Николай Гумилёв
Все пустыни друг другу от века родны,
Но Аравия, Сирия, Гоби, —
Это лишь затиханье Cахарской волны,
В сатанинской воспрянувшей злобе.
Плещет Красное море, Персидский залив,
И глубоки снега на Памире,
Но ее океана песчаный разлив
До зеленой доходит Сибири.
Ни в прохладе лесов, ни в просторе морей —
Ты в одной лишь пустыне на свете
Не захочешь людей и не встретишь людей,
А полюбишь лишь солнце да ветер.
Солнце клонит лицо с голубой высоты,
И лицо это девственно юно,
И, как струи пролитого солнца, ровны
Золотые песчаные дюны.
Блещут скалы, темнеют над ними внизу
Древних рек каменистые ложа,
На покрытое волнами море в грозу,
Ты промолвишь, Сахара похожа.
Но вглядись: эта вечная слава песка —
Только горнего отсвет пожара,
С небесами, где легкие спят облака,
Бродят радуги, схожа Сахара.
Буйный ветер в пустыне второй властелин.
Вот он мчится порывами, точно
Средь высоких холмов и широких долин
Дорогой иноходец восточный.
И чудовищных пальм вековые стволы,
Вихри пыли взметнулись и пухнут,
Выгибаясь, качаясь, проходят средь мглы,
В Тайно веришь, вовеки не рухнут.
Но мгновенье… отстанет и дрогнет одна
И осядет песчаная груда,
Это значит, в пути натолкнулась она
На ревущего в страхе верблюда.
И стоит караван, и его проводник
Всюду посохом шарит в тревоге,
Где-то около плещет знакомый родник,
Но к нему он не знает дороги.
А в оазисах слышится ржанье коня
И под пальмами веянье нарда,
Хоть редки острова в океане огня,
Точно пятна на шкуре гепарда.
И пока они бьются за пальмовый лес,
За коня иль улыбку рабыни,
Их родную Тибести, Мурзук, Гадамес
Заметают пески из пустыни.
Потому что пустынные ветры горды
И не знают преград своеволью,
Рушат стены, сады засыпают, пруды
Засыпают белеющей солью.
И, быть может, немного осталось веков,
Как на мир наш, зеленый и старый
Жадно ринутся хищные стаи песков
Из пылающей юной Сахары.
Средиземное море засыпят они,
И Париж, и Москву, и Афины,
И мы будем в небесные верить огни,
На верблюдах своих бедуины.
И когда, наконец, корабли марсиан
У земного окажутся шара,
То увидят сплошной золотой океан
И дадут ему имя: Сахара.
«На вопрос, что он испытывал, увидав впервые Сахару, Гумилев сказал: “Я не заметил ее. Я сидел на верблюде и читал Ронсара”» (Иванов Г. В. Сочинения : В 3 т. М., 1995. Т. 3. С. 549).
В то же время нужно отметить неожиданную актуальность ст-ния для современного мировосприятия: «На смену “изысканному жирафу” пришла “Сахара”, которую цитируют сейчас экологи, встревоженные нашим будущим (Давидсон А. Муза странствий Николая Гумилева. М., 1992. С. 238).
В комментариях Д. А. Ольденрогге к данному ст-нию значится «“Туарегов, что западной правят страной. ” — племена туарегов родственны по происхождению и языку берберам, жителям северной Африки. Туареги населяют плоскогорья центральной части Сахары, Тибести, Симф. В их быте сохранилось много архаических черт, например, материнский родовой строй, употребление ливийского письма (еще со времен Массиниса). Быт туарегов, их обычаи, одежда очень своеобразны и привлекали путешественников; см., например, Бенуа. “На востоке не любят тиббусы — Тиббу или Теда — племена восточной части Сахары. До настоящего времени они почти не исследованы и лучшим их описанием остается Нахтигалевское “Sahara und Sudan”, составленное в середине XIX века. “Их родную Тибести. Мурзу к. Гадамес. ” — Мурзук и Гадамес — города в северной части Сахары, в Триполитании. Тибести — плоскогорье в центральной Сахаре, где живет одна из главных групп племени туарегов. “И дадут ему имя: Сахара. ” — все стихотворение написано, очевидно, под впечатлением давно известной теории о распространении пустыни. “Пустыня наступает — вот неоднократно встречающееся в научных журналах и книгах утверждение. Оно основывается на том, что в Сахаре найдены следы пребывания человека в местах, давно уже не пригодных для жилья. Ряд римских городов, известных своей земледельческой культурой, каналами, торговлей и зданиями, теперь погребены под желтыми песками Сахары. Сравнительно недавно, например, были раскопаны руины столицы царства Гарамантов (исчезнувшего ливийского народа) — древней Гарамы — ныне оазис Джерма. Там найдены были глиняные изделия с клеймами римских фабрикантов. Изделия с такими же клеймами были найдены еще раньше на Рейне в римских городах приморской Германии. “Пустыня наступает” не только на север, но и на юг — в районы северной Нигерии. Против ее наступления применяются различные меры — насаждение кустарников, особых видов трав, деревьев и т.п. Надо сказать, что в наступлении пустыни виноват прежде всего человек невнимательным отношением к травяному покрову» (цит. по копии комментариев, переданных В. А. Мануйловым в архив В. П. Петрановского).
Ст. 51. — Тибести, Мурзук, Гадамес — города в современной Ливии.
Источник: «Полное собрание сочинений В 10 томах. Издательство: М.: Воскресенье».
Сахар выступил в поход
На исходе суток:
Он вошел в открытый рот —
И упал в желудок.
Но минуты через три
Сахар обнаружил,
Что условия внутри
Хуже, чем снаружи.
Изучая вглубь нутро,
Сахар с грустью думал:
«Тесновато, как в метро…
Правда, меньше шума…»
В темноте сырых кишок
Он плутал угрюмо;
Встретил бывший пирожок
С горсточкой изюма.
«Есть тут выход или нет?!» —
Сахар выл от страха.
И когда увидел свет,
Был уже не сахар.
Сахар беленький, искристый
Кто ж его не знает?
Как снег, свежевыпавший, чистый,
В чае горячем тает.
Как без сахара прожить
и дела свои решить.
Сахар ведь не только сладость.
Сахар — жизни нашей радость.
Он, как «мёд» для подхалимов,
для проблем, неодолимых.
С ним возможно всё решить.
Сладко с сахаром нам жить.
Белый сахар-рафинад,
Крепкий сахар-рафинад
Хвастался:
— Я очень твердый,
— Я алмазу —
Друг и брат.
Но однажды вечерком
Встретился он
С кипятком.
И растаял
Твердый сахар
В жидком чае с молоком.
Да, мне жилось несладко,
Да, мне хотелось сладкого.
Батька? На фронте батька…
Мамку свезли на братское…
Сахар? Какой он, сахар?
Наверное, не простой.
Наверное, очень пахнет
И пахнет не лебедой.
А чем-то большим, настоящим.
Я думал: куда он исчез?
Я в небо глаза таращил
глазами я на небо лез.
В отцовской худой рубахе
я выбегал на морозы.
Я ждал, но не падал сахар,
а падали только слезы.
Зато почти до рассвета,
на цыпочках, чуть дыша,
во сне, как комочек света,
стоял он у губ малыша.
И мальчик на сахар смотрит,
и чувствует сахар мальчик.
А сахар щекочет ноздри,
как белый, прозрачный пальчик.
Щекочет, как будто папа,
небритый, в грозной папахе …
По комнате ходит запах…
Я знаю, как сахар пахнет!
Белый он, как снег, колючий.
Как песок сухой, сыпучий.
Сладкий-сладкий, словно мёд.
Чай с ним часто муха пьёт…
(Сахар)
Белый удалец
И стакана воды
Не переплывёт —
Ко дну пойдёт.
Там ему и конец!
(Сахар)
