Никогда не судите о человеке по его друзьям. У Иуды они были безупречны.
Подруги юности и молодых желаний!
Лазурь лучистых глаз и золото волос!
Объятий аромат, благоуханье кос
И дерзость робкая пылающих лобзаний!
Но где же эти дни беспечных ликований,
Дни искренней любви? Увы, осенних гроз
Они не вынесли, — и вот царит мороз
Тоски, усталости и нет очарований.
Теперь я одинок, угрюм и одинок.
Так старец без надежд свой доживает срок,
Сестрой покинутый, так сирота тоскует.
… показать весь текст …
В саду, где стужей веет от земли,
Два привиденья только что прошли.
Глаза мертвы, уста давно увяли,
Расслышать можно шепот их едва ли.
Двум призракам напомнил старый сад,
О том, что было много лет назад.
-Ты помнишь наши прежние свиданья?
-Помилуйте — к чему воспоминанья.
-Тебе я снюсь, трепещешь ты в ответ,
Когда мое раздастся имя?
-Нет. Нет.
-Блаженство наше было столь безмерно,
Мы целовались, помнишь? -Да, наверно.
… показать весь текст …
Содержание
Целует клавиши прелестная рука
Целует клавиши прелестная рука;
И в сером сумраке, немного розоватом,
Они блестят; напев на крыльях мотылька,
(О песня милая, любимая когда-то!)
Плывет застенчиво, испуганно слегка, —
И всё полно её пьянящим ароматом.
И вот я чувствую, как будто колыбель
Баюкает мой дух, усталый и скорбящий.
Что хочешь от меня ты, песни нежный хмель?
И ты, её припев, неясный и манящий,
Ты, замирающий, как дальняя свирель,
В окне, растворенном на сад вечерний, спящий?
Мужчины и женщины, постоянно рождающиеся для любви, в полный голос заявите о своем чувстве, кричите « Я люблю тебя!» вопреки всем страданиям, разлукам, проклятиям, презрению скотов, хуле моралистов. Кричите это вопреки всяческим превратностям, утратам, вопреки самой смерти…
Любить — это единственный смысл жизни и смысл смыслов, смысл счастья.
Сентиментальная прогулка
Струил закат последний свой багрянец,
Еще белел кувшинок грустный глянец,
Качавшихся меж лезвий тростника,
Под колыбельный лепет ветерка.
Я шел , печаль свою сопровождая,
Над озером , средь ив плакучих тая,
Вставал туман , как призрак самого отчаянья.
И жалобой его казались диких уток пересвисты,
Друг друга звавших над травой росистой.
Так , между ив я шел , свою печаль сопровождая,
Сумрака вуаль последний затуманила багрянец
Заката и укрыла бледный глянец
Кувшинок в обрамленье тростника,
Качавшихся под лепет ветерка.
перевод Ариадны Эфрон
«Женщине»
Тебе стихи мои, сравниться ль их красе
С очами милыми, с их чудной красотою,
Где грезы сладкие смеются, где порою
Печалью дышит все в алмазной их росе.
Твоей душе святой мои созданья все
Готов я посвятить восторженной душою.
Но горе мне! Кошмар растет передо мною,
Как стая злых волков средь леса… Быть грозе.
Вся жизнь обагрена кровавою струей.
О, вопль души моей, как жалок пред тобой
Плач прародителей, их ропот безутешный,
… показать весь текст …
«Никогда вовеки»
Зачем ты вновь меня томишь, воспоминанье?
Осенний день хранил печальное молчанье,
И ворон несся вдаль, и бледное сиянье
Ложилось на леса в их желтом одеянье.
Мы с нею шли вдвоем. Пленили нас мечты.
И были волоса у милой развиты, —
И звонким голосом небесной чистоты
Она спросила вдруг: «Когда был счастлив ты?»
На голос сладостный и взор ее тревожный
Я молча отвечал улыбкой осторожной,
И руку белую смиренно целовал.
… показать весь текст …
«Благословенный час»
Луна ала на темных небесах;
Качается туман; луг холодеет
И спит в дыму; в зеленых тростниках
Лягушка квакает; прохлада реет.
Закрылись чаши лилий водяных;
Ряд тополей в немой дали туманен,
Прямых и стройных, — призраков ночных;
Блеск светляков , над ивняками , странен.
Проснулись совы; то вперед , то прочь,
На тяжких крыльях , лет бесшумный , мерный
Свершают; у зенита свет неверный,
И , белая , Венера всходит: ночь!
Перевод: В. Я. Брюсова
«В лесах»
Одни, наивные иль с вялым организмом,
Услады томные найдут в лесной тени,
Прохладу, аромат, — и счастливы они.
Мечтания других там дружны с мистицизмом, —
И счастливы они. А я… меня страшат
И неотступные и злые угрызенья, —
Дрожу в лесу, как трус, который привиденья
Боится или ждет неведомых засад.
Молчанье черное и черный мрак роняя,
Все ветви зыблются, подобные волне,
Угрюмые, в своей зловещей тишине,
Глубоким ужасом мне сердце наполняя.
… показать весь текст …
«Это — желанье, томленье…»
Перевод Э. Линецкой
Это — желанье, томленье,
Страсти изнеможенье,
Шелест и шорох листов,
Ветра прикосновенье,
Это — в зеленом плетенье
Тоненький хор голосов.
Ломкие звуки навстречу
Шепчут, бормочут, лепечут,
Словно шумят камыши,
Глухо, просительно, нежно…
Так под волною прибрежной
… показать весь текст …
ИЛЬЯ ЭРЕНБУРГ
(Из Поля Верлена).
Рука печальная ласкает пианино,
И звуки льются медленной волной
И в пахнущей ее духами маленькой гостиной
Летают тихо надо мной.
Каков напев знакомый, но забытый
Так ласково баюкает меня?
Окно в уснувший сад полуоткрыто.
И звуки, тихо плача и звеня,
Как будто умирают на закате дня…
«Марина»
Океан сурово
Бьет глухой волной
Под немой луной, —
Бьет волною снова.
В бурых небесах,
Злобный и могучий,
Разрезает тучи
Молнии зигзаг,
Каждая волна,
В буйстве одичалом,
Бьет по острым скалам,
Рвет, встает со дна.
… показать весь текст …
Заветный сон
Я часто вижу сон, пленительный и странный:
Мне снится женщина. Ее не знаю я;
Но с ней мы связаны любовью постоянной,
И ей, лишь ей одной дано понять меня.
Увы, лишь для нее загадкой роковою
Душа прозрачная перестает служить,
И лишь одна она задумчивой слезою
Усталое чело умеет освежить.
Цвет локонов ее мне грезится не ясно;
Но имя нежное и звучно, и прекрасно,
Как имена родных утраченных друзей.
… показать весь текст …
«Ночной пейзаж»
Ночь. Дождь. Высь мутная , в которую воздет
Зубцами , башнями ажурный силуэт
Фобурга старого , что меркнет в далях стылых.
Равнина. Эшафот. Ряд висельников хилых,
И каждый клюв ворон их треплет всякий час,
И в черном воздухе безумный длится пляс,
Пока им голени обгладывают волки.
Кой-где терновый куст и остролистник колкий
Листвою жуткою торчат со всех сторон,
Кой-где насажены на сажи полный фон.
И взвод копейщиков высоких , в латах медных,
Трех узников ведет , босых и смертно-бледных,
И копья , ровные , как зубья бороны,
Со стрелами дождя , сверкая , скрещены.
Перевод: Г. А. Шенгели
Лепет нежно-утомлённый,
Зов любви неутолённой,
Струн незримых перебор,
Как в лесу средь веток тёмных
В ласках ветра неуёмных
Голосов нестройный хор.
Звон хрустальный, рокот чистый,
Как в полночной тьме душистой
На лугу звенит трава,
Как, журча, волна морская,
Гальку мокрую лаская,
Сыплет хрупкие слова.
… показать весь текст …
«Закаты»
По степи огромной
Простирая взгляд,
Веет грустью томной
Тающий закат.
В этой грусти томной
Я забыться рад:
Канет дух бездомный
В тающий закат.
И виденья странно,
Рдяны, как закат,
Тая, по песчаной
Отмели скользят,
Реют неустанно,
Реют и горят,
… показать весь текст …
«Сентиментальная прогулка»
Пламенел закат блеском горних слав,
И баюкал бриз бледный ряд купав;
Крупные, они в камышах склоненных,
Грустно промерцав, стыли в водах сонных.
Я бродил один, покорен тоске,
Вдоль пруда, один, в редком ивняке,
Где вставал туман, где за мглою смутной
В муке цепенел призрак бесприютный
И едва стонал стоном кулика,
Что подругу звал, звал издалека
В редком ивняке, где в тоске бездомной
Я бродил один, там, где саван темный
Сумерек, волной блеклою упав,
Затопил собой пышность горних слав
… показать весь текст …
«Тоска»
Меня не веселит ничто в тебе. Природа:
Ни хлебные поля, ни отзвук золотой
Пастушеских рогов, ни утренней порой
Заря, ни красота печального захода.
Смешно искусство мне, и Человек, и ода,
И песенка, и храм, и башни вековой
Стремленье гордое в небесный свод пустой.
Что мне добро и зло, и рабство, и свобода!
Не верю в Бога я, не обольщаюсь вновь
Наукою, а древняя ирония. Любовь,
Давно бегу ее в презренье молчаливом.
… показать весь текст …
Алеют слишком эти розы,
И эти хмели так черны.
О дорогая, мне угрозы
В твоих движениях видны.
Прозрачность волн, и воздух сладкий,
И слишком нежная лазурь.
Мне страшно ждать за лаской краткой
Разлуки и жестоких бурь.
И остролист, как лоск эмали,
И букса слишком яркий куст,
И нивы беспредельной дали —
Все скучно, кроме ваших уст.
Верлен Поль
французский поэт-символист, один из основоположников литературного импрессионизма и символизма
(30 марта 1844 г., Мец, Франция — 8 января 1896 г., Париж, Франция)
Стихотворения
Перевод Федора Сологуба
НИКОГДА ВОВЕКИ
Зачем ты вновь меня томишь, воспоминанье?
Осенний день хранил печальное молчанье,
И ворон несся вдаль, и бледное сиянье
Ложилось на леса в их желтом одеянье.
Мы с нею шли вдвоем. Пленили нас мечты.
И были волоса у милой развиты, —
И звонким голосом небесной чистоты
Она спросила вдруг: «Когда был счастлив ты?»
На голос сладостный и взор ее тревожный
Я молча отвечал улыбкой осторожной,
И руку белую смиренно целовал.
— О первые цветы, как вы благоухали!
О голос ангельский, как нежно ты звучал,
Когда уста ее признанье лепетали!
LA CHANSON DES INGENUES*
Мы наивны, синеглазки
Из романов старых лет.
Наши гладкие повязки,
Как и нас, забыл весь свет.
Мы дружны необычайно.
Дня лучи не так чисты,
Как заветных мыслей тайна.
Как лазурь, у нас мечты.
На поляны убегаем,
Лишь спадет ночная тень,
Ловим бабочек, болтаем
И смеемся целый день.
Под соломенные шляпки
К нам загару нет пути.
Платья — легонькие тряпки,
Где белей могли б найти!
Ришелье, иль де-Коссады,
Или кавалер Фоблаз
Завлекают нас в засады
Нежных слов и томных глаз.
Но напрасны их повадки,
И увидят лишь одни
Иронические складки
Наших юбочек они.
Дразнит их воображенье,
Этих всех сорвиголов,
Наше чистое презренье,
Хоть порой от милых слов
Начинает сердце биться
В обаянье тайных дум
И в предведенье — влюбиться
Не пришлось бы наобум.
В ЛЕСАХ
Одни, наивные иль с вялым организмом,
Услады томные найдут в лесной тени,
Прохладу, аромат, — и счастливы они.
Мечтания других там дружны с мистицизмом, —
И счастливы они. А я… меня страшат
И неотступные и злые угрызенья, —
Дрожу в лесу, как трус, который привиденья
Боится или ждет неведомых засад.
Молчанье черное и черный мрак роняя,
Все ветви зыблются, подобные волне,
Угрюмые, в своей зловещей тишине,
Глубоким ужасом мне сердце наполняя.
А летним вечером зари румяный лик,
В туманы серые закутавшися, пышет
Пожаром, кровью в них, — и жалобою дышит
К вечерне дальний звон, как чей-то робкий крик.
Горячий воздух так тяжел; сильней и чаще
Колышутся листы развесистых дубов,
И трепет зыблет их таинственный покров
И разбегается в лесной суровой чаще.
ПИСЬМО
Далек от ваших глаз, сударыня, живу
В тревоге я (богов в свидетели зову);
Томиться, умирать — мое обыкновенье
В подобных случаях, и, полный огорченья,
Иду путем труда, со мною ваша тень,
В мечтах моих всю ночь, в уме моем весь день.
И день и ночь во мне восторг пред ней не стынет.
Настанет срок, душа навеки плоть покинет,
Я призраком себя увижу в свой черед,
И вот тогда среди мучительных забот
Стремиться буду вновь к любви, к соединенью,
И тень моя навек сольется с вашей тенью!
Теперь меня, мой друг, твоим слугой считай.
А все твое — твой пес, твой кот, твой попугай —
Приятно ли тебе? Забавят разговоры
Всегда ль тебя, и та Сильвания, которой
Мне б черный глаз стал люб, когда б не синь был твой,
С которой слала ты мне весточки порой,
Все служит ли тебе наперсницею милой?
Но, ах, сударыня, хочу владеть я силой
Завоевать весь мир, чтобы у ваших ног
Сложить богатства все несметные в залог
Любви, пыланиям сердец великих равной,
Достойной той любви, во тьме столетий славной.
И Клеопатру встарь — словам моим внемли! —
Антоний с Цезарем любить так не могли.
Не сомневайтеся, сумею я сражаться,
Как Цезарь, только бы улыбки мне дождаться,
И, как Антоний, рад к лобзанью убежать.
Ну, милая, прощай. Довольно мне болтать.
Пожалуй, длинного ты не прочтешь посланья,
Что ж время и труды мне тратить на писанья.
Песня, улетай скорее…
Песня, улетай скорее,
Встреть ее и молви ей,
Что, горя все веселее
В сердце верном, рой лучей
Топит в райском озаренье
Всякую ночную тень:
Недоверье, страх, сомненье —
И восходит ясный день!
Долго робкая, немая,
Слышишь? В небе радость вновь,
Словно птичка полевая,
Распевает про любовь.
Ты скажи в краю далеком,
Песнь наивная моя, —
Встречу лаской, не упреком,
Возвратившуюся я.
Зима прошла: лучи в прохладной пляске…
Зима прошла: лучи в прохладной пляске
С земли до ясной тверди вознеслись.
Над миром разлитой безмерной ласке,
Печальнейшее сердце, покорись.
Вновь солнце юное Париж встречает, —
К нему, больной, нахмуренный от мук,
Безмерные объятья простирает
Он с алых кровель тысячами рук.
Уж целый год душа цветет весною,
И, зеленея, нежный флореаль
Мою мечту обвил иной мечтою,
Как будто пламя в пламенный вуаль.
Венчает небо тишью голубою
Мою смеющуюся там любовь.
Весна мила, обласкан я судьбою,
И оживают все надежды вновь.
Спеши к нам, лето! В смене чарований
За ним сменяйтесь, осень и зима!
Хвала тебе, создавшему все грани
Времен, воображенья и ума.
Знайте, надо миру даровать прощенье…
Знайте, надо миру даровать прощенье,
И судьба за это счастье нам присудит.
Если жизньпошлет намгрозные мгновенья,
Что ж, поплачем вместе, так нам легче будет.
Мы бы сочетали, родственны глубоко,
С детской простотою кротость обещанья
От мужей, от жен их отойти далеко
В сладостном забвенье горестей изгнанья.
Будем, как две девы, — быть детьми нам надо,
Чтоб всему дивиться, малым восхищаться,
И увязнуть в тенях непорочных сада,
Даже и не зная, что грехи простятся.
Вижу даль аллеи…
Вижу даль аллеи
Небо быть светлей
Можно ль небесам?
В тайный свой приют
Нас кусты зовут, —
Знаешь, мило там
Входит много бар —
Сам Ройе-Колар
С ними рад дружить —
Под дворцовый кров
Этих стариков
Можно ль не почтить?
Весь дворец был бел —
А теперь зардел, —
То заката кровь
Все поля кругом
Пусть найдет свой дом
Наша там любовь
BIRDS IN THE NIGHT
У вас, мой друг, терпенья нет нимало,
То решено судьбою неизбежной.
Так юны вы! всегда судьба вливала
Беспечность, горький жребий в возраст нежный!
Увы, и то меня не удивит,
Что кроткой быть вам не пришла пора:
Так юны вы, что сердце ваше спит,
О вы, моя холодная сестра!
В душе моей безгрешное прощенье,
Не радость, нет, — покой души бесстрастен,
Хоть в черный день я полон сожаленья,
Что из-за вас глубоко я несчастен.
Вы видите: не ошибался я,
Когда в печали говорил порой:
Блестят у вас глаза, очаг былой
Моих надежд, измену затая.
И клялись вы, что лживо это слово,
Ваш взор горел, как пламя в новой силе,
Когда в него ветвей подбросят снова.
Люблю тебя! Вы тихо говорили.
СПЛИН
Алеют слишком эти розы,
И эти хмели так черны.
О дорогая, мне угрозы
В твоих движениях видны.
Прозрачность волн, и воздух сладкий,
И слишком нежная лазурь.
Мне страшно ждать за лаской краткой
Разлуки и жестоких бурь.
И остролист, как лоск эмали,
И букса слишком яркий куст,
И нивы беспредельной дали —
Все скучно, кроме ваших уст.
УЛИЦЫ
Станцуем джигу!
Любил я блеск ее очей.
Они небесных звезд светлей,
И много ярких в них огней.
С влюбленными она была,
Неотразимая, так зла
И в самой злости так мила!
Но розы уст милей цветут,
Когда уйдем из хитрых пут,
Когда мечты о ней умрут.
И вспоминать мне много лет
Часы любви, часы бесед, —
Ах, лучшей радости мне нет!
Станцуем джигу!
РЕБЕНОК-ЖЕНЩИНА
Не понимали вы, как я был прост и прав,
О бедное дитя!
Бежали от меня, досаде волю дав,
Судьбой своей шутя.
Лишь кротость отражать, казалось бы, очей
Лазурным зеркалам,
Но столько желчи в них, сестра души моей,
Что больно видеть нам.
Руками нежными так замахали вы,
Как взбешенный герой,
Бросая резкий крик, чахоточный, увы!
Вы, в ком напевный строй!
Насмешливых и злых боитесь вы, и гром
Заставит вас дрожать,
Овечка грустная, — вам плакать бы тайком,
Обнявши нежно мать.
Любви не знали вы, — несет и свет, и честь
Бестрепетно она,
Спокойна в добрый час, но крест умеет несть
И в смертный час сильна.
Меня в тиши Беда, злой рыцарь в маске, встретил…
Меня в тиши Беда, злой рыцарь в маске, встретил
И в сердце старое копье свое уметил.
Кровь сердца старого багряный мечет взмах
И стынет, дымная, под солнцем на цветах.
Глаза мне гасит мрак, упал я с громким криком.
И сердце старое мертво в дрожанье диком.
Тогда приблизился и спешился с коня
Беда, мой рыцарь злой, и тронул он меня.
Железом скованный, влагая перст глубоко
Мне в язву, свой закон вещает он жестоко,
И от касания холодного перста
И сердце ожило, и честь, и чистота,
И, к дивной истине так пламенно-ревниво,
Вновь сердце молодо в груди моей и живо.
Дрожу под тяжестью сомнений и тревог,
Но упоен, как тот, кому явился Бог.
А добрый рыцарь мой на скакуна садится,
Кивает головой пред тем, как удалиться,
И мне кричит (еще я слышу голос тот):
— Довольно в первый раз, но берегись вперед!
Над кровлей небо лишь одно…
Над кровлей небо лишь одно,
Лазурь яснеет.
Над кровлей дерево одно
Вершиной веет.
И с неба льются мне в окно
От церкви звоны,
И с дерева летят в окно
Мне птичьи стоны.
О Боже, Боже мой, все там
Так просто, стройно,
И этот мирный город там
Живет спокойно.
К чему теперь, подумай сам,
Твой плач унылый,
И что же сделал, вспомни сам,
Ты с юной силой?
СБОР ВИНОГРАДА
О, что в душе моей поет,
Когда с рассудком я в разлуке?
Какие сладостные звуки!
То кровь поет и вдаль зовет.
То кровь и плачет, и рыдает,
Когда душа умчится вдруг,
Неведомый услыша звук,
Который тотчас умолкает.
О, кровь из виноградных лоз!
О ты, вино из вены черной!
Играйте, пойте! Чары грез
Несите нам! Четой проворной
Гоните душу, память прочь
И на сознанье киньте ночь!
На траве 0 (0)
Аббат хмелен. Маркиз, ого!
Поправить свой парик сумей-ка.
— Вино из Кипра, Камарго,
Не так пьянит, как ваша шейка.
— Огонь мой… — До, ми, соль, ля, си.
Аббат, ты распахнул сутану.
— О дамы, черт меня носи,
Коль с неба звезд вам не достану.
— Собачкой стать бы — не беда.
— Одну, другую, поцелуем
Пастушек наших. — Господа!
— До, ми, соль. — Эй, луна, пируем!
Перевод: Ф. К. Сологуба
Ложное впечатление 0 (0)
Мышь… покатилася мышь
В пыльном поле точкою чернильной…
Мышь… покатилася мышь
По полям чернильным точкой пыльной.
Звон… или чудится звон…
Узникам моли покойной ночи.
Звон… или чудится звон…
А бессонным ночи покороче.
Сны — невозможные сны,
Если вас сердцам тревожным надо,
Сны — невозможные сны,
Хоть отравленной поите нас усладой?
Луч… загорается луч:
Кто-то ровно дышит на постели.
Луч… загорается луч…
Декорация… иль месяц в самом деле?
Тень… надвигается тень…
Чернота ночная нарастает.
Тень… надвигается тень…
Но зарею небо зацветает.
Мышь… покатилася мышь,
Но в лучах лазурных розовея,
Мышь… покатилася мышь,
Эй вы, сони… к тачкам поживее!
Перевод: И. Ф. Анненского
Все прелести и все извивы 5 (1)
Все прелести и все извивы
Ее шестнадцатой весны
По-детски простодушно-живы
И нежностью упоены.
Очами райского мерцанья
Она умеет, хоть о том
Не думает, зажечь мечтанья
О поцелуе неземном,
И этой маленькой рукою,
Где и колибри негде лечь,
Умеет сердце взять без бою
И в безнадежный плен увлечь.
Душе высокой в помощь разум
Приходит, чтобы нас пленить
Умом и чистотою разом:
Что скажет, так тому и быть!
И если жалости не будит
Безумства в ней, а веселит,
То музой благосклонной будет
Она, и дружбой наградит,
И даже, может быть, — кто знает!
Любовью смелого певца,
Что под окном ее блуждает
И ждет достойного венца
Для песни милой иль нескромной,
Где ни один неверный звук
Не затемняет страсти томной
И сладостных любовных мук.
Перевод: Ф. К. Сологуба
Обет 0 (0)
Подруги юности и молодых желаний!
Лазурь лучистых глаз и золото волос!
Объятий аромат, благоуханье кос
И дерзость робкая пылающих лобзаний!
Но где же эти дни беспечных ликований,
Дни искренней любви? Увы, осенних гроз
Они не вынесли, — и вот царит мороз
Тоски, усталости и нет очарований.
Теперь я одинок, угрюм и одинок.
Так старец без надежд свой доживает срок,
Сестрой покинутый, так сирота тоскует.
О женщина, с душой и льстивой и простой,
Кого не удивишь ничем и кто порой,
Как мать, с улыбкою вас тихо в лоб целует!
Перевод: В. Я. Брюсова
В лодке 0 (0)
Звезда вечерняя пуглива;
Вода черней; гребец огниво
В кармане ищет торопливо.
— Смелей! Теперь иль никогда!
И руки я сую туда,
Куда желаю, господа!
Атис, бренча струной гитарной,
Вонзает в Хлою взор коварный,
А ей — хоть что, неблагодарной.
Аббат, незрим в вечерней мгле,
Стал исповедовать д’Эгле;
Виконт сидит как на игле,
Но вот и диск поднялся лунный,
И челн, веселый, легкий, юный,
Скользит мечтательной лагуной.
Перевод: Г. А. Шенгели
Поль Верлен — Aspeiges me 0 (0)
Иссопа ломкий стебль, сжимаемый Творцом,
Мне даровавшим жизнь, и милость, и прощенье,
Я, если мой порыв чист пред Его лицом,
Другому указать могу пути спасенья!
И, как язычник мог при крайности крестить,
Так, недостойный, я, когда, молясь смиренно,
Стремится кто-нибудь томленья облегчить,
Могу ему открыть глаза на мир нетленный!
По милосердию, избранному Тобой,
О, сжалься, Господи, над тьмой моих страданий
И сердце, взросшее меж тяжких испытаний,
К Тебе влекомое, как рану, успокой!
Дай волю мне — идти вперед, дорогой длинной,
Исполнить свой обет — и, обращая в храм
Всю жизнь, я воспою гимн Троице Единой,
Гимн Богу, в небесах, недостижимых нам!
Отцу Создателю, Чьи помыслы глубоки,
Христу Спасителю, Кто миру — судия,
Святому Духу, Кем глаголили пророки,
Я, в ком кипит вся кровь, ничтожный грешник, я
Сжимаемый Творцом, я, ломкий стебль иссопа!
Перевод: В. Я. Брюсова
Аллегория 0 (0)
Как плачущий король, лишенный трона,
Кидая тень по желтым берегам,
Обрушился античный ветхий храм,
Что бледно отразила ртуть затона.
В усталой позе, глядя полусонно,
Наяда старая, прильнув к ольхам,
Тростинкой фавну водит по плечам,
А он в ответ смеется благосклонно.
Наивный, грустный, приторный сюжет!
Какой, среди художников, поэт
Его придумал? Или ткач печальный?
Ответь, ковер, что выслужил свой срок,
Как оперная занавесь банальный,
Надуманный, как мой унылый рок!
Перевод: Г. А. Шенгели
Искусство поэзии 0 (0)
О музыке на первом месте!
Предпочитай размер такой,
Что зыбок, растворим и вместе
Не давит строгой полнотой.
Ценя слова как можно строже,
Люби в них странные черты.
Ах, песни пьяной что дороже,
Где точность с зыбкостью слиты!
То — взор прекрасный за вуалью,
То — в полдень задрожавший свет,
То — осенью, над синей далью,
Вечерний, ясный блеск планет.
Одни оттенки нас пленяют,
Не краски: цвет их слишком строг!
Ах, лишь оттенки сочетают
Мечту с мечтой и с флейтой рог.
Страшись насмешек, смертных фурий,
И слишком остроумных слов
(От них слеза в глазах Лазури!),
И всех приправ плохих столов!
Я не люблю тебя одетой 0 (0)
Я не люблю тебя одетой, —
Лицо прикрывши вуалетой,
Затмишь ты небеса очей.
Как ненавистны мне турнюры,
Пародии, карикатуры
Столь пышной красоты твоей!
Глядеть на платье мне досадно —
Оно скрывает беспощадно
Все, что уводит сердце в плен: —
И дивной шеи обаянье,
И милых плеч очарованье,
И волхование колен.
А ну их, дам, одетых модно!
Спеши прекрасную свободно,
Сорочка милая, обнять,
Покров алтарной мессы нежной
И знамя битвы, где, прилежный,
Не уставал я побеждать.
В лесах 0 (0)
Одни, наивные иль с вялым организмом,
Услады томные найдут в лесной тени,
Прохладу, аромат, — и счастливы они.
Мечтания других там дружны с мистицизмом, —
И счастливы они. А я… меня страшат
И неотступные и злые угрызенья, —
Дрожу в лесу, как трус, который привиденья
Боится или ждет неведомых засад.
Молчанье черное и черный мрак роняя,
Все ветви зыблются, подобные волне,
Угрюмые, в своей зловещей тишине,
Глубоким ужасом мне сердце наполняя.
А летним вечером зари румяный лик,
В туманы серые закутавшися, пышет
Пожаром, кровью в них, — и жалобою дышит
К вечерне дальний звон, как чей-то робкий крик.
Горячий воздух так тяжел; сильней и чаще
Колышутся листы развесистых дубов,
И трепет зыблет их таинственный покров
И разбегается в лесной суровой чаще.
Перевод: Ф. К. Сологуба
Пейзаж 0 (0)
У Сен-Дени тоска и грязь во всей округе,
Но все ж там погулять я предложил подруге;
Не в духе были мы и ссорились. Закат
Лучи банальные намазывал на скат
Равнины, высохшей как бы гренок. Осада
Недавно кончилась: Куда хватало взгляда,
Руины летних дач виднелись; кое-где
Отстраивали их, забывши о беде,
Но ядра в толще стен торчали в каждом доме,
Обвиты надписью: «На память о разгроме».
Томление 0 (0)
Я — Рим, империя на рубеже падения,
Что, видя варваров громадных у ворот,
Небрежный акростих рассеянно плетет,
И в стилос золотой — закат струит томленье.
В душе, пустой насквозь, тоска до отвращенья.
Там, где-то, говорят, кровавый бой идет.
О! Нету сил пойти на зов столь слабый тот,
Нет воли жизнь зачать хотя бы на мгновенье!
О! Нету воли жить, и умереть нет сил!
Да, все уж допито… Брось хохотать, Вафилл.
Все допил, все доел. Но продолжать не стоит…
Есть: глуповатый гимн, что надо сжечь тотчас,
Есть: нерадивый раб, что презирает нас,
Есть: боль невесть о чем, что вечно в сердце ноет!
Перевод: Г. А. Шенгели
Святая ль в своем ореоле 0 (0)
Святая ль в своем ореоле,
Графиня ли в замке своем,
И все, что от сладкой неволи
Мы в слове обычном найдем,
И песня рогов золотая,
Что льется по дальним лугам,
С простором себя сочетая
И с нежной надменностью Дам,
И прелесть улыбки лучистой,
Победно влекущей сердца,
В лебяжьей невинности чистой,
В девичьем румянце лица.
О, жемчуг и розы! О, в тонком
Узоре наследственный щит!
Все это мне в имени звонком
Твоем Карловингском звучит!
Перевод: Г. А. Шенгели
Мерзавец 0 (0)
С глазами трупа, что догнить спешит
Под этой мертвенной луною,
Мой прежний день, верней, мой вечный стыд
В окно глумится надо мною.
И голосом, всех старческих мертвей
(Таким актер в театре хнычет),
Мой вечный стыд, мой прежний день, верней,
Игриво «траляля» мурлычет.
И синим пальцем висельника шут
Над веткою гитарой машет
И над грядущим, зазиявшим тут,
Как бы подбит резиной, пляшет.
«Кривляка старый, эти штуки — брось!
Дурачиться, ей-Богу, поздно!»
Он, голосом, проржавевшим насквозь:
«Нет, это все весьма серьезно.
А до тебя, сопляк мой нежный, знай,
Заботы, право, очень мало.
Не нравится? Пожалуйста! Ступай,
Пройдись, — хотя бы вдоль канала».
Перевод: Г. А. Шенгели
Что скажешь, путник, ты про страны и вокзалы 0 (0)
— Что скажешь, путник, ты про страны и вокзалы?
Собрал ли скуку ты (она давно зрела),
Плохой сигары дым пускающий, усталый,
Ты, чья нелепо тень на стену налегла?
Ах, после всех дорог, твой взор все так же мрачен,
Твоя усмешка та ж, та ж грусть в лице твоем:
Так месяц, между мачт, по-прежнему прозрачен,
Так море старое все то же, с новым днем.
Так кладбище все то ж, хотя могилы новы!
Но расскажи нам то, что видно и без слов:
Разочарованность твоей души; суровый
И горький приговор мечтам былых годов!
И ужас не забудь дней, сердце истомивших:
Зла — всюду, и Уродств — везде, на всех путях;
Политики позор и стыд Любви, заливших
Потоками чернил кровь на своих руках.
И не забудь себя: как груз своих бессилий,
Всей слабости своей, всей простоты своей
Ты влек на поле битв, где бились, где любили,
Безумней — что ни день, и что ни день — грустней!
Вполне ль наказан ты за глупую наивность?
Что скажешь? — Люди злы. — А женщины? О, кто ж
Пил влагу слез твоих? С кем знал ты неразрывность
Судьбы? И ласка чья не оказалась ложь?
Как ты доверчив был! как грубой лести верил!
Ты помнишь ли, как ты мечтал когда-то сам
О смерти сладостной? — Теперь ты скорбь измерил.
О, ангел, падший ниц, конец твоим мечтам!
Куда ж теперь пойдешь? скажи о новых планах?
Иль, столько плакавши, ты весь душой размяк?
По твердости коры мы судим о каштанах,
А как уныл твой вид, как твой неверен шаг!
Так чем же будешь ты? идилликом усталым,
На небо глупое глядящим сквозь окно
Глазами демона и взором одичалым?
Не значит ли — совсем упасть на дно?
Довольно ли с тебя такой простой развязки
Романа? Кто другой (смышленей, может быть),
За скрипки заплатив, хотел бы видеть пляски
И не боялся бы прохожих раздразнить.
Поройся в уголках своей души. Нельзя ли
Оттуда выхватить блистательный порок,
Красивый, дерзостный, как саблю доброй стали,
И в небо устремить блистающий клинок?
Быть может, не один, а несколько? Отлично!
Иди же на войну и без разбора всех
Рази! личиной скрыв беспечности приличной
Неутоленный гнев и безнадежный смех!
Не надо быть глупцом в сей жизни пустозвонной,
Где в счастье ничего пленительного нет
Без грез порочности, немного извращенной!
И злом за зло платить, — да будет твой завет!
— Людская мудрость? ах! мечты иным согреты!
В том прошлом, что сейчас ты мне изобразил,
Давая горькие и строгие советы, —
Я помню лишь то зло, что сам я совершил!
Из всех случайностей моей бродячей жизни,
Из всех жестоких «бед», из всех моих дорог,
Из голосов вражды и злобной укоризны
Я помню лишь одно — как милосерд был Бог!
Мои мучения все были справедливы,
Никто не виноват, что лил я много слез,
Но, может быть, и я познаю в день счастливый
Прощение и мир, что всем дает Христос!
Да, жалко быть глупцом в сей жизни преходящей,
Но лучше в вечности венец свой заслужить,
И нам гласит закон единый, настоящий:
Не злом за зло платить, но всех и все любить!
