Окуджава Стихи О Москве — подборка стихотворений

Булат Окуджава. Фото: ИТАР-ТАСС

9 мая исполняется 90 лет со дня рождения барда, поэта и прозаика, сценариста Булата Окуджавы. Его визитной карточкой стали песни о Москве и Арбате, в которых говорится не об огромном мегаполисе, не о парадной столице, а о будничной жизни обычных москвичей. В повседневном Окуджава видел трогательные образы, полные философского смысла, но тем не менее понятные всем и каждому.

Сетевое издание М24.ru рассказывает о жизни и любимых местах Булата Окуджавы.

Булат Окуджава родился в 1924 году в Москве, куда его родители приехали из Тбилиси. Некоторое время их семья прожила в коммунальной квартире на Арбате. Но вскоре подросшего Булата отправили в школу в Грузию, а позже вся семья переехала в Нижний Тагил. Отца репрессировали и расстреляли. После трагедии в 1937 году Булат с мамой и бабушкой вернулись в Москву, в свою арбатскую коммуналку. Спустя год мать Окуджавы сослали в Карагандинский лагерь, где она провела 17 лет, а Булата и его младшего брата растила бабушка, а потом тетка в Грузии.

На фронт в 1942-ом году Окуджава отправился добровольцем. Был пулеметчиком, минометчиком, радистом тяжелой артиллерии, но, по собственному признанию, большую часть времени рыл землю. После войны окончил Тбилисский государственный университет и отправился работать учителем русского языка и литературы в Калужскую область. Впечатления от этого периода жизни позднее легли в основу многих его рассказов. В это же время вышел первый сборник его стихов "Лирика" (1956).

Булат Окуджава. Фото: ИТАР-ТАСС

После реабилитации родителей в 1956-ом году Окуджава вернулся в Москву, работал редактором в издательстве "Молодая гвардия" и в "Литературной газете". В 1957 вся столица, а за ней и страна, запела его песни: "Полночный троллейбус", "Сентиментальный вальс", "Король", "Песенка о солдатских сапогах", "Не бродяги, не пропойцы", "Ванька Морозов", "Веселый барабанщик" и многие другие. В это время получили распространение любительские магнитофонные записи песен Окуджавы, но первая официальная пластинка вышла в Париже лишь в 1968 году, в Советском Союзе еще позже – в середине 1970-х.

Песни на стихи Булата Окуджавы звучат в более чем 80 фильмах: "Соломенная шляпка", "Белое солнце пустыни", "Звезда пленительного счастья", "Турецкий гамбит" и других. Песня из "Покровских ворот" — "Часовые любви" — стала чуть ли не гимном столицы:

Часовые любви на Смоленской стоят.

Часовые любви у Никитских не спят.

Часовые любви по Петровке идут неизменно.

Часовым полагается смена.

Удивительна история создания песни "Нам нужна одна победа" к кинофильму "Белорусский вокзал". Он был отснят почти наполовину, а песни, которую должна была по сценарию исполнять медсестра Рая, не было. Тогда режиссер Андрей Смирнов и решил обратиться к поэту-фронтовику Булату Окуджаве, но тот долго отказывался. Когда он посмотрел отснятый материал, то сразу взялся за работу. Песня получилась настолько проникновенной, что актерам не пришлось выдавливать из себя слезы на площадке, они текли сами. Сложнее было исполнительнице песни – медсестре Рае, которую сыграла Нина Ургант: по сценарию, во время пения она не должна была проронить и слезы. По воспоминаниям современников, актриса несколько раз убегала с площадки в слезах, пока отсняли тот дубль, который мы все хорошо знаем.

Булат Окуджава. Фото: ИТАР-ТАСС

Окуджаву не только пели, его с удовольствием читали и смотрели: он является автором ряда прозаических произведений и киносценариев (фильмы "Верность", "Женя, Женечка и "катюша"). В 1961 была написана автобиографическая повесть "Будь здоров, школяр!", в 1969-м — "Бедный Авросимов" ("Глоток свободы", 1971). Романы Окуджавы "Путешествие дилетантов" (1976 — 78), "Свидание с Бонапартом" (1979 — 83) ставят их автора в ряд лучших русских прозаиков. В последующие годы Окуджава пишет автобиографическую прозу, составившую сборники "Девушка моей мечты" и "Заезжий музыкант" (14 рассказов и повестей), а также роман "Упраздненный театр" (1993), получивший в 1994-м "Русский Букер".

В Москве Окуджава сменил несколько адресов. Вместе с матерью они жили на Краснопресненской набережной, 1/2, а с середины 1960-х до начала 1970-х — на Ленинградском шоссе, дом 86, корпус 2, затем — в комфортабельном доме, выстроенном на месте снесенных хибар в Безбожном переулке (дом 16). Но все равно своим домом Окуджава всю жизнь считал Арбат.

Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант.

В Безбожном переулке хиреет мой талант.

Кругом чужие лица, враждебные места.

Хоть сауна напротив, да фауна не та. ("Арбатский эмигрант", 1983)

Неуютно поэту было в Безбожном, не раз он возвращался к нему в своем творчестве. Дело в том, что переулок носил это название с 1924 по 1992 годы. До и после он назывался Протопоповским. В советские годы его переименовали в рамках антирелигиозной кампании (протопоп — священник высшего чина). Также здесь располагалась редакция журнала "Безбожник". Но новое название никак не хотели принимать жители переулка, что старые, что новые. Относится это и к Окуджаве:

Не выходят из сознанья

(хоть иные времена)

эти древние названья,

словно дедов имена.

И живет в душе, не тая,

пусть нелепа, да своя,

эта звонкая, святая,

И в мечте о невозможном

словно вижу наяву,

что и сам я не в Безбожном,

а в Божественном живу. ("Гомон площади Петровской…", 1985)

В последние годы Окуджава в основном жил на даче в Переделкине в Ленинском районе Московской области, продолжая выступать с концертами в Москве и Санкт-Петербурге, в США, Канаде, Германии и Израиле. Последний его концерт прошел в 1995 году в Штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже. Двумя годами позже аналогичное выступление там так и не состоялось: поэт скончался в госпитале в пригороде Парижа, заболев гриппом, который вызвал осложнения. Похоронен Булат Окуджава на Ваганьковском кладбище.

Булат Окуджава. Фото: ИТАР-ТАСС

Арбатство, растворенное в крови

Дом №43 на Арбате – дом детства Булата Окуджавы, где в коммуналке у его семьи было две комнаты. Арбатский дом Булата Окуджавы построен в середине XIX века. Сначала он имел два этажа, на первом располагались торговые лавки, а на втором — жилье. В начале XX века здание "выросло" на два этажа, строение было расширено вглубь двора, а в самом помещении находился доходный дом. После Октябрьской революции все квартиры здесь стали коммунальными.

Арбат – улица, чей образ, пейзаж и ментальность, проходят через все творчество Булата Окуджавы. "Арбатский дворик", "Песенка об Арбате", "Арбатский романс", "Чаепитие на Арбате", "Надпись на камне", "Арбатское вдохновение" — вот далеко не весь список произведений, посвященных любимой улице поэта. Арбат – это место вдохновения, муза Окуджавы. Когда в США в 1980-е годы издавали книгу "Булат Окуджава. 65 песен", то на обложке поместили изображение автора, сидящего на стуле, посреди родной ему улицы — поэт представлен неотъемлемой частью арбатского пейзажа. Гимном любимой улице стала его "Песенка об Арбате".

Ты течешь, как река. Странное название.

И прозрачен асфальт, как в реке вода.

Ах, Арбат, мой Арбат, ты мое призвание.

Ты и радость моя, и моя беда.

Пешеходы твои люди не великие.

Каблуками стучат, по делам спешат .

Ах, Арбат, мой Арбат, ты моя религия.

Мостовые твои подо мной лежат.

От любови твоей вовсе не излечишься,

Сорок тысяч других мостовых любя.

Ах, Арбат, мой Арбат, ты мое отечество,

Никогда до конца не пройти тебя.

"Арбатство, растворенное в крови, неистребимо, как сама природа", писал поэт, признаваясь, что авторство слова "арбатство" принадлежало учащимся одной из московских школ, с которыми ему довелось познакомиться.

"Это придуманное ребятами "арбатство" удивительно рифмуется со словом "братство". Арбатство – это определение очень важного для меня качества. Это – моя натура, моя психология, мое отношение к окружающим. Это воспитание и почва", — говорил Окуджава.

Совсем не удивительно, что прощание с Окуджавой проходило на Арбате — в Театре имени Е. Вахтангова, в том самом зале, где он выступал в 1993 году на юбилейном заседании к 500-летию Арбата. Тихо звучали песни в авторском исполнении, а первой в подборке была "Песенка об Арбате". Река пришедших проститься с поэтом-песенником медленно текла по воспетой Окуджавой улице…

Спустя 5 лет после смерти поэта на углу Арбата и Плотникова переулка, неподалеку от дома, где он жил, был открыт памятник. Создатели монумента хотели воссоздать "кусочек арбатского двора". Композиция включает в себя две бронзовые полуарки, образующие подворотню, две скамейки, фигуру поэта высотой примерно 2,5 метра, бронзовую тень, уходящую во двор, и живое дерево.

Реализованный проект памятника Булату Окуджаве. Фото: ИТАР-ТАСС

Жить в Переделкине Булат Окуджава начал летом 1987 года, получив от Союза писателей маленький дачный домик 1950-х годов постройки в аренду. На улице Довженко ( дом №11) го соседями стали Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко, Фазиль Искандер, Анатолий Рыбаков, Вячеслав Иванов и другие.

Именно здесь, в окружении дорогих Окуджаве книг и фотографий, появлялись последние пронзительные стихи, грустные и смешные рассказы и автобиографический роман "Упразднённый театр". Здесь были начитаны на пленку чудесная сказка для детей "Прелестные приключения" и "История о том, как Иван Иванович осчастливил целую страну".

На потолке в рабочем кабинете Окуджавы висела коллекция колокольчиков, начало которой положил презент от Беллы Ахмадулиной, близкой подруги и соседке по даче. К нему она приложила записочку: "когда барин захочет призвать своего слугу, вы позвоните, и я к вам прибегу". Об этом узнали друзья, так пошла традиция дарить Окуджаве колокольчики.

Булат Окуджава. Фото: ИТАР-ТАСС

Когда весть о смерти Окуджавы достигла Москвы, к калитке его переделкинского домика начали приходить люди, приносить цветы. Спустя год здесь открылся "Народный музей Булата Окуджавы в Переделкине", который создавался на общественных началах, а в 1998-ом году приобрел государственный статус.

На сайте музея уточняется, что обстановка осталась прежней: и "роза красная в бутылке", и пепельница на письменном столе, и самодельные полки с книгами, и вид из окна. У посетителей создается впечатление, будто хозяин просто ненадолго отлучился.

Кроме мемориальной части, посвященной жизни и творчеству барда, есть еще "Музей для друзей", посвященный окружению Окуджавы, литераторам-шестидесятникам и их эпохе. В кирпичном домике с пристройкой хранятся портреты, рисунки, афиши, личные вещи Окуджавы, колокольчики, привезенные поклонниками после смерти поэта. Здесь хранятся подарки Булата Шалвовича от друзей и полученные им сувениры. Сегодня в музее проходят еженедельные встречи и концерты, детские праздники, спектакли, занятия и лекции.

Содержание

Вы здесь

Никогда не стареющие, будто осенние листья в реке времени, строки плывут по московским улицам, такими непохожими на себя, такими узнаваемыми в любое время и эпоху истории, песни и стихи Булата Окуджавы о Москве, вечно родной и вечно любимой.

Песенка об Арбате

Ты течешь, как река. Странное название!
И прозрачен асфальт, как в реке вода.
Ах, Арбат, мой Арбат,

ты — мое призвание.
Ты — и радость моя, и моя беда.

Пешеходы твои — люди невеликие,
каблуками стучат — по делам спешат.
Ах, Арбат, мой Арбат,

ты — моя религия,
мостовые твои подо мной лежат.

От любови твоей вовсе не излечишься,
сорок тысяч других мостовых любя.
Ах, Арбат, мой Арбат,

ты — мое отечество,
никогда до конца не пройти тебя.

Былое нельзя воротить

Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем,
у каждой эпохи свои подрастают леса…
А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем
поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа.

Теперь нам не надо по улицам мыкаться ощупью.
Машины нас ждут, и ракеты уносят нас вдаль…
А все-таки жаль, что в Москве больше нету извозчиков,
хотя б одного, и не будет отныне… А жаль.

Я кланяюсь низко познания морю безбрежному,
разумный свой век, многоопытный век свой любя…
А все-таки жаль, что кумиры нам снятся по-прежнему
и мы до сих пор все холопами числим себя.

Победы свои мы ковали не зря и вынашивали,
мы все обрели: и надежную пристань, и свет…
А все-таки жаль — иногда над победами нашими
встают пьедесталы, которые выше побед.

Москва, ты не веришь слезам — это время проверило.
Железное мужество, сила и стойкость во всем…
Но если бы ты в наши слезы однажды поверила,
ни нам, ни тебе не пришлось бы грустить о былом.

Былое нельзя воротить… Выхожу я на улицу.
И вдруг замечаю: у самых Арбатских ворот
извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается…
Ах, нынче, наверное, что-нибудь произойдет.

Арбатский романс

Арбатского романса знакомое шитье,
к прогулкам в одиночестве пристрастье,
из чашки запотевшей счастливое питье
и женщины рассеянное «здрасьте»…

Не мучьтесь понапрасну: она ко мне добра.
Светло иль грустно — век почти что прожит.
Поверьте, эта дама из моего ребра,
и без меня она уже не может.

Бывали дни такие — гулял я молодой,
глаза глядели в небо голубое,
еще был не разменян мой первый золотой,
пылали розы, гордые собою.

Еще моя походка мне не была смешна,
еще подошвы не поотрывались,
за каждым поворотом, где музыка слышна,
какие мне удачи открывались!

Любовь такая штука: в ней так легко пропасть,
зарыться, закружиться, затеряться…
Нам всем знакома эта мучительная страсть,
поэтому нет смысла повторяться.

Не мучьтесь понапрасну: всему своя пора.
Траву взрастите — к осени сомнется.
Вы начали прогулку с арбатского двора,
к нему-то все, как видно, и вернется.

Была бы нам удача всегда из первых рун,
и как бы там ни холило, ни било,
в один прекрасный полдень оглянетесь вокруг,
и все при вас, целехонько, как было:

арбатского романса знакомое шитье,
к прогулкам в одиночестве пристрастье,
из чашки запотевшей счастливое питье
и женщины рассеянное «здрасьте»…

Арбатский дворик

…А годы проходят, как песни.
Иначе на мир я гляжу.
Во дворике этом мне тесно,
и я из него ухожу.

Ни почестей и ни богатства
для дальних дорог не прошу,
но маленький дворик арбатский
с собой уношу, уношу.

В мешке вещевом и заплечном
лежит в уголке небольшой,
не слывший, как я, безупречным
тот двор с человечьей душой.

Сильнее я с ним и добрее.
Что нужно еще? Ничего.
Я руки озябшие грею
о теплые камни его.

Трамваи

Москва все строится, торопится.
И выкатив свои глаза,
трамваи красные сторонятся,
как лошади — когда гроза.

Они сдают свой мир без жалобы.
А просто: будьте так добры!
И сходят с рельс.
И, словно жаворонки,
влетают в старые дворы.

И, пряча что-то дилижансовое,
сворачивают у моста,
как с папиросы
искры сбрасывая,
туда, где старая Москва,

откуда им уже не вылезти,
не выползти на белый свет,
где старые грохочут вывески,
как полоумные, им вслед.

В те переулочки заученные,
где рыжая по крышам жесть,
в которых что-то есть задумчивое
и что-то крендельное есть.

Речитатив

Тот самый двор, где я сажал березы,
был создан по законам вечной прозы
и образцом дворов арбатских слыл;
там, правда, не выращивались розы,
да и Гомер туда не заходил…
Зато поэт Глазков напротив жил.

Друг друга мы не знали совершенно,
но, познавая белый свет блаженно,
попеременно — снег, дожди и сушь,
разгулы будней, и подъездов глушь,
и мостовых дыханье,
неизменно
мы ощущали близость наших душ.

Ильинку с Божедомкою, конечно,
не в наших нравах предавать поспешно,
в Усачевку, и Охотный ряд…
Мы с ними слиты чисто и безгрешно,
как с нашим детством — сорок лет подряд;
мы с детства их пророки…
Но Арбат.

Минувшее тревожно забывая,
на долголетье втайне уповая,
все медленней живем, все тяжелей…
Но песня тридцать первого трамвая
с последней остановкой у Филей
ввучит в ушах, от нас не отставая.

И если вам, читатель торопливый,
он не знаком, тот гордый, сиротливый,
извилистый, короткий коридор
от ресторана «Прага» до Смоляги
и рай, замаскированный под двор,
где все равны:
и дети и бродяги,
спешите же…
Все остальное — вздор.