Содержание
—Рубрики
- Авиация (147)
- Астрономические явления (17)
- Атмосферные конвективные явления (13)
- Атмосферные оптические явления (30)
- Атмосферные электрические явления (11)
- Бабочки (20)
- ВАТИКАН (23)
- Владимир Джанибеков (8)
- Водолей (20)
- Вокруг Солнечной системы (75)
- Вопрос-Ответ (2274)
- Габсбурги (15)
- Гаремы (7)
- Далёкий космос (108)
- Дальние страны (1142)
- ДИНАСТИИ (39)
- Дорога — это жизнь (39)
- ДОСЬЕ (27)
- Животные (515)
- Загадки истории (445)
- ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ИМЕНА (857)
- Замки и Дворцы (27)
- ЗАПОВЕДНИКИ (13)
- ЗДОРОВЬЕ (255)
- Земля (138)
- ЗЕРКАЛО (5)
- Искусство (652)
- Истории любви (183)
- ИСТОРИЯ (2256)
- История одного стихотворения (2035)
- История одной картины (1113)
- Книги для детей (256)
- Краса ветвей зависит от корней (29)
- КУЛЬТУРА (247)
- Легенды и мифы (164)
- ЛИТЕРАТУРА (255)
- ЛИТЕРАТУРНЫЕ ГЕРОИ (184)
- ЛИЦА ИСТОРИИ (496)
- ЛИЦА РАЗВЕДКИ (159)
- ЛЮДИ (501)
- Люди-легенды (120)
- МАЯКИ (9)
- Микеланджело Буонарроти (29)
- Микробиология: ВИРУСЫ и БАКТЕРИИ (24)
- МИКРОмир (16)
- Мода (50)
- Москва (73)
- Музеи (123)
- Наполеон Бонапарт (68)
- Насекомые (96)
- НАУКА (479)
- Облака (13)
- Оружие (23)
- ОТКРЫТИЯ и ИЗОБРЕТЕНИЯ (244)
- ПАРАЗИТЫ (23)
- Первые среди равных (194)
- ПЛАНЕТАРИЙ (81)
- Поэзия (750)
- Праздники (52)
- Притчи (34)
- Проза (474)
- Прошлое и настоящее Ташкента (202)
- Психология (80)
- Птицы (210)
- Растения (86)
- Рекорды (19)
- РОЗА ВЕТРОВ (22)
- Романовы (103)
- Россия (1172)
- Сады и парки (34)
- Самарканд — столица Тамерлана (22)
- Санкт-Петербург (112)
- Символы (159)
- Скульпторы (38)
- СЛОВАРЬ (67)
- Соборы и Мечети (65)
- СПИРАЛЬ ВРЕМЕНИ (23)
- Судьбы человеческие (1542)
- ТАЙНЫ и ЗАГАДКИ (368)
- Ташкент (18)
- Узбекистан (211)
- Фарфор (8)
- ФЕНОМЕН (167)
- ФИЛАТЕЛИЯ (178)
- Фотографии (440)
- ФОТОГРАФЫ и их фотографии (186)
- Фра Беато Анджелико (13)
- ХУДОЖНИКИ (771)
- ЦВЕТЫ (43)
- ЧАЙ (24)
- ЧЕЛОВЕК и ПРИРОДА (42)
- ЧТОБЫ ПОМНИЛИ (731)
- ЭВОЛЮЦИЯ (19)
- ЭКСПЕДИЦИИ и НАХОДКИ (289)
- ЭПОХА СССР (390)
- ЮСУПОВЫ (21)
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Интересы
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Статистика
Константин Дмитриевич Бальмонт
Есть слово — и оно едино.
Россия. Этот звук — свирель.
В нем воркованье голубино.
Я чую поле, в сердце хмель,
Позвавший птиц к весне апрель.
На иве распустились почки,
Береза слабые листочки
Раскрыла — больше снег не враг,
Трава взошла на каждой кочке,
Заизумрудился овраг.
Тоска ли в сердце медлит злая?
Гони. Свой дух утихомирь.
Вновь с нами ласточка живая,
Заморского отвергшись края,
В родимую влюбилась ширь.
И сердце, ничего не зная,
Вновь знает нежно, как она,
Что луговая и лесная
Зовет к раскрытости весна.
От солнца — ласка властелина,
Весь мир — одно окно лучу.
Светла в предчувствии долина.
О чем томлюсь? Чего хочу?
Всегда родимого взыскую,
Люблю разбег родных полей,
Вхожу в прогалину лесную —
Нет в мире ничего милей.
Ручьи, луга, болота, склоны,
В кустах для зайца уголок.
В пастушью дудку вдунул звоны,
Качнув подснежник, ветерок.
Весенним дождиком омочен,
Весенним солнцем разогрет,
Мой край в покров весны одет,
Нерукотворно беспорочен.
Другого в мире счастья нет.
Одно из самых живых и красивых стихотворений о России принадлежит Константину Дмитриевичу Бальмонту. В 1923 году из-под его пера выходит «Россия». Это произведение наполнено самыми искренними нежными чувствами, какие только может питать патриот по отношению к отчизне.
Однако история сборника «Моё – ей. Стихи о России», увидевшего свет в 1924 году, далеко не так светла и радостна, как его содержание. В это время поэт уже несколько лет находился в эмиграции, вынужденный скитаться по чужим странам и городам без возможности вернуться домой. Бальмонт не принял советскую власть, а она в свою очередь давила на него, заклеймив предателем Родины, притом, что поэт всегда был патриотом своей страны.
Долгие годы поэта обуревает горечь и обида, что выражается в жестких и порой даже жутких образах произведений, составивших сборник «Марево». Только со временем наступило облегчение. Бальмонт снова обрел свою Россию, но на этот раз — в своем сердце. Поэтому стихотворения сборника пронизаны светом. Каждой строчкой Бальмонт признается в любви родине, при этом не так важно, где географически находятся она и он.
Это новое необыкновенное чувство нашло отражение и в других особенностях лирики этого периода. В стихотворении «Россия» прослеживается необычная тенденция к сочетанию различных стихотворных форм. Первые три и последняя строфы написаны лимериком. Эти пятистишия имеют разную структуру: рифмы можно представить как ababb, ccdcd, efeef, ghhdh. Словно в рамке из лимериков находятся четверостишия, которые укладываются в схему klkl.
Новые формы и слова создает Бальмонт, охваченный восторгом: «воркованье голубино», «заизумрудился овраг», «нерукотворно беспорочен». Поэт празднует свою весну, творческое возрождение, тесно связанное с воссоединением с Родиной. Поэтому стихи искрятся свежими красками и звуками. В строках можно встретить и щебет птиц, и журчание ручья, и песню ветра:
В пастушью дудку вдунул звоны,
Качнув подснежник, ветерок.
Даже звук распускающихся почек и растущей травы можно услышать в этом стихотворении. Это ощущение достигается благодаря легкому ритму и игре рифм.
Автор стихотворения представляется человеком удивительной широты души. Несмотря на то, что его отвергли, он находит в себе силы не только простить, но проникнуться к отчизне еще более глубокими чувствами. Это ярко передается через образ весенней птицы:
Вновь с нами ласточка живая,
Заморского отвергшись края,
В родимую влюбилась ширь.
Хочется верить, что жизнерадостное настроение, которым он так щедро делится со всеми читателями, никогда не покинет поэта.
"Кардинальное переосмысление Пушкина происходило у Бальмонта в период Октябрьской революции и особенно в последующие годы эмиграции. В брошюре «Революционер я или нет?» он утверждал, что истинную революционность Пушкина следует видеть не в его дружбе с декабристами и политических стихотворениях, а во всем пафосе его творчества, зовущего к гармонии и свободе личности. В дальнейшем осмыслении Пушкина на первый план выходит воплощение национальной темы — Россия, ее судьба, история, язык, культура. Эта тема стала ведущей у Бальмонта. В ее свете он уясняет и значение Пушкина, который становится для поэта олицетворением Родины. В статье «О поэзии Фета» Бальмонт писал: «Пушкин стал моей настоящей и уже навсегдашней безмерной любовью и преклонением сердца, лишь когда я потерял Россию. То есть с 20-х годов этого столетия. Здесь, в подневольном Париже в Бретани когда лишен вольности и самого заветного и самого любимого я, кажется, впервые увидел Пушкина во всем его величии, детско-юношеское увлечение им вернулось, обостренное и углубленное таким преклонением и такой любовью, что чувствую и говорю без колебания: @@@@@@ Пушкин — самый русский и самый не только гениальный, но и божественный русский поэт. Столько России и столько русского, сколько запечатлелось в каждом поступке Пушкина, в каждом его восклицании, душевном движении, в каждом песнопении, столько целостно-русского не найдешь ни у одного русского писателя, будь то поэт или прозаик».
Начиная с романа «Под новым серпом» и сонета «Пушкин», опубликованного в газете «Последние новости» 1 февраля 1922 года, имя Пушкина постоянно возникает в его прозе и стихах — часто в виде цитат и эпиграфов из пушкинских произведений или упоминаний. Назовем здесь очерки «Ветер», «Страницы воспоминаний», «Весна» из пражской книги «Где мой дом», стихотворения «Мое — Ей», «Русский язык», «Москва», статьи «Звездный вестник», «Русский язык», этюд «Осень» и др. В статье «Русский язык» поэт @@@@@ относит Пушкина к «создателям самой чистой, первородной русской речи», к тем, «чей поэтический язык наиболее перед другими близок к народному говору, к народному словесному пути и напевной поводке». Более развернутые суждения Бальмонта о Пушкине содержатся в статье «Мысли о творчестве. Тургенев», где Бальмонт утверждает, что из всех русских писателей Пушкин и Тургенев «самые русские»: Пушкин глубже всех постиг стихию русского языка и судьбу России, а Тургенев лучше других усвоил «речевой разлив» русской речи, «основные черты нашего народа и прихотливый ход нашей истории».
Целиком посвящена Пушкину статья «О звуках сладких и молитвах». Как и другие статьи — это лирическая проза поэта. Он сразу же предупреждает читателя, что ему хочется «рассказать что-нибудь совершенно личное». Начиная со своего впечатления от стихов Пушкина, прочитанных матерью в детстве, он останавливается на постижении творчества великого поэта в годы юности и зрелую пору и подчеркивает, что «воспоминание» Пушкина ведет «к строгому взгляду внутрь себя, к очистительной беседе с самим собой». Заканчивается статья такими словами: «Юноша, носивший звучное имя — Лермонтов, хорошо сказал о крови Пушкина, что она — праведная, правильная, во всем верная, это горячая русская кровь, понимающая все…» @@@@@
Эта статья была написана 29 мая 1924 года, накануне 125-летия со дня рождения Пушкина, и опубликована 8 июня 1924 года в газете «Дни». Все 12 страниц этого воскресного номера были посвящены юбилею великого поэта. Кроме статьи газета напечатала три стихотворения Бальмонта под общим названием «Пушкин» и его стихотворение 1922 года «Кому судьба».
Бальмонт в это время называл себя «пушкинистом», заново перечитывал поэта, писал о нем. 8 июня 1924 года он сообщал Дагмар Шаховской из Шателейона: «Я поглощен Пушкиным. В „Днях“ и „Последних новостях“ (№ 1265) и 12-го в Сорбонне буду, к сожалению, заочно, — с другими славить его имя…» В письме от 25 июля признавался ей: «Вчера и все эти дни пишу стихи. Сегодня еще не приходили. Может быть, все силы ушли на Пушкина. Вчера начал около полуночи читать „Дубровского“, да и не мог оторваться, читал до половины 4-го». И еще одно признание (25 августа): «Я читал вслух „Руслана и Людмилу“, обливался над Пушкиным слезами».
Кроме статьи и трех стихотворений под заглавием «Пушкин» Бальмонт сочинил к юбилею и опубликовал еще четыре стихотворения на пушкинскую тему: «Огнепламенный» (Последние новости. 1924. 8 июня), «Русский язык», «Заветная рифма», «Отчего» (Современные записки. 1924. № 32).
С этого года русская эмиграция ежегодно стала отмечать 6 июня день рождения Пушкина как День русской культуры. Праздник не только утолял у русских изгнанников ностальгическую тоску по родине, но и напоминал о славе и величии России, укреплял веру в ее будущее.
1924 год для Бальмонта был памятен и тем, что в пражском издательстве «Пламя» благодаря содействию Е. А. Ляцкого (он приезжал в Париж в сентябре 1923 года и неоднократно встречался с поэтом) вышли две его книги: не раз уже упоминавшийся сборник очерков «Где мой дом» и стихотворный сборник «Мое — Ей. Россия».
Содержание книги «Где мой дом», насыщенное переживаниями и раздумьями личного свойства, поднимается до широкого обобщения судьбы русского человека, ставшего бесприютным бродягой-эмигрантом, ищущим ответы на коренные вопросы: где правда, как жить? Пестрая в жанровом отношении — статьи, очерки, эссе, мемуары, подборка цитат «Мысли Словацкого» — книга объединена личностью ее автора, большого художника слова. Доминирующий образ книги — Россия как Дом, греющий душу изгнанника, человека «без русла». В статье, так и названной — «Без русла», Бальмонт говорит о России языком поэта, утверждает веру в ее историческое предназначение: @@@@@ «Россия всегда есть Россия, независимо от того, какое в ней правительство, независимо от того, что в ней делается и какое историческое бедствие или заблуждение получили на время верх и неограниченное господство. Я полон беспредельной любви к миру и к моей матери, которая называется Россия. Там, в родных местах, так же, как в моем детстве и в юности, цветут купавы и шуршат камыши… Там везде говорят по-русски, это язык моего отца и моей матери, это язык моей няни, моего детства, моей первой любви…»
Рассыпанные по очерковой книге приметы, образы родины обретают вторую жизнь в лирических стихах сборника «Мое — Ей» с подзаголовком «Россия», первоначально называвшегося «Видение родного». Эти книги дополняют одна другую и тесно связаны общим для них сквозным чувством одиночества, покинутости, ненужности. «Мне душно от того воздуха, которым дышат изгнанники, — писал Бальмонт. — …Мне душно и от воздуха летнего Парижа, где я никому не нужен».
Книга «Мое — Ей. Россия» была встречена эмигрантской критикой довольно сдержанно, потому, видимо, что не оправдала надежд на новые «кинжальные слова» Бальмонта, заявленные в «Мареве». Юрий Айхенвальд (под псевдонимом Б. Каменецкий) писал, что вошедшие в «Мое — Ей» стихотворения «ни внешне, ни внутренне, ни своим звучанием, ни своим содержанием» «к прежнему Бальмонту ничего не прибавляют» (Руль. 1924. 5 ноября). Более благосклонная к поэту Вера Лурье, утверждая, что в новом сборнике «перед нами снова прежний Бальмонт», отмечала: «Он видит Россию вне политики, вражды и усобиц, даже больше — вне людей» (Дни. 1925. 15 марта).@@@@@@
В письме редактору «Последних новостей» П. Н. Милюкову от 10 декабря 1923 года Бальмонт так писал о своем стихотворении «Россия»: «Стихи мои — восхваление того вечного лика России, который у нас был еще при Ольге и Святославе и много ранее».
Посвящая сборник России, Бальмонт сознательно декларировал в нем и преданность своим творческим принципам. Недаром книга открывалась стихотворением «Моя твердыня», в котором поэт утверждал незыблемость прославившего его в начале века призыва «Будем как Солнце»:
Вседневность Солнца — моя твердыня.
Настанет утро — оно взойдет.
Так было древле. Так будет ныне.
И тьме, и свету сужден черед.
Если в первой эмигрантской книге поэта символом бескрайнего пространства России было «марево» («Мутное марево, чертово варево, / Кухня бесовская в топи болот»), то теперь она видится ему просветленной(. ) везде и во всем:
В мгновенной прорези зарниц,
В крыле перелетевшей птицы,
В чуть слышном шелесте страницы,
В немом лице, склоненном ниц,
В глазке лазурном незабудки,
В веселом всклике ямщика,
Когда качель саней легка
На свеже-белом первопутке.
В мерцанье восковой свечи,
Зажженной трепетной рукою,
В простых словах «Христос с тобою»,
Струящих кроткие лучи…
……………………………
В лесах, где папортник, взвив
Свой веер, манит к тайне клада, —
Она одна, другой не надо,
Лишь ей, жар-птицей, дух мой жив.
И все пройдя пути морские,
И все земные царства дней,
Я слова не найду нежней,
Чем имя звучное: Россия.
(Она)
Символами России вновь становятся привычные образы жар-птицы, «града подводного Китежа», к ним добавляется еще один, очень важный — «старинный крепкий стих»:
Приветствую тебя, старинный крепкий стих,
Не мною созданный, но мною расцвечённый,
Весь переплавленный огнем души влюбленной,
Обрызганный росой и пеной волн морских.
………………………………………
Ты полон прихотей лесного аромата,
Весенних щебетов и сговора зарниц.
Мной пересозданный, ты весь из крыльев птиц.
И рифма, завязь грез, в тебе рукой не смята.
От Фета к Пушкину сверкни путем возврата
И брызни в даль времен дорогой огневиц.
(Мое — Ей)
В статье «Воля России» Бальмонт утверждал: @@@@@«Носители воли каждой страны… @@@@@@ суть ея поэты и писатели». Недаром в стихотворении, давшем название всей книге, он ставит рядом имена двух самых дорогих для него русских поэтов: «От Фета к Пушкину…».