* * *
По пальцам дни осенние
Считаю без труда.
Зима, мое спасение,
Идет, идет сюда!
Еще в веселой панике
Снежинки не летят,
Но крыши, словно пряники,
Под инеем блестят.
Еще дымит и кружится
Свободная река,
Но не растаять лужицам
Уже наверняка!
Еще пусты и скучны
Закрытые катки,
Но нетерпеньем скручены
«Снегурок» хоботки.
И лыжам снятся кроссы,
И снится крутизна.
Да здравствуют морозы!
Да здравствует зима!
* * *
Я люблю вас, ночи черные,
Я люблю вас, ночи белые,
И ручьи некипяченые,
И березы поседелые.
Под луной или под инеем,
Иль под северным сиянием
Я ночами часто длинные
Проходила расстояния.
Было – снег скрипел под лыжами,
Было – сани мчались с посвистом,
Только чаще ели слышали
Быстрый шаг, что на морозе стыл.
Я несла в лесные домики
И в бараки с лесорубами
В сумке – пушкинские томики,
За спиной – рюкзак с микстурами.
Мне сейчас с тоской упорною
Светят люстры осовелые.
Воротитесь, ночи черные!
Воротитесь, ночи белые!
* * *
Попробуй удержать, попробуй!
Останусь, если ты – сильней,
Чем синие мои сугробы
И колыбельный скрип саней.
Останусь ждать тебя с собраний,
И шить, и гладить, и стирать,
Коль трепет северных сияний
Сумеешь взглядом заменять.
Но я ли буду виновата,
Но ты ли будешь виноват,
Когда захочется обратно,
Когда захочется назад?
И ты лыжню припорошенную
Увидишь утром из окна,
И вслед метнешься, сна лишенный,
Но самолетом – не догнать.
Но поездами не доехать,
На скакуне – не доскакать:
В моем любимом царстве снега
Мне ветер будет помогать.
Не все ль равно – потом, сейчас ли
Узнаешь ты. узнай теперь:
Там будет кто-то очень счастлив
Открыть простуженную дверь.
Он все поймет, он руки вскинет,
И возле сердца моего
Лишь для него растает иней
Под поцелуями его.
* * *
Мне не верят, что вместе с тобою
Прилетели ко мне чудеса:
Закачались цветы на обоях,
На цветах заискрилась роса.
Мне не верят, но это – не сказка –
Стулья в двадцать четыре ноги
Начинают веселую пляску,
В коридоре заслышав шаги.
Доказать свою правду смогу ли? –
Умирают на стенах цветы
И становятся стульями стулья,
Если в комнату входишь не ты.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА ФОКИНА
Живу легко. Не мыслю и вперед,
Как о пирате, думать о собрате:
Моих грибов никто не соберет,
Моих стихов никто не перехватит.
Я не мудра и даже не хитра,
Но хитростями прочих не прельщаюсь,
И, в лес уйдя хоть в полдень, хоть с утра,
Порожняком домой не возвращаюсь.
Мне что до тех, кто дальше пробежал
Сшибать росу с серебряных метличин?
Ведь первая прилесная межа
Уже маячит звездами лисичек!
А за межой – нарядный мухомор
С боровиком соседство обозначил,
И рыжиков сосновый коридор
Как от кого, а от меня не спрячет.
Не знаю тайн, не верю в колдовство,
К потусторонним силам не взываю,
Но всей душой природы естество
Люблю!
И нелюбимой не бываю.
МАКОВ ДЕНЬ
Поступают маки мудро:
Зацветают маки утром.
Чуть поднимешься, а мак
Под окном стоит, как флаг.
Сердце екнет: разве праздник?
Мак в ответ: «Не праздник разве?
Солнце алое встает,
Жавороночек поет!» –
Улыбнешься: в самом деле,
Стыд и срам лежать в постели.
Полотенце – на плечо,
Умываться под ключом!
Ключ – как лед! А сердцу жарко.
Брызги – как электросварка.
Ключ, приваривай меня
К настроенью Мака-дня!
С заалевшими щеками,
С «тра-ля-ля» являюсь к маме.
Самовар на стол несу,
Карамелинку сосу.
Мама смотрит с подозреньем:
«Это что за настроенье?
Поднялась – не доспала,
Не Иван-день, не Петров-день,
Никакой не праздник вроде.
Аль гостей неблизких ждешь?
Аль сама куда пойдешь?» –
«Мама, мама! Нынче ж праздник,
Ты сама не видишь разве?
Платье новое надень:
День сегодня – Маков день!»
Я – человек.
«С волками жить –
По-волчьи выть. »
Увольте!
Я – человек!
И мне закрыть
От волка дверь
Позвольте.
Я – человек.
С волками жить
По-волчьи – не желаю.
Для них я – мясо.
«Волчья сыть»
Они мне –
Вражья стая.
Не заливайтесь соловьём
О равенстве в молельне.
Что волчье,
То уж не моё.
Я, как-нибудь,
Отдельно.
А ландыши растут на круче,
Где папоротники дремучи,
Где ели хмуры, бородаты,
Где заблудилась я когда-то.
Тот день был не совсем обычен:
Десяток первых земляничин
Несла я в кулаке зажатом
На радость маленькому брату.
Десяток земляничин первых
Несла и потихоньку пела.
И птицы надо мною пели,
Пока не обступили ели.
Я испугалась, оглянулась,
И песенка моя споткнулась,
А папоротники молчали,
А ели головой качали.
И — ни тропинки, ни следочка!
Лишь три невиданных цветочка,
Зажатые в еловых лапах,
И — запах, запах, запах, запах!
. Мне было лет совсем немного.
Не сразу я нашла дорогу,
Не скоро оказалась дома.
Но с той поры зато знакомо,
Что ландыши растут на круче,
Где папоротники дремучи,
Где ели хмуры, бородаты,
Где заблудилась я когда-то.
ВЕPXOM
Карько заржал.
Ветер-бедняжка
Свистнул в ушах,
Нырнул под рубашку,
Смотрят друзья.
Мчусь как во сне.
Падать нельзя —
Чтоб не краснеть!
Пыль подкопытная —
В лица ребячьи.
Прочь, любопытные!
Лошадь — горячая!
ВЕСНА
В каждой луже на дорожке
Заблестели лучики,
Тётя Зина под окошком
Моет в речке рученьки.
Не нужна мне больше сабля,
Пусть пылится на гвозде.
Тёплый ветер мой кораблик
Быстро гонит по воде.
Я бегу за ним по лужам,
По сырым остаткам льда,
А кораблик пляшет, кружит,
Уплывает.
А — куда?
ВСТРЕЧА
На заре шагаю молча
Вдоль песчаной борозды,
Где одни мои да волчьи
Отпечатаны следы.
— Волчьи?
— Волчьи!
— Ну, однако.
— Испугается родня.
— Впрочем, может, тут собака
Пробежала до меня.
Мне-то что? Моя охота
Ведь не хищное зверье:
Вон в траве алеет что-то —
Это — самое моё.
Это славное — в корзинку,
Это сладкое — к губам,
Всё в сверкающих росинках..
Туру-рум! Тара-ра-рам!
Наклоняюсь, обросею
И — домой!
. Наперерез
— Это кто ж — огромный, серый —
Вскачь — из клевера да в лес?
В цветной бумажке розовое мыло,
Ты пахнешь чем-то очень дорогим,
Ты пахнешь чем-то несказанно милым,
Но — чем же? Память, память, помоги!
Чуть уловимый запах земляники,
Едва заметный — ржи и васильков,
И аромат лесных тропинок диких,
И душный мёд некошеных лугов,
И — вместе всё. Когда такое было?
Но память вновь меня не подвела:
Ты пахнешь детством, розовое мыло!
Как позабыть об этом я смогла?
Была война. Дымы больших пожаров
Не залетали в нашу глухомань,
Но как-то в сельсовет пришёл подарок,
Пришла посылка с надписью: «Для бань».
Я материнских глаз не позабыла,
Они светились, радовались так,
Как будто дали нам не кубик мыла,
А самородок золота с кулак.
. Намытое, давно скрипело тело,
Уж мать в предбанник выносила таз,
Но открывать я долго не хотела
Зажмуренных от мыльной пены глаз.
Тогда впервые за четыре года
Запахло снова тёплым молоком,
И белым хлебом, и тягучим мёдом,
И васильками, и живым отцом.
ЗДРАВСТВУЙ, ЗИМА!
Ещё дымит и кружится
Свободная река,
Но не растаять лужицам
Уже наверняка.
Ещё в весёлой панике
Снежинки не летят,
Но крыши, словно пряники,
Под инеем блестят.
Ещё пустынны скучные
Закрытые катки,
Но нетерпеньем скручены
«Снегурок» хоботки!
И лыжам снятся кроссы
И снится крутизна.
Да здравствуют морозы!
Да здравствует зима!
ПЕРВАЯ ПЧЕЛА
Едва лишь солнце вышло из-за туч
Взглянуть, как там после дождей в природе,
Как любопытный и болтливый луч
Проговорился: тёплой быть погоде.
И ты, покинув тёмное дупло,
Летишь на первый жёлтенький цветочек,
И у меня в душе — теплым-тепло,
Хотя ещё на улице — не очень.
Плот не качался. Качалась осока,
И шевелили кувшинки головками.
Не было солнца, и с неба высокого
Звёзды смеялись глазами-безбровками.
Плыли. Вода была — как чернила.
Только костёр с плота отсвечивал.
Озеро тайны нам не открыло,
Больше скитаться нечего.
Мокли в росистой траве за домами,
Выкуп несли на бечёвке одной:
Десять карасиков — моей маме,
Пять — матери Вовкиной.
Было утро. Вернее, полдень.
Были слёзы и было прощение.
Мне запретили дружить с Володей.
Но мы дружили. Без разрешения.
ПОДВОЗЧИК ЗЕРНА
Встало солнышко
Из-за деревца,
Речка вспыхнула
Озорно.
Я везу зерно
Не на мельницу,
Сеять на поле
Я везу зерно.
Добрый конь идёт —
Упирается,
Хоть и вдоволь сыт
Он овсом.
У телеги дно
Прогибается,
Скрип да скрип, да скрип —
Колесо.
Тяжелы мешки —
По пяти пудов!
Я качаю их
На руках.
С ними нянчиться
Я всю жизнь готов,
Я и сам зерном
Весь пропах.
Я сниму мешки
Возле пахоты
И поставлю в ряд
На меже.
Лёгкий пар пойдёт
От рубахи-то,
Станет радостно
На душе!
Вон и сеялка.
Вон и сеяльщик,
Вон и трактор, вишь,
Загремел!
Тракторист — сосед,
Золотой мужик!
Нету дел, чтоб он
Не умел.
Всё, что высеем,
Всё, что вырастим,
Нам по осени
Будет впрок.
Ну, Лысанушко,
Что же мы стоим?
Поворачивай,
Голубок!
Поймала журавля
За серое крыло.
Летел он за моря,
Где зимами тепло.
Да грянул средь болот,
Где клюкву я брала.
. Не сбылся перелёт.
Вожак ли наказал?
Крыло ли подвело?
Не в силах рассказать,
Лишь дышит тяжело.
Лишь тянутся глаза
Из-под прикрытых век
К далёким небесам,
Копящим близкий снег,
Хранящим трубный звук
И посвист сильных крыл.
И рвётся он из рук
За тягостным «курлы».
Журавушка, прости!
Не смею пожалеть,
Не смею отпустить,
Позволить умереть.
За спину — кузовок,
Тебя прижму к груди,
Терпи, коль занемог!
Семь вёрст у нас пути.
А дома журавлю
Постельку изо мха
Под крышей постелю —
Ложись и отдыхай.
И жаравицы дам.
(Всю клюкву наших мест
По вам, по «жаравам»,
Так называют здесь.)
Клюй ягоду свою!
Авось и не умрёшь.
Изба моя — не юг,
Но зиму проживёшь,
И вновь придёт пора:
Услышишь посвист крыл,
Моё прощай: «Ура!»
Твоё прощай: «Курлы. »
РОДНИК
В угоре за деревней —
Заброшенный родник.
Свалил в него коренья
Какой-то озорник,
Какой-то неумеха
Дырявый свой сапог,
Наверно, ради смеха
Поставил в желобок,
А этот — камень кинул,
А этот — палкой ткнул,
Насыпал липкой глины,
Ушёл и не взглянул.
А я о том не знала,
Я дома не была,
А то бы им попало
За грязные дела!
. Печаль твоя понятна,
Звоночек мой родной!
Бегом бегу обратно
За заступом домой.
И яростно копаю,
И весело пою,
И струйка голубая
Спешит в ладонь мою.
Несу по огороду
На утренней заре
Серебряную воду
В серебряном ведре.
СТРАШНАЯ МЕСТЬ
Повисла карта на стене,
Глаза-озёра выпучив,
Все реки тянутся ко мне,
Меня желая выручить.
А я. я вовсе не знаком
С какими-то муссонами.
Стою, блуждая за окном
Глазами полусонными.
Мне абсолютно всё равно,
Муссоны ли, пассаты ли
Летят над Северной Двиной
По небу полосатому.
Волненью класса я — виной:
Стоит в журнале двоечка,
И в возмущенье всё звено!
. Один лишь я — нисколечко.
Мой лучший друг, Серёжка мой,
Сказал без всякой жалости,
Что перестал дружить со мной.
Что ж. Не дружи. Пож-жалуйста!
Мне абсолютно всё равно,
Что ты походкой твёрдою
Сопровождал вчера в кино
Царевну нашу гордую,
Ту, о которой я тебе
Лишь одному рассказывал,
Чьё имя мелом на трубе
Писал, тебе показывал.
Мне всё равно!
Но я с ума
Сведу вас единицами,
И знай: ты — сам,
Она — сама
Придёте
Поклониться мне!
УТРЕННЯЯ ПЕСЕНКА
Полон тайной новизны,
Ветер в окна заплеснулся
И качнул, как лодку, сны
И заснул. а ты — проснулся.
Ты глядишь, рассвету рад,
Как подарку в день рожденья,
Даже птицы все подряд
Поздравляют с пробужденьем.
И, внезапно озарён,
Ты встаёшь с мечтой о чуде,
Мир звенит со всех сторон:
— Чудо будет, чудо будет!
. У тебя над головой
Много солнца, много сини,
Пляшет, пляшет, как живой,
Хлеб на дне твоей корзины.
Пусть корзина велика,
Но она, как хлеб, сгодится,
Потому что далека
Путь-дорога до Жар-птицы.
УТРО
Над лесом зорька занялась
Алее лент в косе твоей.
Дочурка, что ж ты заспалась?
Петух поёт, вставай скорей!
Пора, дорога далека,
Вставай, побалую чайком,
Покуда масло с пирога
Не убежало ручейком.
Эти огромные, эти прозрачные,
Только из света и воздуха дни!
. Рвали цветы, загорали, рыбачили,
Сеяли, были в гостях у родни —
Всё ещё день!
. Обежали любимые
Пожни, угоры, полянки в лесу,
Баню потом изготовили, вымылись —
Всё ещё день!
. Пережили грозу,
В дождь наскакались, по лужам набегались,
Вымокли, высохли, ладим костёр —
Всё ещё только сегодня приехали:
След от колёс на дороге не стёрт.
Кажется-чудится: солнце заблудится
И не уснёт за лесным бугорком,
Что-то ещё непременное сбудется
И не закончится день костерком.
Я в лесу была сегодня
И с ведром, и с топором,
Но топор мой не был поднят,
Дело кончилось добром.
Возвратилась я под крышу,
Лёг топор в своё гнездо,
Но и дома будто слышу
Той берёзы робкий вздох,
Той — одной из трёх берёзок,
Трёх подружек, трёх сестёр:
Тело бело, ноги босы.
И — осёкся мой топор.
И стояла рохля рохлей —
Не по мне такая роль.
Даже в горле пересохло
И прошла по сердцу боль.
Не умею быть жестокой,
Резать, ранить, убивать,
И берёзового соку
Мне, конечно, не пивать.
Я воды из тёплой лужи
Близ берёзок напилась,
И была она не хуже,
Чем берёзовая сласть,
Мне вослед — ветвей качанье,
Еле слышный вздох лесной,
Облегчённый, изначальный,
Благодарный и живой.
