Суд наедет, отвечай-ка;
С ним я ввек не разберусь;
Делать нечего; хозяйка,
Дай кафтан: уж поплетусь.
Где ж мертвец?" — "Вон, тятя, э-вот!"
В самом деле, при реке,
Где разостлан мокрый невод,
Мертвый виден на песке.
Безобразно труп ужасный
Посинел и весь распух.
Горемыка ли несчастный
Погубил свой грешный дух,
Рыболов ли взят волнами,
Али хмельный молодец,
Аль ограбленный ворами
Недогадливый купец?
Мужику какое дело?
Озираясь, он спешит;
Он потопленное тело
В воду за ноги тащит,
И от берега крутого
Оттолкнул его веслом,
И мертвец вниз поплыл снова
За могилой и крестом.
Долго мертвый меж волнами
Плыл качаясь, как живой;
Проводив его глазами,
Наш мужик пошел домой.
"Вы, щенки! за мной ступайте!
Будет вам по калачу,
Да смотрите ж, не болтайте,
А не то поколочу".
В ночь погода зашумела,
Взволновалася река,
Уж лучина догорела
В дымной хате мужика,
Дети спят, хозяйка дремлет,
На полатях муж лежит,
Буря воет; вдруг он внемлет:
Кто-то там в окно стучит.
"Кто там?" — "Эй, впусти, хозяин!" —
"Ну, какая там беда?
Что ты ночью бродишь, Каин?
Черт занес тебя сюда;
Где возиться мне с тобою?
Дома тесно и темно".
И ленивою рукою
Подымает он окно.
Из-за туч луна катится —
Что же? голый перед ним:
С бороды вода струится,
Взор открыт и недвижим,
Все в нем страшно онемело,
Опустились руки вниз,
И в распухнувшее тело
Раки черные впились.
И мужик окно захлопнул:
Гостя голого узнав,
Так и обмер: "Чтоб ты лопнул!"
Прошептал он, задрожав.
Страшно мысли в нем мешались,
Трясся ночь он напролет,
И до утра все стучались
Под окном и у ворот.
Есть в народе слух ужасный:
Говорят, что каждый год
С той поры мужик несчастный
В день урочный гостя ждет;
Уж с утра погода злится,
Ночью буря настает,
И утопленник стучится
Под окном и у ворот.
Hmm. the court may come to bother;
What’ll I say before the judge.
Hey you brats, go have your mother
Bring my coat; I’d better trudge.
So, where is he?" — "There, Dad, farther!"
On the sand where dragnet ropes
Lay spread out, the children’s father
Saw a veritable corpse.
Badly mangled, ugly, frightening,
Blue and swollen on each side —
Has he fished in storm and lightning
Or committed suicide?
Could this be a careless drunkard
Or a mermaid-seeking monk
Or a trusting merchant, conquered
By some bandits, robbed and sunk?
To the peasant, what’s it matter?
Quick: he grabs the dead man’s hair,
Drags the body to the water,
Looks around: nobody there:
Good; relieved of the concern he
Grabbed a paddle, gave a toss,
And the stiff resumed his journey
Downstream for a grave and cross.
Long the dead man as one living
Rolled on waves amid the foam.
Having watched his gradual leaving,
Our glum peasant started home.
"Come you pups! let’s go, don’t scatter.
Each of you will get his bun.
But remember: just you chatter —
And I’ll whip you, every one."
Dark and stormy it was turning.
High the river ran in gloom.
Now the torch has finished burning
In the peasant’s smoky room.
Kids asleep, the wife aslumber,
He lies listening to the rain.
Bang! he hears a sudden comer
Knocking on the windowpane.
"Yeah?" — "Hey, let me in there, master!"
"Cain, you found the time to roam!
Well, what is it, your disaster?
Let you in? It’s dark at home,
Dark and crowded. What a pest you are!
Where’d I put you in my cot. "
Finally with lazy gesture
He lifts up the pane — and what?
Out of clouds the moon was showing.
Well, a naked man was there,
Water down his beard a-flowing,
Wide the eyes, unmoved the stare.
Wholly numb the dreadful body,
Arms were hanging, feeble, thin;
Crabs and cancers, black and bloody,
Sucked into the swollen skin.
And the peasant slammed the shutter:
Recognized his visitant,
Horror-struck he could but mutter
"May you burst!" and start to pant.
He was shivering, awful chaos
All night through stirred in his brain,
While the knocking shook the house
By the gates and at the pane.
Folks relate a frightful rumor:
Ever since, each year they say
The poor peasant, out of humor,
Waits a visitor that day.
Early on, the storm’s increasing,
Nightfall brings a hurricane,
And the drowned man knocks, unceasing,
By the gates and at the pane.
