Плюшкин завершает галерею помещиков в поэме «Мертвые души». Кого только не встретил Павел Иванович Чичиков на своем пути! Казалось, ничем его уже удивить невозможно. Но Плюшкин изумляет нашего героя в течение всего их недолгого разговора.
Узнав от Собакевича, что по соседству живет скаредный помещик, у которого крестьяне «мрут, как мухи», Чичиков пытается выведать к нему дорогу у прохожего крестьянина; тот не знает никакого Плюшкина, но догадывается, о ком идет речь: «А, заплатанный!»
Степан Плюшкин олицетворяет собой скупость, доведенную до абсурда. Это неприветливый, неопрятный и негостеприимный человек.
Содержание
Внешность Плюшкина
Плюшкину седьмой десяток, внешность его невзрачна.
Встретив Плюшкина по дороге к дому, Чичиков не может понять, кто перед ним — баба или мужик, ключник или ключница, «редко бреющая бороду»? Узнав, что эта «ключница» и есть богатый помещик, владелец 1000 душ, Чичиков двадцать минут не может выйти из оцепенения. Портрет Плюшкина (длинный подбородок, который приходится закрывать платком, чтобы не заплевать; маленькие, еще не потухшие глазки бегают из-под высоких бровей, как мыши; засаленный халат превратился в юфть; тряпка на шее вместо платка) тоже указывает на полное «выпадение» героя из образа богатого помещика.
«Лицо его не представляло ничего особенного; оно было почти такое же, как у многих худощавых стариков, один подбородок только выступал очень далеко вперед, так что он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы не заплевать, – пишет Гоголь. – Маленькие глазки еще не потухли и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши».
Примечателен наряд Плюшкина — засаленный и рваный халат, наверченное на шее тряпье…
Биография Плюшкина
В изображении Плюшкина Гоголь прибегает к такому приему, как экскурс в прошлое героя (ретроспекция): автору важно показать, каким герой был раньше и до какой степени опустился теперь. В прошлом Плюшкин — рачительный хозяин, счастливый семьянин. Однако он овдовел; старшая дочь, Александра Степановна, убежала из дома со штабс-ротмистром, с которым обвенчалась без отцовского благословения; старший сын, опять же против воли отца, записался в полк, впоследствии проигрался в карты и был проклят отцом; младшая дочь умерла.
Скупость Плюшкина приобрела болезненный характер; он перестал следить за своей внешностью, совершенно опустился, стал «прорехой на человечестве», по образному выражению писателя.
Предельная степень человеческого падения запечатлена Гоголем в образе богатейшего помещика губернии (более тысячи крепостных) Плюшкина. Биография персонажа позволяет проследить путь от «бережливого» хозяина к полусумасшедшему скряге. «А ведь было время, когда он был женат и семьянин, и сосед заезжал к нему пообедать навстречу выходили две миловидные дочки, выбегал сын.
До смерти жены Плюшкин был рачительным, опытным помещиком; у дочек и сына были учитель-француз и мадам; однако после этого у Плюшкина развился «комплекс» вдовца, он стал подозрительнее и скупее. Следующий шаг в сторону от определенной ему Богом жизненной дороги он сделал после тайного бегства старшей дочери, Александры Степановны, со штабс-ротмистром и самовольного определения сына в военную службу. (Он и до «бегства» считал военных картежниками и расточителями, теперь же и вовсе враждебно настроен к военной службе.) Младшая дочь умерла; сын проигрался в карты; душа Плюшкина ожесточилась окончательно; «волчий голод скупости» овладел им. Даже покупщики отказались иметь с ним дело — ибо это «бес», а не человек.
Возвращение «блудной дочери», чья жизнь со штабс-ротмистром оказалась не особенно сытной (явная сюжетная пародия на финал пушкинского «Станционного смотрителя»), примиряет Плюшкина с нею, но не избавляет от погибельной жадности. Поиграв с внуком, Плюшкин ничего Александре Степановне не дал, а подаренный ею во второй приезд кулич он засушил и теперь пытается угостить этим сухариком Чичикова. (Деталь также неслучайная; кулич — пасхальная «трапеза»; Пасха есть торжество Воскресения; засушив кулич, Плюшкин как бы символически подтвердил, что его душа омертвела; но само по себе то, что кусочек кулича, пусть и заплесневелый, всегда хранит- ся у него, ассоциативно связано с темой возможного «пасхального» возрождения его души.)
Сам хозяин являлся к столу в сюртуке. Но добрая хозяйка умерла, часть ключей, а с ними мелких забот перешли к нему. Плюшкин стал беспокойнее и, как все вдовцы, подозрительнее и скупее». Вскоре семья полностью развалилась, и в Плюшкине развиваются невиданные мелочность и подозрительность: «сам он обратился наконец в какую-то прореху на человечестве». Итак, отнюдь не социальные условия привели помещика к последнему рубежу нравственного падения. Перед нами разыгрывается трагедия одиночества, перерастающая в кошмарную картину одинокой старости.
Черты характера
Основные черты Плюшкина — скупость, жадность, жажда накопительства и обогащения, настороженность и подозрительность. Черты эти мастерски переданы в портрете героя, в пейзаже, в описании обстановки и диалогах.
Подчиняясь жажде наживы и обогащения, герой постепенно утратил все человече- ские чувства: он перестал интересоваться жизнью своих детей и внуков, рассорился с соседями, отвадил всех гостей.
Характеру героя в поэме целиком соответствует и его речь. Речь Плюшкина представляет собой «одно непрерывное брюзжание»: жалобы на родственников, крестьян и брань со своими дворовыми.
Скупость его доходит до того, что он объедает в людской своих крепостных под видом того, чтобы попробовать, хорошо ли они едят. Когда он пишет письмо пред- седателю палаты, то стремится выгадать: от листка оторвать часть. Получив от Чичикова деньги, Плюшкин торжественно относит их в бюро, где им суждено быть погребенными до самой смерти хозяина. «И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек!» – восклицает автор.
Описание интерьера и усадьбы
Из описания усадьбы и дома Плюшкина мы видим, что хозяйство у него в полном запустении. Жадность погубила и благосостояние, и душу героя.
Своеобразие натуры Плюшкина, страсть к накопительству отражают описания интерьера его дома. Особое значение при создании его образа приобретает предметная деталь.
Войдя в дом Плюшкина, Чичиков сразу же попадает в темноту. «Он ступил в тем- ные, широкие сени, от которых подуло холодом, как из погреба. Из сеней он попал в ком- цату» тоже темную, чуть-чуть озаренную светом, выходившим из-под широкой щели, находившейся внизу двери». Далее Гоголь развивает намеченный здесь мотив смерти, безжизненности. В другой комнате помещика (куда попадает Чичиков) — сломанный стул, «часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил свою паутину»; люстра в холстинном мешке, благодаря слою пыли похожая «на шелковый кокон, в котором сидит червяк». На стенах Павел Иванович замечает несколько картин, но сюжеты их вполне определенны — сражение с кричащими солдатами и тонущими конями, натюрморт с «висевшею головою вниз уткой».На бюро в комнате героя лежит гора разного хлама: «куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек какой-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов».
Куча хлама навалена и в углу комнаты Плюшкина. Как известно, психологический анализ может приобретать разные формы. Например, Лермонтов рисует психологический портрет Печорина, открывая внутренний мир героя через детали внешности. Достоевский и Толстой прибегают к обширным внутренним монологам. Гоголь воссоздает состояние души персонажа преимущественно через предметный мир. «Тина мелочей», окружающая Плюшкина, символизирует его скупую, мелочную, «высохшую», как забытый лимон, душу.
В деревне Плюшкина Чичиков замечает «какую-то особенную ветхость». Войдя в дом, Чичиков видит странное нагромождение мебели и какого-то уличного хлама. Плюшкин — ничтожный раб собственных же вещей. Бесчисленные богатства пропадают зря. Предостерегающе звучат слова Гоголя: «И до какой ничтожности, мелочнности, гадости мог снизойти человек! Мог так измениться!.. Все может статься с человеком».
Описание плюшкинского имения аллегорически изображает запустение — и одновременно «захламление» его души, которая «не в Бога богатеет». Въезд полуразрушен — бревна вдавливаются, как фортепьянные клавиши; всюду особенная ветхость, крыши как решето; окна заткнуты тряпьем. Из-за изб видны огромные клади лежалого хлеба, похожего цветом на выжженный кирпич. Как в темном, «зазеркальном» мире, здесь все безжизненно — даже две церкви, которые должны образовывать смысловой центр пейзажа. Одна из них, деревянная, опустела; другая, каменная, вся потрескалась. Чуть позже образ опустевшего храма метафорически отзовется в словах Плюшкина, сожалеющего, что священник не скажет «слова» против всеобщего сребролюбия: «Против слова-то Божия не устоишь!» (Традиционный для Гоголя мотив «мертвого» отношения к Слову Жизни.) Господский дом, «сей странный замок», расположен посреди капустного огорода. «Плюшкинское» пространство невозможно охватить единым взором, оно словно распадается на детали и фрагменты — то одна часть откроется взгляду Чичикова, то другая; даже дом — местами в один этаж, местами в два. Он давно уже не знает, сколько, где и чего производится в его обширном и загубленном хозяйстве, — но зато следит за уровнем старой наливки в графинчике: не выпил ли кто-нибудь.
Запустение «пошло на пользу» одному лишь плюшкинскому саду, который, начинаясь близ господского дома, пропадает в поле. Все остальное погибло, омертвело, как в готическом романе, о котором напоминает сравнение плюшкинского дома с замком. Это как бы Ноев ковчег, внутри которого произошел потоп (не случайно практически все детали описания, как в ковчеге, имеют свою «пару» — тут две церкви, два бельведера, два окна, одно из которых, впрочем, заклеено треугольником из синей сахарной бумаги; у Плюшкина было две белокурые дочки и т. д.). Ветхость его мира сродни ветхости «допотопного» мира, погибшего от страстей. А сам Плюшкин — это несостоявшийся «праотец» Ной, из рачительного хозяина выродившийся в скопидома и утративший какую бы то ни было определенность облика и положения.
Обед
На обед хозяин предлагает гостю сухарь, в который превратился пасхальный кулич, да старую наливку, из которой он собственноручно извлек «козявок и всякую дрянь».
От удовольствия, что так ладится продажа, Плюшкин решил угостить Чичикова «ликерчиком», в котором, было, «козявки и всякая дрянь… напичкались», но хозяин сор повынимал и теперь он годится к употреблению. Отказ Чичикова привел Плюшкина в еще более благостное настроение. «Пили уже и ели! – сказал Плюшкин. – Да, конечно,
Сделка
Узнав о предложении Чичикова купить мертвые души, Плюшкин искренне радуется возможности избавиться от необходимости платить подати за многочисленных крестьян, умерших или сбежавших от скупого хозяина, морившего их голодом.
Совершив купчую (Чичиков убеждает хозяина, что готов взять на себя податные издержки на мертвых «для удовольствия вашего»; список мертвецов у хозяйственного Плюшкина уже готов, неизвестно для какой нужды), Плюшкин размышляет, кто бы мог от его имени заверить ее в городе, и вспоминает, что Председатель был его школьным товарищем. И это воспоминание (тут полностью повторяется ход авторских размышлений в начале главы) внезапно оживляет героя: «…на этом деревянном лице <…> выразилось <…> бледное отражение чувства». Естественно, это случайный и мгновенный проблеск жизни.
Поэтому, когда Чичиков, не только приобретя 120 мертвых душ, но и купив беглых по 27 копеек за душу, выезжает от Плюшкина, автор описывает сумеречный пейзаж, в котором тень со светом «перемешалась совершенно» — как в несчастной душе Плюшкина.
В сцене купли-продажи мертвых душ Плюшкин, как и Собакевич, начинает торго- ваться с Чичиковым. Однако, если Собакевич, не заботясь о моральной стороне вопроса, вероятно, догадывается о сути аферы Чичикова, то Плюшкин даже не задумывается об этом. Услышав о том, что можно получить «прибыль», помещик как будто забывает обо всем: он «ожидовел», «руки его задрожали», деньги от Чичикова он «принял в обе руки и понес их к бюро с такою же осторожностью, как будто бы нес какую-нибудь жидкость, ежеминутно боясь расхлестать ее». Таким образом, моральная сторона вопроса уходит от него сама собой — она просто меркнет под напором «нахлынувших чувств» героя.
Его образ олицетворяет полное омертвение человеческой души, почти полную погибель сильной и яркой личности, без остатка поглощенной страстью скупости, — но именно поэтому способной воскреснуть и преобразиться.
В углу комнаты на полу навалена огромная куча старого хлама, сквозь огромный слой пыли Чичиков замечает там кусок деревянной лопаты и старую подошву сапога. Картина эта символична. По мнению И.Золотусского, куча Плюшкина — это «надгробный холм над идеалом материалиста». Исследователь отмечает, что всякий раз, когда Чичиков встречается с кем-либо из помещиков, он совершает «осмотр своих идеалов». Плюшкин в данном случае «представляет собой» состояние, богатство. Факти- чески это самое главное, к чему стремится Чичиков. Именно денежная независимость открывает для него дорогу к комфорту, счастью, благополучию и т.д. Все это неразрывно слито в сознании Павла Ивановича с домом, семьей, родственными связями, «наследника- ми», уважением в обществе.
Плюшкин же проделывает в поэме обратный путь. Герой как будто открывает нам оборотную сторону чичиковского идеала — мы видим, что дом помещика полностью запущен, семьи у него нет, все дружеские и родственные связи он разорвал, в отзывах о нем других помещиков нет и намека на уважение.
А ведь был когда-то Плюшкин бережливым хозяином, женат, и «сосед заезжал к нему пообедать» и поучиться у него хозяйству. И все было у него не хуже, чем у других: «приветливая и говорливая хозяйка», славившаяся хлебосольством, две миловидные дочки, «белокурые и свежие, как розы», сын, «разбитной мальчишка», и даже учитель- француз. Но «добрая хозяйка» его и младшая дочь умерли, старшая сбежала со штаб- ротмистром, «сыну пришла пора на службу», и Плюшкин остался в одиночестве. Гоголь внимательно прослеживает этот процесс распада человеческой личности, развитие в герое его патологической страсти.
Одинокая жизнь помещика, вдовство, «седина в жестких волосах», сухость и рацио- нализм характера («человеческие чувства …не были в нем глубоки») — все это дало «сытую пищу скупости». Потакая своему пороку, Плюшкин постепенно разорял все свое хозяйство. Так, сено и хлеб у него гнили, мука в подвалах превращалась в камень, холсты и материи «обращались в пыль».
Страсть Плюшкина к накопительству стала поистине патологической: каждый день он ходил по улицам своей деревни и собирал все, что подвернется под руку: старую подошву, бабью тряпку, железный гвоздь, глиняный черепок. Чего только не было на дво- ре помещика: «бочки, пересеки, ушаты, лагуны, жбаны с рыльцами и без рылец, побратимы, лукошки…». «Заглянул бы кто-нибудь к нему на рабочий двор, где наготовлено было на запас всякого дерева и посуды, никогда не употреблявшейся, — ему бы показалось, уж не попал ли он в Москву на щепной двор, куда ежедневно отправля- ются расторопные тещи и свекрухи …делать свои хозяйственные запасы…» — пишет Гоголь.
Именно эти «чувства» выводят помещика из разряда «равнодушных». Белинский считал Плюшкина «лицом комическим», гадким и отвратительным, отказывая ему в зна- чительности чувств. Однако в контексте творческого замысла автора, представленной в поэме жизненной истории героя данный характер представляется самым сложным среди гоголевских помещиков. Именно Плюшкин (вместе с Чичиковым), по замыслу Гоголя должен был появиться нравственно возрожденным в третьем томе поэмы.
www.a4format.ru
Словарь литературных персонажей: Русская литература: XVIII — середина XIX вв. — М.: Московский лицей, 1997.
В.В. Шапошникова
Плюшкин
Плюшкин Степан (отчество отсутствует) — персонаж поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души», помещик.
Чичиков долго не мог понять, какого пола была стоявшая перед ним фигура: баба или мужик. «Платье на ней было совершенно неопределенное, похожее очень на женский капот, на голове колпак, какой носят деревенские дворовые бабы, только один голос показался ему несколько сиплым для женщины». Со временем Чичиков признал в нем старика — как оказалось, ему шел седьмой десяток. «Лицо его не представляло ничего особенного <…> один подбородок только выступал очень далеко вперед <…> маленькие глазки еще не потухнули и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши <…> Гораздо замечательнее был наряд его: никакими средствами и стараньями нельзя бы докопаться, из чего состряпан был его халат: рукава и верхние полы до того засалились и залоснились, что походили на юфть, какая идет на сапоги; назади вместо двух болталось четыре полы, из которых охлопьями лезла хлопчатая бумага. На шее у него тоже было повязано что-то такое, которого нельзя было разобрать: чулок ли, подвязка ли, или на- брюшник, только никак не галстук. Словом, если бы Чичиков встретил его, так прина- ряженного, где-нибудь у церковных дверей, то, вероятно, дал бы ему медный грош. <…> Но пред ним стоял не нищий, пред ним стоял помещик».
Даже Чичиков, видавший на своем веку всякие виды, был «поражен представшим беспорядком» в комнате, в которую пригласил его Плюшкин. «Казалось, как будто в доме происходило мытье полов и сюда на время нагромоздили всю мебель. На одном столе стоял даже сломанный стул, и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которо- му паук уже приладил паутину». На бюро «лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек <…> какая-то старинная книга <…> лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая…»
Картину дополняют «люстра в холстинном мешке, от пыли сделавшаяся похожею на шелковый кокон, в котором сидит червяк» и наваленная на полу «куча того, что погрубее и что недостойно лежать на столах. Что именно находилось в куче, решить было трудно, ибо пыли на ней было в таком изобилии, что руки всякого касавшегося становились похожими на перчатки; заметнее прочего высовывался оттуда отломленный кусок деревянной лопаты и старая подошва сапога».
Плюшкин владеет тысячей с лишним душ; хлебом в зерне, мукою и в кладях, холстом, сукном, овчиной, высушенной рыбой, овощами у него заполнены амбары и кла- довые. На рабочем дворе было заготовлено всякого дерева и посуды, никогда не употреб- лявшейся. «Не довольствуясь сим, он ходил еще каждый день по улицам своей деревни, заглядывал под мостики, под перекладины и все, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, глиняный черепок, — все тащил к себе и складывал в… кучу… “Вон уже рыболов пошел на охоту!” – говорили мужики, когда видели его идущего на добычу».
Но так было не всегда. У Плюшкина — единственного из помещиков — есть в поэме биография. Когда-то он был только бережливым хозяином, и соседи приезжали к нему учиться «хозяйству и мудрой скупости». Он был женат и семьянин: приветливая и говор- ливая хозяйка славилась хлебосольством, навстречу гостям выходили две миловидные
www.a4format.ru 2
дочери, выбегал сын. На антресолях жил учитель-француз и гувернантка-француженка. В доме были открыты все окна, все текло живо и совершалось размеренным ходом: двигались мельницы, валяльни, работали суконные фабрики, столярные станки, прядильни, и везде во все входил зоркий взгляд хозяина, который в ту пору «являлся к столу в сюртуке хотя несколько поношенном, но опрятном…».
Но хозяйка умерла, к Плюшкину перешла часть забот, и он стал беспокойнее, подозрительнее и скупее. Старшая дочь скоро убежала со штабс-ротмистром и обвенча- лась в какой-то деревенской церкви. Отец проклял ее.
Были отпущены учителя; сын, посланный в город служить в палате, вместо этого определился в полк, скоро проигрался, отец проклял и его «и никогда уже не интересо- вался знать, существует ли он на свете, или нет». Наконец, умерла последняя дочь, на- ходившаяся с ним в доме, и старик очутился сторожем, хранителем и владетелем своих богатств. Одинокая жизнь дала пищу скупости; человеческие чувства, которые никогда у него не были глубоки, мелели ежеминутно. «С каждым годом притворялись окна в его доме, наконец остались только два, из которых одно… было заклеено бумагою; с каждым годом уходили из вида более и более главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате… сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно было ее рубить, к сукнам, холстам и домаш- ним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль. Он уже позабывал сам, сколько у него было чего, и помнил только, в каком месте стоял у него в шкафу графинчик с остатком какой-нибудь настойки, на котором он сам сделал наметку, чтобы никто воровским образом ее не выпил, да где лежало перышко или сургучик. <…> Должно сказать, что подобное явление редко попадается на Руси, где все любит скорее развернуться, нежели съежиться…»
Приезжала два раза дочь с детьми, Плюшкин брал подарки, сам же не дарил ничего. Он стал неуступчивее к покупщикам, которые наконец от него отвернулись. Все у Плюшкина шло прахом, но доход в хозяйстве собирался по-прежнему, вновь становясь гнилью и прорехой, и сам он обратился наконец в какую-то «прореху на человечестве».
В ответ на комплимент Чичикова касательно экономии и порядка Плюшкин пробормотал сквозь губы (зубов у него не было) что-то недружелюбное, но все же при- гласил его садиться. Он известил Чичикова, что давно отобедал, а сена в хозяйстве — хоть бы клок, так что и лошадь гостя покормить нечем. Крестьян у него, по словам его, тоже мало — последние три года горячка выморила здоровенный куш мужиков, со дня подачи последней ревизии до 120 душ. Мужики, по его словам, ленивы, работать не любят.
Предложение Чичикова платить подати за умерших крестьян совершенно изумило Плюшкина, от радости он даже потерял дар речи. Но на его «деревянном лице» радость исчезла мгновенно: он озаботился тем, как это сделать, и стал опять вздыхать о расходах, связанных с оформлением купчей крепости. Услышав, что и это Чичиков берет на себя, Плюшкин подумал, что он служил в офицерах, потому что, по его мнению, они глупы. Это убеждение было у него давнее и неискоренимое: всех военных он считал «кар- тежниками и мотишками»; не доверял Плюшкин и соседу-капитану, набивавшемуся в его родственники; своему зятю-офицеру: он только «мастер притопывать шпорой».
Всех своих дворовых Плюшкин подозревает в воровстве; черты «великодушия» Чичикова тоже стали казаться ему невероятными, и он, к радости Чичикова, поспешил со сделкой. «Ведь черт его знает, может быть, он просто хвастун, как все эти мотишки; наврет, наврет, чтобы поговорить да напиться чаю, а потом и уедет!» – подумал Плюшкин
www.a4format.ru 3
хорошего общества человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт; а как эдакой какой-нибудь воришка, да его сколько ни корми… Ведь вот капитан приедет: “Дядюшка, говорит, дайте чего-нибудь поесть!” А я ему такой же дядюшка, как он мне дедушка».
Для окончательного завершения сделки потребовалось доверенное лицо в городе, потому что Плюшкин боялся оставить дом — «народ или вор, или мошенник». Оказалось, что сам председатель палаты — его «однокорытник» («вместе по заборам лазили»), и на этом деревянном лице «вдруг скользнул какой-то теплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства, явление, подобное неожиданному появлению на поверхности вод утопающего. <…> Но напрасно обрадовавшиеся братья и сестры кидают с берега веревку и ждут, не мелькнет ли вновь спина или утомленные бореньем руки, — появление было последнее. Глухо все, и еще страшнее и пустыннее становится после того затихнувшая поверхность безответной стихии. Так и лицо Плюшкина вслед за мгновенно скользнувшим на нем чувством стало еще бесчувственней и еще пошлее».
Чичиков наблюдает, как Плюшкин распоряжается по хозяйству и въедливо упрекает своих дворовых Прошку и Мавру в воровстве: он уверен, что Прошка может что-нибудь стащить в кладовой, а Мавра — «подтибрить» листок бумаги, и стращает служанку («…на страшном суде черти припекут тебя за это железными рогатками»).
Скупость Плюшкина вызвала брезгливость Чичикова — он поспешил отказаться от «ликерчика», из которого Плюшкин вынул сор; от чая, сухарь к которому было при- казано очистить от плесени, а крошки снести в курятник. Назад отнести этот сухарь Плюшкин не доверил никому. На всех углах у него стояли сторожа, колотившие деревянными лопатками в пустой бочонок.
Он, однако, верит Чичикову, когда тот сокрушается, что Плюшкин терпит «по при- чине собственного добродушия», и цена 32 копейки за беглую душу кажется Плюшкину приемлемой. После отъезда Чичикова Плюшкин решил даже отблагодарить гостя за его великодушие и сделать ему подарок. «Я ему подарю, – подумал он про себя, – карманные часы: они ведь хорошие, серебряные часы, а не то чтобы какие-нибудь томпаковые или бронзовые; немножко поиспорчены, да ведь он себе переправит; он человек еще молодой, так ему нужны карманные часы, чтобы понравиться своей невесте! Или нет, – прибавил он после некоторого размышления, – лучше я оставлю их ему после моей смерти, в духов- ной, чтобы вспоминал обо мне».
www.a4format.ru
Энциклопедия литературных героев. — М.: Аграф, 1997.
А.Б. Галкин
Плюшкин
ПЛЮШКИН — персонаж поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души». Литературные источники образа Плюшкина — образы скупцов у Плавта, Ж.-Б.Мольера, Шейлок У. Шекспира, Гобсек О. Бальзака, Барон А. Пушкина, также, очевидно, князь Рамирский из романа Д. Бегичева «Семейство Холмских», Мельмот-старший из романа Ч.Р. Метью- рина «Мельмот-скиталец», барон Балдуин Фюренгоф из романа И. Лажечникова «Послед- ний новик». Жизненным прототипом образа Плюшкина, вероятно, явился историк М. Погодин. Гоголь начал писать главу о Плюшкине в подмосковном доме Погодина, славившегося своей скупостью; дом Погодина был окружен садом, послужившим прообразом сада Плюшкина (Ср. воспоминания А. Фета: «в кабинете Погодина <…> невообразимый хаос. Тут всевозможные старинные книги лежали грудами на полу <…>, не говоря о сотнях рукописей с начатыми работами, места которых, равно как и ассигна- ций, запрятанных по разным книгам, знал только Погодин».) Предшественник Плюшкина у Гоголя — образ Петромихали («Портрет»).
Фамилия Плюшкин — парадоксальная метафора, в которой заложено самоотрица- ние: плюшка — символ довольства, радостного пиршества, веселого избытка — противо- поставлена угрюмому, дряхлому, бесчувственному, безрадостному существованию Плюшкина. Образ заплесневелого сухаря, оставшегося от кулича, привезенного дочерью Плюшкина, тождествен метафорическому смыслу его фамилии. Портрет Плюшкина создается с помощью гиперболических деталей: Плюшкин предстает бесполым сущее- ством, скорее бабой («Платье на ней было совершенно неопределенное, похожее очень на женский капот, на голове колпак…»), Чичиков принимает Плюшкина за ключницу, так как на поясе у Плюшкина ключи, и он бранит мужика «довольно поносными слова- ми»; «маленькие глазки еще не потухли и бегали <…> как мыши»; «один подбородок только выступал очень далеко вперед, так, что он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы не заплевать». На засаленном и замасленном халате «вместо двух болта- лось четыре полы» (характерное для Гоголя комическое удвоение); спина, запачканная мукой, «с большой прорехою пониже». Образ-фикция (прореха, дырка) становится нари- цательным обозначением общечеловеческого типа скупца: Плюшкин — «прореха на чело- вечестве».
Предметный мир вокруг Плюшкина свидетельствует о гнилости, тлении, умирании, упадке. Хозяйственность Коробочки и практическая расчетливость Собакевича у Плюш- кина превращается в противоположность — «в гниль и прореху» («клади и стоги обраща- лись в чистый навоз, мука <…> в камень; сукна и холсты — в пыль). В хозяйстве Плюшкина по-прежнему сохраняется грандиозный размах: громадные кладовые, амбары, сушилы с холстами, сукнами, овчинами, сушеной рыбой, овощами. Однако хлеб гниет в кладовых, зеленая плесень покрывает ограды и ворота, бревенчатая мостовая ходит, «как фортепьянные клавиши», кругом ветхие крестьянские избы, где «многие крыши сквозят, как решето», две сельские церкви опустели. Дом Плюшкина — аналог средне- векового замка скупца из готического романа («Каким-то дряхлым инвалидом глядел сей странный замок…»); в нем сплошь щели, все окна, кроме двух «подслеповатых», за которыми обитает Плюшкин, забиты. Символ «богатырской» скупости Плюшкина, стяжательства, доведенного до крайнего предела, — замок-исполин в железной петле на главных воротах дома Плюшкина. Образ сада Плюшкина, по которому прошелся резец природы, сделав его прекрасным садом, контрастирует с образом «дряхлого замка» (адом) и является прообразом обращения Плюшкина — мысли Гоголя воскресить Плюшкина из мертвых в 3-м томе поэмы, намекая на «райский сад». С другой стороны, в описании сада Плюшкина имеются метафоры с элементами реального портрета Плюшкина («густая
www.a4format.ru 2
щетина» «седого чапыжника»), а «запущенный участок сада выступает как своеобразная эмблема человека, оставившего без ухода свое “душевное хозяйство”, по выражению Гоголя» (Е. Смирнова). Углубление сада, «зиявшее, как темная пасть», также напоминает об аде для тех, у кого душа заживо умирает, что происходит с Плюшкиным.
Из рачительного, образцового хозяина, у которого размеренным ходом «двигались мельницы, валяльни, работали суконные фабрики, столярные станки, прядильни», Плюшкин трансформируется в паука. Сначала Плюшкин — «трудолюбивый паук», хлопотливо бегающий «по всем концам своей хозяйственной паутины», он славится хлебосольством и мудростью, миловидными дочками и сыном, разбитным мальчишкой, целующимся со всеми подряд. (Ср. с Ноздревым, символически Ноздрев — сын Плюш- кина, пускающий его богатства по ветру.) После смерти жены старшая дочь убегает со штаб-ротмистром — Плюшкин посылает ей проклятие; сыну, ставшему военным и на- рушившему волю отца, Плюшкин отказывает в средствах и тоже проклинает; покупщики, не в силах торговаться с Плюшкиным, перестают покупать у него товар. «Паучья» сущность Плюшкина эволюционирует. Вещи Плюшкина ветшают, время останавливается, в комнатах Плюшкина застывает вечный хаос: «Казалось, как будто в доме происходило мытье полов и сюда на время нагромоздили всю мебель. На одном столе стоял даже сломанный стул, и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину». Опредмеченная метонимия образа Плюшкина, отделившаяся от него, как душа от мертвого тела, — поношенный колпак на столе. Предметы сжимаются, усыхают, желтеют: лимон «ростом не более лесного ореха», два пера, «высохшие, как в чахотке», «зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов». Пыльная куча в углу, куда Плюшкин тащит всякую дрянь: найденную щепку, старую подошву, железный гвоздь, глиняный черепок, краденное у зазевавшейся бабы ведро — символизирует полную де- градацию всего человеческого в Плюшкине. В противоположность пушкинскому Барону Плюшкин изображен не в окружении груды червонцев, а на фоне тления, уничтожившего его богатства. «Скупость Плюшкин — это как бы обратная сторона его отпадения от людей…» (Е. Смирнова). Умственные способности Плюшкина тоже приходят в упадок, сводятся к подозрительности, ничтожной мелочности: дворовых он считает ворами и мошенниками; составляя список «мертвых душ» на четвертке листка, сокрушается, что нельзя отделить еще осьмушку, «лепя скупо строка на строку». В восторге от глупости Чичикова, Плюшкин вспоминает о гостеприимстве и предлагает Чичикову графинчик ликерчика «в пыли, как в фуфайке» и сухарь из кулича, с которого прежде приказывает соскоблить плесень и снести крохи в курятник.
