рублей «за штуку», в то время как Чичиков намеревался дать «красную цену» — «восемь гривен».
Во время затянувшейся торговли Собакевич нахваливает свой товар — у других «дрянь, а не души, а у меня что ядреный орех» — каретник Михеев, делавший рессорные экипажи; плотник Степан Пробка, силищи неимоверной и трезвости примерной; кирпичник Милушкин, ставивший печь в каком угодно доме; сапожник Максим Телятников, который «что шилом кольнет, то и сапоги… и хоть бы в рот хмельного»; Еремей Сорокоплехин, приносивший оброку по пятьсот рублей.
Собакевич видит одно: «товар» Чичикову нужен, и поэтому неохотно снижает цену до 75, 50, 30 рублей, за что Чичиков про себя обозвал его «кулаком». В ответ на угрозу Чичикова отказаться от сделки и купить товар в другом месте Собакевич намекает на возможность разглашения его подозрительных деяний, за что испугавшийся предприниматель наградил его в мыслях словечком «подлец», но внешне продолжал хладнокровно держаться. Собакевич, не желая упустить возможность сделки, снова усадил гостя и предложил 25 рублей, но, получив отказ, в конце концов согласился на два с полтиной из «нрава собачьего» — доставить удовольствие ближнему. При объяснении чиновникам поступка Чичикова именно Собакевич придумал удобную версию о том, что он продал крестьян живыми, но при переселении бывает всякое, они могли и умереть.
Он сам аккуратно и точно составил список крестьян с указанием похвальных качеств каждого, отца и матери, с обозначением их поведения. После этого он потребовал задаток и с неохотой составил расписку, придерживая в это время деньги пальцем левой руки и сделав потом замечание, что «бумажка-то старенькая». Чичиков отказался от «женского пола», но впоследствии оказалось, что Собакевич ввернул-таки в список Елизавету Воробей, написав это имя как «Елизаветъ», то есть как бы переведя ее в мужской пол. Потом Чичиков упрекнет Собакевича за обман, парируя его вопрос о цене души у Плюшкина, на что Собакевич лишь отойдет к гостям (дело происходило на завтраке у полицеймейстера).
Недоверчивость, подозрительность и плутовство видны и в конце визита Чичикова — Собакевич высматривал, куда поедет Чичиков.
В присутствии, при оформлении купчей крепости, Собакевич держит слово, данное Чичикову, сохраняет сделку в тайне: лицо его «не шевельнулось», когда Чичиков расписывал свое имение перед председателем палаты. Собакевич, в свою очередь, сочинил на ходу, что каретник Михеев жив, а умер его брат; все проданные живы, продал он их якобы потому, что «нашла дурь». Характерно, однако, что Чичиков больше всего при этом опасается именно Собакевича.
Собакевич следует четвертым в галерее гоголевских помещиков. Образ этот сравнивают с шекспировским Калибаном, однако много в нем и чисто русского, национального.
Основные черты Собакевича — это ум, деловитость, практическая хватка, но при этом для него характерны прижимистость, какая-то тяжеловесная устойчивость во взглядах, характере, образе жизни. Эти черты заметны уже в самом Портрете героя, который похож на медведя «средней величины». Даже зовут его Михайлом Семеновичем. «Для довершения сходства фрак на нем был совершенно медвежьего цвета, рукава длинны, панталоны длинны, ступнями ступал он и вкривь и вкось и наступал беспрестанно на чужие ноги. Цвет лица имел каленый, горячий, какой бывает на медном пятаке».
В портрете Собакевича ощутим гротескный мотив сближения героя с животным, с вещью. Тем самым Гоголь подчеркивает ограниченность интересов помещика миром материальной жизни.
Качества героя Гоголь раскрывает также посредством пейзажа., интерьера и диалогов. Деревня Собакевича «довольно велика». Слева и справа от нее расположены «два леса, березовый и сосновый, как два крыла, одно темное, другое светлее». Уже леса эти говорят о хозяйственности помещика, его практической сметке.
Полностью соответствует внешнему и внутреннему облику хозяина и его усадьба. Собакевич нисколько не заботится об эстетичности, внешней красоте окружающих его предметов, думая лишь об их функциональности. Чичиков, подъезжая к дому Собакевича, отмечает, что при постройке, очевидно, «зодчий беспрестанно боролся со вкусом хозяина». «Зодчий был педант и хотел симметрии, хозяин — удобства…», — замечает Гоголь. Это «удобство», забота о функциональности предметов проявляется у Собакевича во всем. Двор помещика окружен «крепкою и непомерно толстою деревянного решеткой», конюшни и сараи сделаны из полновесных, толстых бревен, даже деревенские избы мужиков «срублены на диво» — «все …пригнано плотно и как следует».
Обстановка в доме Собакевича воспроизводит тот же «крепкий, неуклюжий порядок». Стол, кресла, стулья — все «самого тяжелого и беспокойного свойства», в углу гостиной стоит «пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь». На стенах висят картины «греческих полководцев» — необыкновенно крепких и рослых молодцов, «с такими толстыми ляжками и неслыханными усами, что дрожь проходит по телу».
Характерно, что здесь вновь возникает мотив богатырства, «играющий роль положительного идеологического полюса в поэме». И задают этот мотив не только изображения греческих полководцев, но и портрет самого Собакевича, имеющего «самый крепкий и на диво стаченный образ». В этом мотиве отразилась мечта Гоголя о русском богатырстве, заключенном, по мысли писателя, не только в физической мощи, но и в «несметном богатстве русского духа». Писатель улавливает здесь самую суть русской души: «Подымутся русские движения… и увидят, как глубоко заронилось в славянскую природу то, что скользнуло только по природе других народов».
Однако в образе Собакевича «богатство русского духа» подавлено миром материальной жизни. Помещик озабочен лишь сохранением своего достатка да изобилием стола. Больше всего он любит хорошо и вкусно поесть, не признавая иностранных диет. Так, обед у Собакевича весьма «разнообразен»: к щам подается фаршированный бараний желудок, затем следуют «бараний бок с кашей», ватрушки, фаршированный индюк и варенье. «У меня когда свинина, всю свинью давай на стол, баранина — всего барана тащи, гусь — всего гуся!» — говорит он Чичикову. Здесь Гоголь развенчивает чревоугодие, один из людских пороков, с которым борется православие.
Характерно, что Собакевич далеко не глуп: он сразу сообразил, в чем суть пространной речи Павла Ивановича и быстро назначил свою цену умершим крестьянам. Логичен и последователен помещик во время торга с Чичиковым.
Собакевич по-своему проницателен, наделен трезвым взглядом на вещи. Он не питает никаких иллюзий по поводу городских чиновников: «…это всё мошенники; весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет». В словах героя здесь заключается правда автора, его позиция.
Ум Собакевича, его проницательность и, вместе с тем, «дикость», нелюдимость, необщительность помещика проявляются в его речи. Собакевич высказывается очень четко, кратко, без излишней «красивости» и витиеватости. Так, на пространные разглагольствования Чичикова о тягостной помещичьей обязанности внесения податей за ревизские души, «окончившие жизненное поприще», Михаил Иванович «реагирует» одной фразой; «Вам нужно мертвых душ?» Обсуждая знакомых, помещик может и побраниться, употребить «крепкое словцо».
Образ Собакевича в поэме статичен: читателям не представлена жизненная история героя, какие-либо духовные изменения его. Однако характер, представший перед нами, — живой и многосторонний. Как и в главах, посвященных остальным помещикам, Гоголь использует здесь все элементы композиции (пейзаж, интерьер, портрет, речь), подчиняя их лейтмотиву данного образа.
Собакевич Михайло Семеныч — четвертый (после Ноздрева, перед Плюшкиным) «продавец» «мертвых душ» Чичикову; наделен могучей «природой» — в 7-й главе жалуется Председателю палаты и Чичикову на то, что живет пятый десяток, а не болел ни разу, и за это придется когда-нибудь «заплатить»; аппетит соответствует его могучей натуре — в той же главе описано «поедание» им осетра в 9 пудов.
Само имя, многократно обыгранное рассказчиком (Собакевич напоминает «средней величины медведя; фрак на нем «совершенно медвежьего» цвета; ступает он вкривь и вкось; цвет лица, на котором глаза словно просверлены сверлом, каленый, горячий), указывает на могучее «звероподобие» героя, на его медвежье-собачьи черты. Все это связывает С. с типом грубого помещика Тараса Скотинина из «Недоросля» Д. И. Фонвизина. Однако связь эта скорее внешняя, чем внутренняя; отношение автора к герою здесь значительно сложнее.
Знакомство Чичикова с С. происходит в 1-й главе, на вечеринке у губернатора; герой сразу обращает внимание на неуклюжесть собеседника (С. первым делом наступает ему на ногу). Намереваясь посетить деревню С. сразу вслед за Маниловкой, Чичиков тем не менее попадает к нему, успев по пути сторговаться с Коробочкой и сыграть в шашки с буйным Ноздревым. В деревню С. Чичиков въезжает в тот момент, когда все мысли его заняты мечтой о 200-тысячном приданом, — так что образ С. с самого начала связывается с темой денег, хозяйственности, расчета. Поведение С. соответствует такому «зачину».
После более чем сытного обеда (жирная «няня», мясо, ватрушки, что размером гораздо больше тарелки, индюк ростом с теленка и проч.) Чичиков заводит витиеватую речь об интересах «всего русского государства в целом» и уклончиво подводит к интересующему его предмету. Но С. сам, без обиняков, деловито переходит к существу вопроса: «Вам нужно мертвых душ?» Главное — цена сделки (начав со ста рублей за ревизскую душу против чичиковских восьми гривен, он соглашается в конце концов на два с полтиной, но зато подсовывает в «мужской» список «женскую» душу — Елисаветъ Воробей). Доводы С. убийственно просты: если Чичиков готов покупать мертвые души, значит, надеется извлечь свою выгоду — и с ним следует торговаться. Что же до предлагаемого «товара», то он самого лучшего свойства — все души «что ядреный орех», как сам хозяин умерших крепостных.
Естественно, душевный облик С. отражается во всем, что его окружает. От пейзажа — два леса, березовый и дубовый, как два крыла, и посередине деревянный дом с мезонином — до «дикого» окраса стен. В устройстве дома «симметрия» борется с «удобством»; все бесполезные архитектурные красоты устранены. Лишние окна забиты, вместо них просверлено одно маленькое; мешавшая четвертая колонна убрана. Избы мужиков также построены без обычных деревенских «затей», без украшений. Зато они сделаны «как следует» и прочны; даже колодец — и тот вделан в дуб, обычно идущий на постройку мельниц.
В доме С. развешаны картины, изображающие сплошь «молодцов», греческих героев-полководцев начала 1820-х гг., чьи образы словно списаны с него самого. Это Маврокордато в красных панталонах и с очками на носу, Колокотрони и другие, все с толстыми ляжками и неслыханными усами. (Очевидно, чтобы подчеркнуть их мощь, в среду «греческих» портретов затесался «грузинский» — изображение тощего Багратиона.) Великолепной толщиной наделена и греческая героиня Бобелина — ее нога обширнее, чем туловище какого-нибудь щеголя. «Греческие» образы, то пародийно, то всерьез, все время возникают на страницах «Мертвых душ», проходят через все сюжетное пространство гоголевской поэмы, изначально уподобленной «Илиаде» Гомера. Эти образы перекликаются, рифмуются с центральным «римским» образом Вергилия, который ведет Данте по кругам Ада — и, указывая на античный идеал пластической гармонии, ярко оттеняют несовершенство современной жизни.
На С. похожи не только портреты; похож на него и дрозд темного цвета с белыми крапинками, и пузатое ореховое бюро на пренелепых ногах, «совершенный медведь». Все вокруг словно хочет сказать: «И я тоже Собакевич!» В свою очередь и он тоже похож на «предмет» — ноги его как чугунные тумбы.
Но при всей своей «тяжеловесности», грубости, С. необычайно выразителен. Это тип русского кулака (полемика об этом типе велась в русской печати 1830-х гг.) — неладно скроенного, да крепко сшитого. Рожден ли он медведем, или «омедведила» его захолустная жизнь, все равно при всем «собачьем нраве» и сходстве с вятскими приземистыми лошадьми С. — хозяин; мужикам его живется неплохо, надежно. (Тут следует авторское отступление о петербургской жизни, которая могла бы и погубить С, развратив его чиновным всевластием.) То, что природная мощь и деловитость как бы отяжелели в нем, обернулись туповатой косностью — скорее беда, чем вина героя.
Если Манилов живет вообще вне времени, если время в мире Коробочки страшно замедлилось, как ее шипящие стенные часы, и опрокинулось в прошлое (на что указывает портрет Кутузова), а Ноздрев живет лишь в каждую данную секунду, то С. прописан в современности, в 1820-х гг. (эпоха греческих героев). В отличие от всех предшествующих персонажей и в полном согласии с повествователем С. — именно потому, что сам наделен избыточной, поистине богатырской силой, — видит, как измельчала, как обессилела нынешняя жизнь. Во время торга он замечает: «Впрочем, и то сказать: что это за люди? мухи, а не люди», куда хуже покойников.
Чем больше заложено в личность Богом, тем страшнее зазор между ее предназначением и реальным состоянием. Но тем и больше шансов на возрождение и преображение души. С. — первый в череде очерченных Гоголем типов, кто прямо соотнесен с одним из персонажей 2-го тома, где изображены герои пусть отнюдь не идеальные, но все же очистившиеся от многих своих страстей. Хозяйственность С, «греческие» портреты на стенах, «греческое» имя жены (Феодулия Ивановна) рифмой отзовутся в греческом имени и социальном типе рачительного помещика Костанжогло. А связь между именем С. — Михайло Иваныч — и «человекоподобными» медведями из русских сказок укореняет его образ в идеальном пространстве фольклора, смягчая «звериные» ассоциации. Но в то же самое время «отрицательные» свойства рачительной души С. словно проецируются на образ скаредного Плюшкина, сгущаются в нем до последней степени.
персонаж «Мертвых душ». Его имя указывает на сходство с медведем, всячески подчеркиваемое Гоголем. По определению писателя, С. «такой медведь, который уже побывал в руках, умеет и перевертываться, и делать разные штуки на вопросы: „А покажи, Миша, как бабы парятся“ или: „А как, Миша, малые ребята горох крадут?“. Чичиков замечает по поводу С.: „Нет, кто уж кулак, тому не разогнуться в ладонь! А разогни кулаку один или два пальца, выдет еще хуже. Попробуй он слегка верхушек какой-нибудь науки, даст он знать потом, занявши место повиднее, всем тем, которые в самом деле узнали какую-нибудь науку. Да еще, пожалуй, скажет потом: „Дай-ка себя покажу!“ Да такое выдумает мудрое постановление, что многим придется солоно… Эх, если бы все кулаки!..“
В черновом наброске заключительной главы то ли первого, то ли второго тома поэмы Гоголь так определяет его: „…плут Собакевич, уж вовсе не благородный по духу и чувствам, однакож не разорил мужиков, не допустил их быть ни пьяницами, ни праздношатайками“. В образе С. отразился, в частности, М. П. Погодин. Характеристика С. как кулака, по всей вероятности, восходит к ссоре Гоголя с Погодиным, когда последний отказался выдать ранее оговоренные авторские оттиски повести „Рим“. Как вспоминал М. С. Щепкин, Гоголь признался ему: „Ах, вы не знаете, что значит иметь дело с кулаком!“ — „Так зачем же вы связываетесь с ним?“ — подхватил я. — „Затем, что я задолжал ему шесть тысяч рублей ассигнациями: вот он и жмет. Терпеть не могу печататься в журналах, — нет, вырвал-таки у меня эту статью! И что же, как же ее напечатал? Не дал даже выправить хоть в корректуре. Почему уж это так, он один это знает“. Ну, подумал я, потому это так, что иначе он не сумеет: это его (Погодина. — Б. С.) природа делать всё, как говорится, тяп да ляп». Также и у С. все предметы в доме и в имении словно вырублены топором, можно сказать, тяп-ляп, с заботой только об их функциональном назначении, без всякой заботы об изяществе.
В. Г. Белинский в статье «Ответ „Москвитянину“» (1847) отмечал: «Собакевич — антипод Манилова: он груб, неотесан, обжора, плут и кулак; но избы его мужиков построены хоть неуклюже, а прочно, из хорошего лесу, и, кажется, его мужикам хорошо в них жить. Положим, причина этого не гуманность, а расчет, но расчет, предполагающий здравый смысл, расчет, которого, к несчастию, не бывает иногда у людей с европейским образованием, которые пускают по миру своих мужиков на основании рационального хозяйства. Достоинство опять отрицательное, но ведь если бы его не было в Собакевиче, Собакевич был бы еще хуже: стало быть, он лучше при этом отрицательном достоинстве».
Характеристика С. как «кулака» носит сугубо негативный характер. Подтверждение этого мы находим в письме Гоголя А. С. Данилевскому от 29 октября 1848 г.: «Жизнь в Москве стала теперь гораздо дороже. С какими-нибудь тремя тысячами едва холостой человек теперь в силах прожить, женатому же без 8 тысяч трудно обойтиться, — я разумею — такому женатому, который бы вел самую уверенную жизнь и наблюдал бы во всем строжайшую экономию. Почти все мои приятели сидят на безденежье, в расстроенных обстоятельствах, и не придумают, как их поправить. При деньгах одни только кулаки, пройдохи, и всякого рода хапуги. От этого и общество и жизнь в Москве стали как-то заметно скучнее…» Глубокую связь С. с Коробочкой подметил А. Б. Галкин на уровне их имен и отчеств, Михайло Семенович и Настасья Петровна, как медведя и медведицу из народной сказки. Эта связь подчеркивает грубость, неотесанность, в культурном смысле, обоих персонажей, и вместе с тем — их хватку, основательность, а в какой-то мере — и близость к народу, к тем же крестьянам, по вкусам и привычкам. Трапеза С., например, проста, лишена изысканности и отличается от крестьянской лишь обилием потребляемой пищи. Несмотря на мнение многих литературоведов о бездетности С., нигде в тексте поэмы нет указания об отсутствии у него детей, хотя и не отмечено, вместе с тем, что они у него есть.
Собакевич– этопомещик-кулак, который ведет крепкое хозяйство и в то же время отличаетсягрубостьюипрямолинейностью. Этот помещик предстает перед нами как человекнеприветливый,неуклюжий,плохо отзывающийся обо всех.Между тем он дает необычайно меткие, хотя и очень грубые характеристики чиновникам города.
Описывая усадьбу Собакевича, Гоголь отмечает следующее. При постройке господского дома «зодчий беспрестанно боролся со вкусом хозяина», поэтому дом получился несимметричным, хотя и очень прочным.
Обратим внимание на интерьер дома Собакевича. На стенах висели портреты греческих полководцев. «Все эти герои, – замечает Гоголь, – были с такими толстыми ляжками и неслыханными усами, что дрожь проходила по телу», что вполне соответствует внешнему виду и характеру хозяина усадьбы. В комнате стояло «ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь… Каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: “И я тоже Собакевич”».
Гоголевский персонаж и внешностью своей также напоминает «средней величины медведя», что свидетельствует о грубости, неотесанности помещика. Писатель отмечает, что и «фрак на нем был совершенно медвежьего цвета, рукава длинны, панталоны длинны, ступнями ступал он и вкривь и вкось и наступал беспрестанно на чужие ноги». Не случайно героя характеризует пословица: «Неладно скроен, да крепко сшит». В рассказе о Собакевиче Гоголь прибегает к приему гиперболы. «Богатырство» Собакевича проявляется, в частности, в том, что его нога обута «в сапог такого исполинского размера, которому вряд ли где можно найти отвечающую ногу».
Гоголь использует гиперболы и при описании обеда у Собакевича, который был одержим страстью к обжорству: к столу был подан индюк «ростом с теленка». В целом же обед в доме у героя отличается неприхотливостью блюд. «У меня когда свинина – всю свинью давай на стол, баранина – всего барана тащи, гусь – всего гуся! Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, как душа требует», – заявляет Собакевич.
+Обсуждая с Чичиковым условия продажи мертвых душ, Собакевич усердно торгуется, а при попытке Чичикова отказаться от покупки намекает на возможный донос.