Есенин Стихи О Москве — подборка стихотворений

Содержание

Ус 0 (0)

Не белы снега по-над Доном
Заметали степь синим звоном.
Под крутой горой, что ль под тыном,
Расставалась мать с верным сыном.

«Ты прощай, мой сын, прощай, чадо,
Знать, пришла пора, ехать надо!
Захирел наш дол по-над Доном,
Под пятой Москвы, под полоном».

То не водный звон за путиной —
Бьет копытом конь под осиной.
Под красневу дремь, под сугредок
Отвечал ей сын напоследок:

«Ты не стой, не плачь на дорогу,
Зажигай свечу, молись богу.
Соберу я Дон, вскручу вихорь,
Полоню царя, сниму лихо».

Не река в бугор била пеной —
Вынимал он нож с подколена,
Отрезал с губы ус чернявый,
Говорил слова над дубравой:

«Уж ты, мать моя, голубица,
Сбереги ты ус на божнице;
Окропи его красным звоном,
Положи его под икону!»

Гикал-ухал он под туманом,
Подымалась пыль за курганом.
А она в ответ, как не рада:
«Уж ты сын ли мой, мое чадо!»

На крутой горе, под Калугой,
Повенчался Ус с синей вьюгой.
Лежит он на снегу под елью,
С весела-разгула, с похмелья.

Перед ним все знать да бояры,
В руках золотые чары.
«Не гнушайся ты, Ус, не злобуй,
Подымись, хоть пригубь, попробуй!

Нацедили мы вин красносоких
Из грудей из твоих из высоких.
Как пьяна с них твоя супруга,
Белокосая девица-вьюга!»

Молчит Ус, не кинет взгляда, —
Ничего ему от земли не надо.
О другой он земле гадает,
О других небесах вздыхает…

Заждалася сына дряхлая вдовица,
День и ночь горюя, сидя под божницей.
Вот прошло-проплыло уж второе лето,
Снова снег на поле, а его все нету.

Подошла, взглянула в мутное окошко…
«Не одна ты в поле катишься, дорожка!»
Свищет сокол-ветер, бредит тихим Доном.
«Хорошо б прижаться к золотым иконам…»

Села и прижалась, смотрит кротко-кротко…
«На кого ж похож ты, светлоглазый отрок.
А! — сверкнули слезы над увядшим усом. —
Это ты, о сын мой, смотришь Иисусом!»

Радостью светит она из угла.
Песню запела и гребень взяла.

Лик ее старческий ласков и строг.
Встанет, присядет за печь, на порог.

Вечер морозный, как волк, темно-бур…
Кличет цыплят и нахохленных кур:

«Цыпушки-цыпы, свет-петушок. »
Крепок в руке роговой гребешок.

Стала, уставилась лбом в темноту,
Чешет волосья младенцу Христу.

На Кавказе 0 (0)

Издревле русский наш Парнас
Тянуло к незнакомым странам,
И больше всех лишь ты, Кавказ,
Звенел загадочным туманом.

Здесь Пушкин в чувственном огне
Слагал душой своей опальной:
«Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной».

И Лермонтов, тоску леча,
Нам рассказал про Азамата,
Как он за лошадь Казбича
Давал сестру заместо злата.

За грусть и жёлчь в своем лице
Кипенья желтых рек достоин,
Он, как поэт и офицер,
Был пулей друга успокоен.

И Грибоедов здесь зарыт,
Как наша дань персидской хмари,
В подножии большой горы
Он спит под плач зурны и тари.

А ныне я в твою безглядь
Пришел, не ведая причины:
Родной ли прах здесь обрыдать
Иль подсмотреть свой час кончины!

Мне все равно! Я полон дум
О них, ушедших и великих.
Их исцелял гортанный шум
Твоих долин и речек диких.

Они бежали от врагов
И от друзей сюда бежали,
Чтоб только слышать звон шагов
Да видеть с гор глухие дали.

И я от тех же зол и бед
Бежал, навек простясь с богемой,
Зане созрел во мне поэт
С большой эпическою темой.

Мне мил стихов российский жар.
Есть Маяковский, есть и кроме,
Но он, их главный штабс-маляр,
Поет о пробках в Моссельпроме.

И Клюев, ладожский дьячок,
Его стихи как телогрейка,
Но я их вслух вчера прочел —
И в клетке сдохла канарейка.

Других уж нечего считать,
Они под хладным солнцем зреют.
Бумаги даже замарать
И то, как надо, не умеют.

Прости, Кавказ, что я о них
Тебе промолвил ненароком,
Ты научи мой русских стих
Кизиловым струиться соком.

Чтоб, воротясь опять в Москву,
Я мог прекраснейшей поэмой
Забыть ненужную тоску
И не дружить вовек с богемой.

И чтоб одно в моей стране
Я мог твердить в свой час прощальный:
«Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной».

Любовь Столица, Любовь Столица 0 (0)

Любовь Столица, Любовь Столица,
О ком я думал, о ком гадал.
Она как демон, она как львица,—
Но лик невинен и зорьно ал.

Сказание о Евпатии Коловрате, о Хане Батые 0 (0)

Сказание о Евпатии Коловрате, о Хане Батые, Цвете Троеручице, о черном идолище и Спасе нашем Иисусе Христе

За поёмами Улыбыша
Кружат облачные вентери.
Закурилася ковыльница
Подкопытною танагою.

Ой, не зымь лузга-заманница
Запоршила переточины,—
Подымались злы татарове
На зарайскую сторонушку.

Задрожали губы Трубежа,
Встрепенулись очи-голуби,
И укромы крутоборые
Посолонью зачаведели.

Не ждала Рязань, не чуяла
А и той разбойной допоти,

Под фатой варяжьей засынькой
Коротала ночку темную.

Не совиный ух защурился,
И не волчья пасть осклабилась,—
То Батый с холма Чурилкова
Показал орде на зарево.

Как взглянули звезды-ласточки,
Загадали думу-полымя:
Штой-то Русь захолынулася?
Аль не слышит лязга бранного?

Щебетнули звезды месяцу:
«Ай ты, Божие ягнятище!
Ты не мни траву небесную,
Перестань бодаться с тучами.

Подыми-ка глазы-уголья
На святую Русь крещеную,
Да позарься в кутомарии,
Что там го?рами ерошится?».

Как взглянул тут месяц с привязи,
А ин жвачка зубы вытерпла,
Поперхнулся с перепужины
И на землю кровью кашлянул.

Ой, текут кровя сугорами,
Стонут пасишные пажити,
Разыгрались злы татарове,
Кровь полониками черпают.

Впереди ль сам хан на выпячи
На коне сидит улыбисто
И жует, слюнявя бороду,
Кус подохлой кобылятины.

Говорит он псиным голосом:
«Ой ли, титники братанове,
Не пора ль нам с пира-пображни
Настремнить коней в Московию?»

От Ольги? до Швивой Заводи
Знают песни про Евпатия.
Их поют от белой вызнати
До холопного сермяжника.

Хоть и много песен сложено,
Да ни слову не уважено,
Не сочесть похвал той удали,
Не ославить смелой доблести.

Вились кудри у Евпатия,
В три ряда на плечи падали.
За гленищем ножик сеченый
Подпирал колено белое.

Как держал он кузню-крыницу,
Лошадей ковал да бражничал,
Да пешнёвые угорины
Двумя пальцами вытягивал.

Много лонешнего смолота
В закромах его затулено.
Только нет угожей засыньки,
Чернокосой побеседнушки.

Не одна краса-зазнобушка
Впотайную по нем плакала,
Не один рукав молодушек
От послезья продырявился.

Да не любы, вишь, удалому
Эти всхлипы серых журушек,
А мила ему зазнобушка,
Што ль рязанская сторонушка.

Как гулял ли, хороводничал
Удалой-те добрый молодец
И Ольгу? ли волноватую
В молоко парное вспенивал.

Собирались злы татарове,
На Москву коней шарахали.
Собегалися боярове
На кулажное устанище.

Наряжали побегушника,
Уручали серой грамотой:
«Ты беги, буди, детинушка,
На усуду свет Евпатия».

Ой, не колоб в поле котится
На позыв колдуньи с Шехмина,—
Проскакал ездок на Пилево
Да назад опять ворочает.

Крутозыбы волны белые,
Далеко их видно по лугу.
Так и мечутся, яруются
Укусить седое облако.

Подскакал ездок ко берегу,
Тянет поводы на быстрицу,
Да не лезет конь в сумятицу,
В две луны подковы вытянув.

Как слезал бегун, задумывал:
«Ай, с чего же речка пенится?
Нет ни чичерного сиверка,
Ни того ль лесного шолоха».

Да вставал тут добрый молодец,
Свет Евпатий Коловратович,
Выходил с воды на посолонь,
Вытирался лопушиною.

Утихала зыбь хлябучая,
Развивались клубы пенные,
И надводные коряжины
По-лягвачьему пузырились.

А и крикнет побегушниче:
«Ой ты, лазушновый баторе.
Ты беги, померяй силушку
За Рязанью над татарами».

На узёмном погорелище
За Коломной бабы хныкают.
В хомутах и наколодниках
Повели мужей татаровья.

Хлыщут потные погонщики,
Подгоняют полонянников,
По пыжну путю-дороженьке
Ставят вехами головушки.

У загнетки неба синего
Облака горят, поленища,
На сухменьи ель-ухватище
Пламя-полымя ворочает.

Не кухта в бору замешкалась
И не лышник чешет бороду,
Ходит Спасе, Спас-угодниче
Со опущенной головушкой.

Отворялась Божья гридница
Косятым окном по нудышу,
Выходила Троеручица
На крылечко с горней стражею.

И шумнула мать пелеганцу:
«Ой ты, сыне мой возлюбленный,
Помути ты силу вражию,
Соблюди Урусь кондовую».

Не убластилося Батыю,
Не во сне ему почуялось,
Наяву ему предвиделось —
Дикомыти рвут татаровье.

Повернул коня поганище
На застепное пристанище,
За пожнёвые утырины,
На укрепы ли козельские.

Ой, бахвалятся провытники
Без уёму, без попречины.
За кого же тебя пропили,
Половецкая любовница?

У Палаги-шинкачерихи
На меду вино развожено.
Корачевые кумашницы
Рушниками занавешаны.

Не облыжники пеняются,
Не кусомни-поминушники,—
Соходилися товарищи
Свет хороброго Евпатия.

Говорит-гудит детинушка:
«Ой ли, други закадышные,
Не пора ль нам тыквы-головы
Попытать над ятаганами?

Не назря мы, чай, за пожнями
Солнце стрелами утыкали,
Не с безделья в стены райские
Два окошка пробуравили».

Не загулины кувекали,
Не тетерники скликалися,
А удалые головушки
С просулёнами прощалися.

Плачут засыньки по дружникам,
По Евпатию ль все Ольговичи.
Улетают молодикочи
Во погоню на потравников.

Ой, не суки в тыне щенятся
Под козельскими корягами,
Налетала рать Евпатия,
Сокрушала сыть поганую.

Защемило сердце Батыя,
Хлябушиной закобонилось.
Не рязанцы ль встали мертвые
На угубу кроволитную?

А на райских пашнях побрани —
Спорит идолище с Господом:
«Ты отдай победу выкрому,
Правоверу мусульманину».

Говорит Господь узывчиво:
«Ай ты, идолище черное,
У какой ты злюки-матери
Титьку-вишенье высасывал?»

Бьются соколы-дружинники,
А не знают волю сполову.
Как сидеть их белым душенькам
В терему ли, в саде райскоем.

Стонет идолище черное,
Брови-поросль оторачает.
Как кипеть ли злым татаровьям —
Во смоле, котлах кипучиих.

Скачет хан на бела батыря,
С губ бежит слюна капучая.
И не меч Евпатий вытянул,
А свеча в руках затеплилась.

Не березки-белолипушки
Из-под гоноби подрублены,
Полегли соколья-дружники
Под татарскими насечками.

Не карачевое гульбище,
Не изюм-кутья поминная —
Разыгрались злы татаровья,
Кровь полониками черпают.

Возгово?рит лютый ханище:
«Ой ли, черти-куралесники,
Отешите череп батыря
Что ль на чашу на сивушную».

Уж он пьет не пьет, курвяжится,
Оглянётся да понюхает:
«А всего ты, сила русская,
На тыновье загодилася».

От Ольги? до Швивой Заводи
Знают песни про Евпатия.
Их поют от белой вызнати
До холопного сермяжника.

Да! Теперь — решено. Без возврата 0 (0)

Да! Теперь — решено. Без возврата
Я покинул родные края.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.

Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, сулил мне Бог.

Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.

А когда ночью светит месяц,
Когда светит… чёрт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.

Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролёт, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.

Сердце бьётся всё чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
— Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад.

Снова пьют здесь, дерутся и плачут 0 (0)

Снова пьют здесь, дерутся и плачут
Под гармоники желтую грусть.
Проклинают свои неудачи,
Вспоминают московскую Русь.

И я сам, опустясь головою,
Заливаю глаза вином,
Чтоб не видеть в лицо роковое,
Чтоб подумать хоть миг об ином.

Что-то всеми навек утрачено.
Май мой синий! Июнь голубой!
Не с того ль так чадит мертвячиной
Над пропащею этой гульбой.

Ах, сегодня так весело россам,
Самогонного спирта — река.
Гармонист с провалившимся носом
Им про Волгу поет и про Чека.

Что-то злое во взорах безумных,
Непокорное в громких речах.
Жалко им тех дурашливых, юных,
Что сгубили свою жизнь сгоряча.

Жалко им, что октябрь суровый
Обманул их в своей пурге.
И уж удалью точится новой
Крепко спрятанный нож в сапоге.

Где ж вы те, что ушли далече?
Ярко ль светят вам наши лучи?
Гармонист спиртом сифилис лечит,
Что в киргизских степях получил.

Нет! таких не подмять, не рассеять.
Бесшабашность им гнилью дана.
Ты, Рассея моя… Рас… сея…
Азиатская сторона!

—Я — фотограф

Женский образ в живописи 18-20 веков часть 1

—Рубрики

Пером и кистью. (2733)
TV. Кино и Подмостки (1691)
Обо всем (1468)
Интересно (1005)
Кумиры (847)
Видео/Фото/Фильмы/Концерты. (825)
Старый, добрый шлягер (792)
Музыканты,художники, композиторы, поэты, писатели (729)
Истории (709)
Аудиоальбомы (691)
Джаз,Рок,Блюз. (688)
СуперStars (610)
УЛЫБНЕМСЯ И МЫ (483)
Суперхит XX века (468)
Звезды в "Музыкальной гостиной" (410)
"СССР" — ретро (378)
Бельканто (Любимые голоса) (286)
Одесские истории (234)
Русский шансон (234)
Культура, искусство, история (231)
Музыка на века (224)
Легенды русского шансона. (217)
Опера, оперетта, классическая музыка, балет. (205)
Лирика романса (175)
Маленький ретро концерт (163)
Биографии (163)
История классики шансона (140)
Музыка ретро (113)
Песня.Романс (104)
Звезды русской эмиграции (83)
Мемориал (77)
Петр Лещенко (50)
шансон (40)
Литературный раздел (11)

—Метки

—Поиск по дневнику

—Подписка по e-mail

—Статистика

"О Есенине столько написано,

Его творчество пересказано,

Его рощи в стихах не выцвели,

И легенда о нем не доказана…"

Удивительно, как мальчик, выросший в селе Константиново, среди полей и лугов, брошенный в 2-летнем возрасте матерью и отцом, проучившись 4 года в Константиновском училище, затем 3 года в Спас-Клепиковской церковно-учительской школе, вырос в поэта мирового масштаба.

При живых родителях Сергей ощущал себя сиротой, и от этого больнее было это чувство, чем настоящей сироте.

Наслушавшись в детстве народных сказок, песен да частушек от бабушки Натальи Евтихиевны, Есенин лет с 9 и сам увлекся сочинением стихов. Слушая деда по вечерам, который читал ему церковные книги, Сергей и свои стихи слагал духовные.

В 1910 году он пишет:

В шапке облачного скола,

В лапоточках, словно тень,

Ходит милостник Микола

Мимо сел и деревень.

На плечах его котомка,

Стягловица в две тесьмы,

Он идет, поет негромко

Почти три года обучения в Спас-Клепиковской школе и "сознательного творчества"(сочинение стихов) во внеурочные часы, история русская и церковная, закон божий, география, рисование и дидактика, церковные службы, на которых присутствие было обязательным…. Есенина совсем не привлекала профессия учителя, воспитывающего учеников "в духе православия". Зато именно в этой школе Есенин познакомился с недозволенной литературой, здесь по вечерам в одной из комнат тайно велись беседы о прочитанных книгах. Обсуждали стихи Пушкина и Лермонтова, Некрасова и Кольцова. А потом читали свои стихи.

Сергей очень любил цветы. Им, своим друзья, посвящал он свои стихи:

Я не люблю цветы с кустов,

Не называю их цветами.

Хоть прикасаюсь к ним устами,

Но не найду к ним нежных слов.

Я только тот люблю цветок,

Который врос корнями в землю,

Его люблю я и приемлю,

Как северный наш василек.

А люди разве не цветы?

Всего неделю провел пятнадцатилетний Есенин в Москве, когда в июне 1911 года приезжал погостить к своему отцу – Александру Никитичу, который давно служил приказчиком в магазине купца Крылова в Замоскворечье. Но этого времени ему хватило, чтобы полюбить Москву навсегда.

"Я был в Москве всего неделю, потом уехал. Мне в Москве хотелось и побыть побольше, да домашние обстоятельства не позволили…" писал Сергей Есенин своему другу Грише По воспоминаниям современников Сергей был "среднего роста, худощавый, блондин, гладко причесанные по- ученически волосы с хохолком:

Блондинистый, почти белесый,

В легендах ставший как туман,

О Александр! Ты был повеса,

Как я сегодня хулиган.

Так как, несмотря на уговоры, продолжать обучение в Учительском институте Есенин отказался категорически, отец Есенина Александр Никитич вызывает сына в Москву к себе и устраивает его работать в контору своего хозяина. Останавливается Сергей в 24 доме, принадлежавшем купцу Крылову в Б.Строченовском переулке. Сейчас в этом здании находится музей С.А.Есенина. Сергея тянуло к творчеству. А отец не считал увлечение сына серьезным делом. Сын и отец поссорились. Сергей оставил работу в конторе и сразу же лишился поддержки отца. Из письма к другу Грише Панфилову: "…Был болен, с отцом неприятности. Теперь решено. Я один. Жить теперь буду без посторонней помощи…".

В поисках заработка юноша устраивается продавцом в книжный магазин на Страстной площади (Пушкинская площадь). Магазин ликвидируется, и Сергей лишается работы. Мысли о смысле бытия постоянно одолевают Есенина: "В чем состоит цель жизни?"

"Гриша, в настоящее время читаю Евангелие… Христос для меня совершенство. Но я не так верую, как другие. Те веруют из страха… А я чисто и свято, как в человека, одаренного светлым умом и благородством душою, как в образец последовании любви к ближнему. Жизнь. Я не могу понять ее назначения…"

Отец в марте 1913 года через своего знакомого все-таки помогает сыну устроиться на постоянную работу в типографию "Т-ва И.Д. Сытина" сначала в экспедицию, затем в корректорскую подчитчиком. Типография Сытина была одной из старейших и самых больших типографий не только в Москве, но и в России. 18 летний отзывчивый, пылкий поэт заражается общим революционным настроением и принимает живое участие в общественно-политических выступлениях сытинцев. Распространяет литературу среди рабочих, участвует в забастовках… В архивах Московского охранного отделения обнаружен документ, подтверждающий, что за Есениным (кличка "Набор"), велась тщательная слежка. В этой же типографии наконец печатает свое первое стихотворение "Береза":

На пушистых ветках

В сонной тишине,

И горят снежинки

В течение полутора лет обучается в народном университете Шанявского на Миусской площади в Москве. Московский народный университет имени Л.А. Шанявского был создан в 1908 году по инициативе и на средства Л.А. Шанявского. Обучение там было бесплатное. Есенин очень любил Москву, он жил Москвой, он влюблялся в Москве.

О своей любви к городу "Московский озорной гуляка" искренне признается в своих стихах:

Да! Теперь — решено. Без возврата

Я покинул родные поля.

Уж не будут листвою крылатой

Надо мною звенеть тополя.

Низкий дом без меня ссутулится,

Старый пес мой давно издох.

На московских изогнутых улицах

Умереть, знать, судил мне бог.

Я люблю этот город вязевый,

Пусть обрюзг он и пусть одрях.

Золотая дремотная Азия

Опочила на куполах.

А когда ночью светит месяц,

Когда светит. черт знает как!

Я иду, головою свесясь,

Переулком в знакомый кабак.

/Цикл стихотворений "Москва кабацкая"/

Сергей Есенин ходит с друзьями в Художественный театр, на галерку. Романтичный реалист восхищается актерской игрой Качалова. Москвина, Книппер-Чеховой. Своим обаянием симпатичный юноша вызывает у окружающих внимание и интерес к себе. "Ты будешь желанным гостем в поэзии" говорила его однокурсница Мария Бауэр. В один воскресный день Есенин посетил Третьяковку. Смотрели Поленова и Левитана. Зарядье ему не понравилось. А "Левитан мне сродни. Идешь от одной картины к другой. И вот вспыхивает осень золотом берез и синью реки, грустит закат над омутом, задумался стог сена в вечерней тишине. Смотришь и думаешь: "Да ведь это все мое, родное, близкое мне с детства вошедшее в сердце…"

Помимо любви к Москве, у Поэта всегда была мечта о признании его как поэта:

Но, обреченный на гоненье,

Еще я долго буду петь.

Чтоб и мое степное пенье

Сумело бронзой прозвенеть.

Так обращается Есенин, стоя у памятника А.С. Пушкину.

"Москва неприветливая – поедем в Крым" пишет Есенин другу и уезжает в июне 1914 года в Ялту. Скорее всего Есенин покинул Москву из-за участия в демонстрации против войны 1914 года. Он приехал в Севастополь, город ему понравился, оттуда поехал в Ялту. Безденежье возвращает его в Москву, а затем и вовсе в деревню. Осенью Есенин снова возвращается в Москву. Попытался устроиться корректором в типографию Д. Чернышова и Н. Кобелькова в Банковском переулке. Но вскоре оттуда ушел и занялся только творчеством. Целыми днями писал стихи…

Несмотря на то, что его стихи печатаются в журналах "Мирок" и "Друг народа", газетах "Эхо" и "Сызранское утро" и др. Есенин решает ехать в Петроград:

"Нет! Здесь в Москве ничего не добьешься. Надо ехать в Петроград…. Все письма со стихами возвращают. Ничего не печатают. Нет, надо самому. Под лежачий камень вода не течет. Славу надо брать за рога. Поеду к Блоку. Он меня поймет…." пишет Есенин и Сергей едет в 1915 году в Петербург, чтобы "устроить" свои стихи. И встреча Есенина с Блоком, не сразу конечно, но состоялась. Блок услышал "песни души", первым признал поэта, его талант, и главное ввел его в большую литературу. Знакомство с Андреем Белым, Блоком, Клюевым, Городец оказывает на юношу огромное влияние. С 1914 года появляются стихотворения Есенина в журналах почти постоянно. До 17 года Есенин в Москве появляется чаще всего проездом.

В 1918 году Есенин возвращается в Москву, снова ставшую к тому времени столицей.

В новом периоде его московской жизни по возвращении Есенин развивает бурную деятельность, то хлопочет об образовании издательства, где бы печатали произведения российских писателей и поэтов, подписывает коллективные письма в правительство, объединял вокруг себя крестьянских поэтов. Помогает друзьям.

С 1921 г. много путешествует по Европе и Америке, вступив в брак с Айседорой Дункан. Поэта потрясла власть доллара на Западе и бездушность. "Пусть мы нищие, — писал он из Европы, — пусть у нас голод, холод. зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду…"

Не ругайтесь. Такое дело!

Не торговец я на слова.

Запрокинулась и отяжелела

Золотая моя голова.

Нет любви ни к деревне, ни к городу,

Как же смог я ее донести?

Брошу все. Отпущу себе бороду

И бродягой пойду по Руси.

Я московский озорной гуляка.

По всему тверскому околотку

В переулках каждая собака

Знает мою легкую походку.

Каждая задрипанная лошадь

Головой кивает мне навстречу.

Для зверей приятель я хороший,

Каждый стих мой душу зверя лечит.

Я хожу в цилиндре не для женщин —

В глупой страсти сердце жить не в силе,

В нем удобней, грусть свою уменьшив,

Золото овса давать кобыле.

Средь людей я дружбы не имею,

Я иному покорился царству.

Каждому здесь кобелю на шею

Я готов отдать мой лучший галстук.

И Есенин возвращается в августе 1923 г. в Москву. Постоянного места жительства в Москве у Есенина не было, то гостиница "Люкс" бывшая "Центральная" (Тверская, 10). Потом Петровка (дом 19, Богословский и Петровский переулки, Жил у поэта А.Б. Кусикова, Брюсов переулок (дом 2/4, строение 4), поэт жил у Г.А. Бениславской,

После женитьбы в июне 1925 года на С.А. Толстой (внучке Льва Толстого) переехал в Померанцев переулок (дом 3). Наведывался поэт в 1925 году в дом 3 по Камергерскому переулку в гости к В.И. Качалову. Именно в этом доме родились строки "Дай, Джим, на счастье лапу мне. ".

Жизнь поэта трагически оборвалась в ленинградской гостинице "Англетер". Есть версия, что приехав в Ленинград для лечения, поэт был убит. 31 декабря 1925 года Сергей Есенин вернулся в Москву на этот раз навсегда… на Ваганьковское кладбище.

"Стихи Есенина – как родники природы,

Полны любви к родной земле.

В них нежность, восхищение и страсть свободы,

Легенда о его судьбе".

В стихах Есенина по-моему выражено все — от любви к родине, природе, романтично приукрашенной, к женщине, слышно глубокое ощущение одиночества. В его стихах даже природа реагирует на судьбы людей…

Я сегодня влюблен в этот вечер,

Близок сердцу желтеющий дол.

Отрок-ветер по самые плечи

Заголил на березке подол…

Я еще никогда бережливо

Так не слушал разумную плоть,

Хорошо бы, как ветками ива,

Опрокинуться в розовость вод.

Хорошо бы, на стог улыбаясь,

Мордой месяца сено жевать.

Где ты, где, моя тихая радость,

Все любя, ничего не желать?