ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА СТИХОТВОРЕНИЯ МАНДЕЛЬШТАМА «СТИХИ О НЕИЗВЕСТНОМ СОЛДАТЕ»
Порождение высказывания- сложный процесс лингвистического форматирования глубинных смыслов, возникающих в подсознании в виде образов. Где-то на границе сознания и подсознания в творческом порыве рождаются слова и фразы естественного языка. Философ и психолог У.Джеймс описывает этот процесс следующим образом:
Допустим, мы пытаемся вспомнить забытое имя. Состояние нашего сознания весьма специфично. В нем существует как бы провал, но это не совсем провал. Эта пустота чрезвычайно активна. В ней есть некий дух искомого слова Если нам в голову приходит неверное слово, эта уникальная пустота немедленно срабатывает, отвергая его. Это слово не соответствует ей. Для разных слов эта пустота ощущается по-разному, при этом она всегда лишена содержания и именно поэтому ощущается как пустота Ритм слова, которое мы ищем, может присутствовать, не выражаясь при этом в звуках, или это может быть неуловимое ощущение начального гласного или согласного, которое манит нас издали, не принимая отчетливых форм…[1]
Почти то же говорит, размышляя о поэтическом творчестве, сам Мандельштам: «Весь процесс написания состоит в напряженном улавливании и проявлении уже существующего и неизвестно откуда транслирующегося гармонического и смыслового единства, постепенно воплощающегося в слова»[2].
Нереализованное в словесном выражении «смысловое единство», существующее как мыслеобраз в момент порождения высказывания, при формировании окончательного варианта предложения претерпевает определенные, часто значительные трансформации. Изучением взаимосвязи глубинной и поверхностной структур занимались Н.Хомский, А.Кожибски, трансформационные лингвисты и психолингвисты. Дж. Фодор и М.Гаррет установили, что «слушающий не проделывает в обратном порядке трансформационные операции, а использует свои знания о возможной глубинной структуре, определяя ее при помощи «ключей», содержащихся в поверхностной структуре»[3]. Человек начинает обработку воспринимаемых им звуков, как только они достигают его слуха, так что по мере развертывания предложения возникает возможность выбора одной из вероятностных глубинных структур. Таким образом, слушающий воспринимает не исходную глубинную структуру предложения, а, руководствуясь определенными лингвистическими «сигналами» поверхностной структуры, порождает собственную глубинную структуру, базирующуюся на личных подсознательных ощущениях.
Основатели нейролингвистической психологии Д.Гриндер и Р.Бэндлер пришли к выводу, что при опущениях и искажениях поверхностной структуры процесс подсознательного конструирования слушающим собственной, основанной на личном опыте глубинной структуры протекает более интенсивно. Они систематизировали «сбои» (неопределенности) поверхностной структуры предложения, провоцирующие формирование субъективного варианта глубинной структуры, назвав их паттернами гипнотического языка.
Присутствуя в речи, данные паттерны (обобщения, номинализации, семантические неопределенности, грамматические опущения и т.д.) гипнотизируют постольку, поскольку, подсознательно восполняя недостающую информацию, человек видит и слышит репрезентацию своего личного опыта, которому доверяет. Соответственно, чем больше неопределенностей в речи коммуникатора, тем больше субъективных внутренних репрезентаций она вызывает, заставляя интенсивнее работать подсознание собеседника. Вероятно, именно это Мандельштам имел в виду под «блаженным бессмысленным словом»…
В статье о «семантической поэтике» (Ю.Левин, Д.Сегал и др.) приводятся случаи семантической неопределенности, характерные для поэтического языка О.Мандельштама. В наших исследованиях, в свою очередь[4], сделано предположение, что поэтическая речь Мандельштама целиком построена на семантических неопределенностях, то есть паттернах гипнотического языка: умолчаниях, искажениях, неточностях, обобщениях, неконкретных глаголах и т.д. Эти приемы являются структурирующими элементами поэтики Мандельштама, делая поэтическую- магическую- материю затрудненной для сознательного восприятия, «темной». Так, на это «работает» использование неконкретных глаголов, не реализующих в полном объеме свои валентности[5], отсутствие смысловых валентностей у существительных, прилагательных и др., создающее ощущение неукорененности описываемого объекта в реальности, и т.д. Стихотворение «Образ твой, мучительный и зыбкий…» не поддается однозначному толкованию именно потому, что центральный образ этого стихотворения лишен референтных индексов, и читатель воспринимает его в соответствии с собственной внутренней репрезентацией.
Абстракции высокого порядка также являются способом гипнотизирования. А.Кожибски в работе «Наука и здравый смысл» различает несколько уровней абстрагирования, осуществляемого нервной системой человека. Суть открытия Кожибски сводится к тому, что чем выше уровень абстракции слова, тем менее оно осмысленно. Абстрактное слово человек воспринимает в субъективной системе координат: опираясь на личный опыт (осознаваемый или нет), он «подменяет» его внутренней репрезентацией, хранящейся в подсознании.
Наиболее частый случай семантического искажения- номинализация, то есть превращение процессуального слова в существительное: из слова уходит конкретика, оно становится, во-первых, более абстрактным, во-вторых, искажает действительность на лингвистическом уровне — то, что мыслится как процесс, обладает грамматическим статусом предмета: разлет, разбег, разгон, разрыв, печаль, шелест, убыль, звон, тленье, пенье, провал, промер, веселье, скат, дыханье, проруха, слух, гам, стон, гон, угомон, распев, радость, блужданье, тоска, зоркость, журьба, явь, горячка, хмель, испуг и др.
Номинализации уводят нас от действительности: обозначив нечто как явление, мы начинаем считать это объективной данностью и не задумываемся о конкретных действиях, нужных для его воплощения. Номинализации являются одним из сильнейших паттернов гипнотического языка. Подменяя процесс абстракцией, номинализации заставляют нас присвоить этой абстракции значение, взятое из собственного внутреннего мира.
Как и все гипнотические приемы, номинализации погружают в транс. В трансовом стоянии суженности сознания и сосредоточенности на глубинных процессах мысль ускоряется в напряженном стремлении охватить области, недоступные обыденной логике. Анализ номинализаций в творчестве Мандельштама позволяет выявить периоды, когда его творческая мысль работала особенно интенсивно в стремлении понять непознанное и проникнуть за пределы видимого. Это периоды «Камня» и «Воронежских тетрадей». В «Воронежских тетрадях» Мандельштам подходит к решению важнейших онтологических проблем: жизни и смерти, значимости собственного я и единения с людьми. Во второй части «Второй воронежской тетради» процент номинализаций по отношению к предикатам достигает своего максимального значения в поэзии Мандельштама- 46 %! После «Стихов о неизвестном солдате», в которых поэт обретает сущностное состояние единения с людьми и миром, из его поэзии уходит тема мучительного поиска своего места в жизни и страха смерти и доля номинализаций значительно уменьшается- 35 %.
Есть в творчестве Мандельштама и противоположный период, когда он напишет два стихотворения без номинализаций, сломав привычный способ самовыражения. Это 1920-е годы, когда поэт ощущал советскую действительность как первобытную стихию, в которой много запахов, звуков, сил, но нет мысли, проясняющей бытие. В эти годы, надеясь, быть может, стать понятнее, наладить контакт с новым слушателем, пролетарием, он пишет два стихотворения без номинализаций: «Язык булыжника мне голубя понятней…» и «Как тельце маленькое крылышком…»:
Язык булыжника мне голубя понятней,
Здесь камни- голуби, дома- как голубятни…
Здесь клички месяцам давали как котятам,
И молоко и кровь давали нежным львятам,
А подрастут они- то разве года два
Держалась на плечах большая голова.
Большеголовые- там руки поднимали
И клятвой на песке как яблоком играли.
Мне трудно говорить: не видел ничего,
Но все-таки скажу: я помню одного,
Он лапу поднимал, как огненную розу,
И как ребенок всем показывал занозу,
Его не слушали; смеялись кучера,
И грызла яблоки, с шарманкой, детвора,
Афиши клеили, и ставили капканы,
И пели песенки, и жарили каштаны,
И светлой улицей, как просекой прямой,
Летели лошади из зелени густой.
Обрамляющая тема- Французская революция. Внутренний нерв- боль и отчаяние занозившего лапу львенка. Возникнув по ассоциации с Французской революцией, образ львенка получает самостоятельный статус, центральное место в композиции и эмоциональную насыщенность. На двух уровнях, и внешнем, и внутреннем, Мандельштам пытается пробиться к своему новому читателю. Ведь про львенка же должно быть понятно! Этот образ («И как ребенок всем показывал занозу») не может не найти отклика, как ему кажется, в сердце человеческого существа. Отсутствие номинализаций в этих двух стихотворениях- исключительный случай в лирике Мандельштама. Он словно решил совершить непомерное усилие и вывернуть свою душу до конца, сделав конкретным каждое душевное переживание. Сказать про себя как про этого львенка, которого не понимают и бросают одного, про львенка, из которого обязательно вырастет могучий и добрый лев, если у него будет хоть один шанс…
Больше он такого себе никогда не позволял. Понял, что молить о «жалости и милости»- недостойно. И назвал тоскующую страстную мольбу о сочувствии «простой песенкой о глиняных обидах».
Следующий паттерн гипнотического языка известен в литературоведении как нарушение лексической сочетаемости: слепок с голоса, сухая влажность, зоркий слух, выпуклая радость, выбегали из углов угланы, моль нулей, свет размолотых в луч скоростей, без окна вещество и др. Одним из излюбленных Мандельштамом приемов является нарушение сенсорной сочетаемости, то есть сопряжение слов разных модальностей- визульной, аудиальной, кинестетической: звук сузился, слова шипят, бунтуют; звучать в коре, коричневея; снег хрустит в глазах; тень моя грызет очами; звук в персты прольется; на губах остается янтарная сухость; смычок иль хлыст, как спичка, тухнет…
Еще один паттерн гипнотического языка- фонетическая неопределенность, подразумевающая многозначность прочтения. С фонетической неопределенностью связаны многие так называемые текстологические «ошибки» прочтения Мандельштама:
«С протяжным голодом их гуда» (чуда);
«Я в львиный рев и в крепость погружен» (в пропасть);
«Будет будить (губить) жизнь на земле Сталин»;
«дружина мудреца» в «Оде» Сталину (читается как дружина мертвеца) и др.
Синтаксическая неопределенность (многозначность) зачастую приводит к принципиальному разночтению, становясь предметом дискуссии о смысле стихотворения, как, например, в стихотворении «И поныне на Афоне…»: «Безымянную мы губим / Вместе с именем любовь».
Губим, называя, или губим, не называя любовь?
Обобщения также гипнотизируют, поскольку заставляют верить в фатальную неизбежность описываемого: «Отравлен хлеб и воздух выпит…», «все большое далеко развеять…», «всегда восторженную тишь…», «и все твое- от неизбежного…» К обобщениям примыкают и абстракции, о которых мы говорили выше: любовь, время, век, дрожжи мира, сад величин, самосознанье причин, шестое чувство, смерть, жизнь и т.п. Таким образом, мы назвали основные приемы гипнотического языка, на которых построена поэтическая речь О.Мандельштама. Рассуждения о подсознательной, гипнотической ее природе закончим свидетельствами М.Цветаевой и И.Бродского.
Почему люблю М., с его путаной, слабой, хаотической мыслью, порой бессмыслицей (проследите-ка логически любой его стих!) и неизменной магией каждой строчки. Дело в чарах[6].
Это стихи в высшей степени, видимо, на каком-то безотчетном… я не привык употреблять этот термин,- на подсознательно-бессознательном некотором уровне[7].
В чем коммуникативная задача гипнотической речи? В том, что при такого рода контакте информация передается и воспринимается преимущественно на уровне глубинной структуры. Потери и искажения смысла, неизбежные при трансформационных процессах от глубинной структуры к поверхностной и обратно, минимизируются, уплотняется внутренняя реальность сообщения- транслируемый на подсознательном уровне мыслеобраз. При такой коммуникации собеседник подключен к высокоскоростной цепи передачи информации, где первичен порыв, а логика, конкретика, причинно-следственная связь- вторичны, необязательны и вариативны. А.Карпов пишет:
Поэт стремится воспроизвести существующие в мире связи между явлениями, которые расшифровке на языке логики- увы!- не поддаются. И стоит ли сожалеть об этом: не познанная до конца загадка, тайна- свойство истинной поэзии. Встретившись в стихотворении со словами «Из горящих вырвусь рядов и вернусь в родной звукоряд…», едва ли можно подвергнуть их однозначному толкованию, но нельзя не почувствовать выраженного страстного желания не потерять себя….[8]
Толкование произведений Мандельштама на основе поверхностных структур, как это было уже не раз доказано, неэффективно. Восприятие его поэзии требует от читателя творческой самоотдачи. Об этом настойчиво говорил сам поэт: «В поэзии важно только исполняющее понимание- отнюдь не пассивное, не воспроизводящее и не пересказывающее…»[9]
В «Разговоре о Данте», в «Выпаде» и в других эссе о поэзии Мандельштам неоднократно объясняет природу своего творчества. «Смысловые волны-сигналы исчезают, исполнив свою работу Внешняя, поясняющая образность несовместима с орудийностью»[10]. Значимой коммуникативной «единицей» его поэзии является не слово, не предложение, а внутренний образ, глубинная структура стихотворения (либо сквозной контекстный мотив). Этот образ не эксплицирован на уровне формы.
Поверхностные структуры стихотворений Мандельштама- лишь огоньки, отсылающие нас в неизведанное. Они ведут к провалу, «пробелу», который существует где-то на границе сознания и подсознания. Там «дремлет» мыслеобраз, ожидая своего воплощения. Он рождается в ходе творческого взаимодействия читателя с поэтической материей. Этот образ не данность, он не зашифрован в строках и его нельзя раскодировать, но можно обрести.
О внутреннем порыве к обретению образа Мандельштам свидетельствует в «Восьмистишиях», от первого к одиннадцатому ускоряя мысль, наращивая смыслы. Вот первое восьмистишие:
«Стихи о неизвестном солдате» — одно из гениальных творений Осипа Мандельштама
Поэзия насыщена культурно- историческими образами и мотивами, отмечена конкретно-вещественным восприятием мира, трагическим переживанием гибели культуры. Сборники «Камень» (1913), «Tristia» (1922), цикл «Воронежские тетради» (опубликован 1966). Книга «Разговор о Данте» (опубликована 1967), автобиографическая проза, статьи о поэзии. Репрессирован; реабилитирован посмертно.
Сердце робкое бьется тревожно,
Жаждет счастье и дать, и хранить!
От людей утаиться возможно,
Все даты, кроме тех, недознанных,
Все сроки, кроме тех, в глазах,
«Стихи о неизвестном солдате» — одно из самых вершинных, гениальных творений Осипа Мандельштама — является одновременно одним из самых значительных произведений мировой поэзии XX века. Написано оно 1-15 марта 1937 г. В разгул Красного террора в России. Во время окончательного становления Фашизма на Западе. Между Первой и Второй Мировой войной. Давайте вспомним его.
СТИХИ О НЕИЗВЕСТНОМ СОЛДАТЕ
Этот воздух пусть будет свидетелем,
И в землянках всеядный и деятельный
Океан без окна — вещество.
Все им нужно глядеть — для чего?
В осужденье судьи и свидетеля,
В океан без окна, вещество.
Помнит дождь, неприветливый сеятель,
Безымянная манна его,
Океан или клин боевой.
Будут люди холодные, хилые
Научи меня, ласточка хилая,
Как мне с этой воздушной могилой
Без руля и крыла совладать.
И за Лермонтова Михаила
Как сутулого учит могила
И воздушная яма влечет.
Угрожают нам эти миры
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами
Растяжимых созвездий шатры,
Золотые созвездий жиры.
Свет размолотых в луч скоростей
Светлой болью и молью нулей.
И за полем полей поле новое
Треугольным летит журавлем,
Весть летит светопыльной обновою:
Я не Лейпциг, я не Ватерлоо,
От меня будет свету светло.
Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей,
Луч стоит на сетчатке моей.
Миллионы убитых задешево
Доброй ночи! всего им хорошего
От лица земляных крепостей!
Неподкупное небо окопное
Небо крупных оптовых смертей,
За тобой, от тебя, целокупное,
За воронки, за насыпи, осыпи,
По которым он медлил и мглил:
Развороченных — пасмурный, оспенный
И приниженный — гений могил.
Хорошо умирает пехота
И поет хорошо хор ночной
Над улыбкой приплюснутой Швейка,
И над птичьим копьем Дон-Кихота,
И над рыцарской птичьей плюсной.
И дружит с человеком калека —
Им обоим найдется работа,
И стучит по околицам века
Костылей деревянных скамейка,-
Эй, товарищество, шар земной!
Для того ль должен череп развиться
Во весь лоб — от виска до виска,-
Чтоб в его дорогие глазницы
Не могли не вливаться войска?
Развивается череп от жизни
Во весь лоб — от виска до виска,-
Чистотой своих швов он дразнит себя,
Понимающим куполом яснится,
Мыслью пенится, сам себе снится,-
Чаша чаш и отчизна отчизне,
Звездным рубчиком шитый чепец,
Чепчик счастья — Шекспира отец.
Ясность ясеневая, зоркость яворовая
Чуть-чуть красная мчится в свой дом,
Словно обмороками затоваривая
Оба неба с их тусклым огнем.
Нам союзно лишь то, что избыточно,
Впереди не провал, а промер,
Эта слава другим не в пример.
И сознанье свое затоваривая
Я ль без выбора пью это варево,
Свою голову ем под огнем?
Для того ль заготовлена тара
Обаянья в пространстве пустом,
Чтобы белые звезды обратно
Чуть-чуть красные мчались в свой дом?
Слышишь, мачеха звездного табора,
Ночь, что будет сейчас и потом?
И звучит по рядам шепотком:
Я рожден в девяносто четвертом
Я рожден в девяносто втором.
Год рожденья,- с гурьбой и гуртом
Я шепчу обескровленным ртом:
Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Окружают меня огнем.
«Стихи о неизвестном солдате» — основное стихотворение «Третьей Воронежской тетради». Оно само по себе является циклом, вокруг которого располагаются дополнительные тематические (и словесные) циклы.» В частности, «небесные» стихи. Предтечей «Солдата» безусловно является стихотворение, написанное еще в 1923 г. — «А небо будущим беременно.
Опять войны разноголосица
На древних плоскогорьях мира,
И лопастью пропеллер лоснится,
Как кость точеная тапира.
Итак, готовьтесь жить во времени,
Где нет ни волка, ни тапира,
А небо будущим беременно —
Пшеницей сытого эфира.
Давайте бросим бури яблоко
И на стеклянном блюде облака
Поставив яств посередине.
Как шапка холода альпийского,
На лбу высоком человечества
Войны холодные ладони.
Как чешуя многоочитое,
И альфа и омега бури:
Тебе чужое и безбровое,
Из поколенья в поколенье, —
Всегда высокое и новое
во Вселенной, Тема Будущего. В этом произведении уже взята та непостижимая метафизическая высота Слова, которая позже повторится (хотя в искусстве ничего не повторяется — значит будет еще выше, еще непостижимее) — в «Солдате». Одновременно с «Солдатом», в 1937 г. были написаны еще несколько стихотворений, ступеньками ведущие, подготавливающие нас к той головокружительной вершине, которая предстоит в итоге. Вот отрывки из них :
Не кладите же мне, не кладите
Остроласковый лавр на виски,
Вы на синего неба куски.
И когда я усну, отслуживши,
Всех живущих прижизненный друг,
Он раздастся и глубже и выше —
Отклик неба — в остывшую грудь.
Заблудился я в небе — что делать?
Тот, кому оно близко — ответь!
Легче было вам, Дантовых девять
Атлетических дисков звенеть,
Задыхаться, чернеть, голубеть.
Может быть, это точка безумия,
Может быть, это совесть твоя
Узел жизни, в котором мы узнаны
И развязаны для бытия.
Чистых линий пучки благородные,
Направляемы тихим лучом,
Словно гости с открытым челом.
Неправда ли, как «далеки» друг от друга звезды первого и второго поэта, какая разная у них аура, какое разное к ним отношение. Общее — лишь вечное «звездное вопрошение» и сами звезды. «На первом этапе работы разрабатывалась тема пехоты, окопов, свороченных пластов земли (насыпи, осыпи) и неба, если на него смотреть из окопов. Отсюда сохранившийся в окончательном тексте эпитет «дальнобойный» (к слову «воздух») — дальнобойные орудия — это новинка первой мировой войны, и в этом же отрывке «яд Вердена» — воспоминания об ядовитых газах — нововведении этой же-войны.» Вот запись из черновика (их было очень много — черновых вариантов на каждый отрывок)
Этот воздух пусть будет свидетелем,
Яд Вердена — всеядный и деятельный
Океан без окна — вещество.
Этот воздух пусть будет свидетелем
Безымянная манна его —
Океан без души, вещество.
«химическое вещество». «В связи с газами появляется семистишие «Шевелящимися виноградинами угрожают нам эти миры. » Так любимый, воспетый Поэтом виноград, виноградная лоза обыгрывается здесь как нечто смертельное, неживое. «Стихи о неизвестном солдате» начались едва ли не в январе, работа над ними продолжалась не меньше двух месяцев. «Работая над «Солдатом» О. Мандельштам как-то сказал: «Получается что- то вроде оратории. » « И получилось действительно крупное музыкальное — драматическое произведение для хора, певца-солиста и оркестра. Певец — сам Осип Мандельштам, хор — «миллионы убитых задешево. » Истребления Человека Человеком и находит свой апофеоз в строках — «Аравийское месиво, крошево». Тема Апокалипсиса, конца жизни — это зрение пророка смертей.
