Порой, когда бывает хорошо,
Мы ищем приключений;
Когда у нас в достатке все
И позади волненья,
Тогда не нужен нам никто.
И, полагаясь на себя,
Уходим в путь, забыв про все,
Забыв, кто близкий, кто родня;
Становимся на путь широк,
Ведущий в горькую погибель,
Преподнеся себе урок,
Когда, споткнувшись, гибнем…
Хочу поведать вам, друзья,
Историю о блудном сыне,
И извлекайте для себя
Урок полезный ныне.
…Жил-был отец и с ним – два сына.
Сын младший попросил отца
Отдать именья половину:
Зерна, и денег, и скота.
Отец послушал, согласился,
Отдал именье сыновьям.
Как тут же младший оступился:
Теперь пожить хотел он сам.
Спустя немного дней всего,
Он в путь поторопился;
Собрав имение свое,
От дома удалился.
…И вот, блуждая на чужбине,
Он ел, и пил, и веселился;
Ведя распутный образ жизни,
Он с горькой жизнью слился.
Но, расточив свое именье
И оказавшись в бедноте,
Наш блудный сын попал в стесненье.
К тому ж, и голод был в стране.
И, не имев, чем пропитаться,
Он стал наемным, пас свиней.
Увы…Он был бы рад стараться,
Но как вернуть свет прошлых дней?
И вдруг, он вспомнил отчий дом.
Да только как бы подступиться?
Он стал виновным пред отцом;
Он был готов пред ним склониться
И рад был стать его рабом,
Чтоб позабыть про все мученья,
Чтоб быть вблизи с родным отцом
И вырваться из рук томленья.
…И вот, сменяется картина:
Отец стоит и ждет у дома.
Издалека увидев сына,
Он побежал к нему, родному!
О, как отец был рад тогда,
Найдя потерянного сына!
Он для него забил тельца,
Его он сделал господином;
Одел в одежды, обувь дал
И перстень на руку надел;
Обняв за шею, целовал
И в доме сделать пир велел.
Сей сын был мертв и вот, ожил
В душе невинного отца!
Его отец так возлюбил,
Простил и принял навсегда!
…Вот, такова история, друзья.
Когда, порой, и в наши дни
Мы, в неизвестность уходя,
Сбиваемся с пути;
Когда светильник наш погас,
Мы пробираемся к порогу,
Когда приходит трудный час,
Мы тут же вспоминаем Бога.
Николай Гумилёв
Нет дома подобного этому дому!
В нем книги и ладан, цветы и молитвы!
Но, видишь, отец, я томлюсь по иному,
Пусть в мире есть слезы, но в мире есть битвы.
На то ли, отец, я родился и вырос,
Красивый, могучий и полный здоровья,
Чтоб счастье побед заменил мне твой клирос
И гул изумленной толпы — славословья.
Я больше не мальчик, не верю обманам,
Надменность и кротость — два взмаха кадила,
И Петр не унизится пред Иоанном,
И лев перед агнцем, как в сне Даниила.
Позволь, да твое приумножу богатство,
Ты плачешь над грешным, а я негодую,
Мечом укреплю я свободу и братство,
Свирепых огнем научу поцелую.
Весь мир для меня открывается внове,
И я буду князем во имя Господне…
О счастье! О пенье бунтующей крови!
Отец, отпусти меня… завтра… сегодня.
Как розов за портиком край небосклона!
Как веселы в пламенном Тибре галеры!
Пускай приведут мне танцовщиц Сидона
И Тира, и Смирны… во имя Венеры.
Цветов и вина, дорогих благовоний…
Я праздную день мой в веселой столице!
Но где же друзья мои, Цинна, Петроний.
А вот они, вот они, salve amice.
Идите скорей, ваше ложе готово,
И розы прекрасны, как женские щеки;
Вы помните верно отцовское слово,
Я послан сюда был исправить пороки…
Но в мире, которым владеет превратность,
Постигнув философов римских науку,
Я вижу один лишь порок — неопрятность,
Одну добродетель — изящную скуку.
Петроний, ты морщишься? Будь я повешен,
Коль ты недоволен моим сиракузским!
Ты, Цинна, смеешься? Не правда ль, потешен
Тот раб косоглазый и с черепом узким?
Я падаль сволок к тростникам отдаленным
И пойло для мулов поставил в их стойла;
Хозяин, я голоден, будь благосклонным,
Позволь, мне так хочется этого пойла.
За ригой есть куча лежалого сена,
Быки не едят его, лошади тоже:
Хозяин, твои я целую колена,
Позволь из него приготовить мне ложе.
Усталость — работнику помощь плохая,
И слепнут глаза от соленого пота,
О, день, только день провести, отдыхая…
Хозяин, не бей! Укажи, где работа.
Ах, в рощах отца моего апельсины,
Как красное золото, полднем бездонным,
Их рвут, их бросают в большие корзины
Красивые девушки с пеньем влюбленным.
И с думой о сыне там бодрствует ночи
Старик величавый с седой бородою,
Он грустен… пойду и скажу ему: «Отче,
Я грешен пред Господом и пред тобою».
И в горечи сердце находит усладу:
Вот сад, но к нему подойти я не смею,
Я помню… мне было три года… по саду
Я взапуски бегал с лисицей моею.
Я вырос! Мой опыт мне дорого стоит,
Томили предчувствия, грызла потеря…
Но целое море печали не смоет
Из памяти этого первого зверя.
За садом возносятся гордые своды,
Вот дом — это дедов моих пепелище,
Он, кажется, вырос за долгие годы,
Пока я блуждал, то распутник, то нищий.
Там празднество: звонко грохочет посуда,
Дымятся тельцы и румянится тесто,
Сестра моя вышла, с ней девушка-чудо,
Вся в белом и с розами, словно невеста.
За ними отец… Что скажу, что отвечу,
Иль снова блуждать мне без мысли и цели?
Узнал… догадался… идет мне навстречу…
И праздник, и эта невеста… не мне ли?!
