вот почему-то захотелось собрать ещё такую антологию.
Стихи — не обязательно поэтов казанцев, но где упоминается Казань (хотя бы упоминается).
И всё же не позднее 1960-х годов, современность в этой теме оставим за скобками чуть-чуть.
ищите, добавляйте! И я поищу.
Не в летний ль знойный день прохладный ветерок
В легчайшем сне на грудь мою приятно дует?
Не в злаке ли журчит хрустальный ручеек?
Иль милая в тени древес меня целует?
Нет! арфу слышу я: ее волшебный звук,
На розах дремлющий, согласьем тихострунным,
Как эхо, мне вдали щекочет нежно слух
Иль шумом будит вдруг вблизи меня перунным.
Так ты, подруга муз! лиешь мне твой восторг
Под быстрою рукой играющей Хариты,
Когда ее чело венчает вкуса бог
И улыбаются любовию ланиты.
Как весело внимать, когда с тобой она
Поет про родину, отечество драгое,
И возвещает мне, как там цветет весна,
Как время катится в Казани золотое!
О колыбель моих первоначальных дней!
Невинности моей и юности обитель!
Когда я освещусь опять твоей зарей
И твой по-прежнему всегдашний буду житель?
Когда наследственны стада я буду зреть,
Вас, дубы камские, от времени почтенны!
По Волге между сел на парусах лететь
И гробы обнимать родителей священны?
Звучи, о арфа! ты все о Казани мне!
Звучи, как Павел в ней явился благодатен!
Мила нам добра весть о нашей стороне:
Отечества и дым нам сладок и приятен.
Сон русского на чужбине
эпиграф:
Отечества и дым
Нам сладок и приятен!
Державин
Свеча, чуть теплясь, догорала.
Камин, дымяся, погасал;
Мечта мне что-то напевала,
И сон меня околдовал…
Уснул – и вижу я долины
В наряде праздничном весны
И деревенские картины
Заветнойрусской стороны.
Играет рог, звенят цевницы,
И гонят парни и девицы
Свои стада на влажный луг.
Уж веял, веял теплый дух
Весенней жизни и свободы
От долгой и крутой зимы.
И рвутся из своей тюрьмы,
И хлещут с гор кипучи воды.
Пловцов брадатых на стругах
Несется с гулом отклик долгий;
И широко гуляет Волга
В заповедных своих лугах…
Поляны муравы одели,
И, вместо пальм и пышных роз,
Густые молодеют ели,
И льется запах от берез.
И мчится тройка удалая
В Казань дорогой столбовой.
И колокольчик – дар Валдая —
Гудит, качаясь под дугой…
Младой ямщик бежит с полночи:
Ему сгрустнулося в тиши,
И он запел про ясны очи,
Про очи девицы-души:
«Ах, очи, очи голубые!
Вы иссушили молодца!
Зачем, о люди, люди злые,
Зачем разрознили сердца?
Теперь я горький сиротина!»
И вдруг махнул по всем по трем…
Но я расстался с милым сном,
И чужеземная картина
Сияла пышно предо мной:
Немецкий город… все красиво,
Но я в раздумье молчаливо
Вздохнул по стороне родной…
Как во славном было городе Казани,
Ожидаючи от нас прежаркой бани,
Не на пир оно честной, на пирование,
Темным вечером сходилось на собрание
Именитое казанское купечество:
"Постоимте, братцы, крепко за отечество!
Отстоимте от конечной от погибели
Животы свои да праведные прибыли!"
А и много ж их, купцов, тут насбиралсся.
Горе-горькое к купцам, вишь, подбиралося,
Подбиралося к ним горе неотходное,
Большевистское ль то воинство народное,
Та ли силушка железная, упорная,
Та ли силушка крестьянская все черная,
Та ли рать неодолимая, опасная,
Рать фабричная, заводская, все красная.
"А и что же вы, купцы, да пригорюнились?
А и что ж вы, словно бабы, все разнюнились?"
Богатырь Бова сказал им учредиловский,
То ли Лебедев, соратничек корниловский.
На купечество сердито он накинулся,
Ажио стол перед Бовою опрокинулся.
Богатырь, перед купцами он похаживал,
Свои жирные он ляжечки поглаживал,
Говорил он, сукин сын, да растабаривал,
Именитых толстосумов уговаривал,
Выговаривал купцам он укоризненно:
"Что вы смотрите, голубчики, безжизненно?
Что вы тесно так друг к другу поприжалися?
А кого вы так, мил-други, испужалися?"
Богатырь ли тот Бова, он ухмыляется,
Богатырь ли тот Бова, он похваляется:
"Ой вы, добрые вы люди, вы не бойтеся,
Вы не бойтеся, мил-други, успокойтеся,
Как я выведу всю гвардию да белую,
Офицерскую шеренгу пьяно-смелую
Да казацкую всю силушку яицкую,
Разобью я всю орду да большевицкую,
В пух и в перья разнесу ее без жалости.
Раскошельтесь только, други, вы по малости!
Проявите достодолжное усердие,
К вашим храбрым оборонцам милосердие.
Как их доблесть вся в боях уж попритуплена,
Она, доблесть их, на денежки вся куплена,
Из французского из банка вся оплачена,
По трактирам по казанским порастрачена,
Самогонкою казанскою размочена.
А должна быть эта доблесть вновь отточена,
В сторублевые бумажечки оправлена,
На златом на оселочке вновь направлена!"
Приуныло тут крещеное купечество!
"Бьем челом тебе, отец, за молодечество!
Раскошелиться, что делать, нам приходится:
Твоя доблесть нам в копеечку обходится!
Пообчистили мы дочиста все лавочки,
Так не будет ли какой, хоть малой, сбавочки?"
"Братцы, — молвил тут купец-мудрец Крестовников, —
Ублажим уж без отказу мы полковников.
Сколько б ни было за доблести им дадено,
Чай, поболе нами денег понакрадено!
Было дельце нам в Казани предоходное:
Казначейство обобрали мы народное;
Сколько золота там ни было в наличности,
Все прибрали мы к рукам без околичности.
Стало, нечего нам, братцы, канителиться:
Есть расчет теперь нам, братцы, раскошелиться!"
Посудили, порядили, покалякали.
Пели с вечера, а утречком заплакали:
"Ой вы, головы ж вы наши, запропащие!
Ой, полковники лихие, разледащие,
Ой, обманщик ты, Бова, душа злодейская!
Ой ты, беглая ты рать белогвардейская!
Да куда же вы, собаки, все рассеялись?
Понапрасну мы на вас так понадеялись!
Ваша доблесть вся не стоит ни полушечки!
Завалящей не осталось у вас пушечки!
Побросали вы врагам все снаряжение!
Расказанское ты наше положение!"
Как во славной ли то было во Казани,
Дождались купцы от нас прежаркой бани.
Крепко парились купцы, да не допарились:
За Бовою улепетывать ударились,
Во всю прыть они помчались без оглядочки,
Растерявши образа и все лампадочки!
Ой ты, Волга многоводная, широкая,
Что широкая, раздольная, глубокая,
Ты тряхни своею вольностию старою,
Зашуми да разбушуйся под Самарою!
Расскажи там всем про дело про казанское,
Что про войско про рабочее, крестьянское:
Оно движется, несется темной тучею,
Темной тучею, лавиною могучею;
Оно бьется за судьбу свою свободную,
За Советскую за власть простонародную!
Оно бьется, дышит ревностию ярою.
Выше взвейся, красный флаг наш, над Самарою!
Горе тебе, город Казань,
Едет толпа удальцов
Сбирать невольную дань
С твоих беззаботных купцов.
Вдоль по Волге широкой
На лодке плывут;
И веслами дружными плещут,
И песни поют.
Горе тебе, русская земля,
Атаман между ними сидит;
Хоть его лихая семья
Как волны шумна, — он молчит;
И краса молодая
Как саван бледна
Перед ним стоит на коленах.
И молвит она:
"Горе мне, бедной девице!
Чем виновна я пред тобой.
Ты поверил злой клеветнице;
Любим мною не был другой.
Мне жребий неволи
Судьбинушкой дан;
Не губи, не губи мою душу,
Лихой атаман."
— Горе девице лукавой,
Атаман ей нахмурясь в ответ:
— У меня оправдается правый,
Но пощады виновному нет;
От глаз моих трудно
Проступок укрыть,
Все знаю! и вновь не могу я,
Девица, любить!
Но лекарство чудесное есть
У меня для сердечных ран.
Прости же! — лекарство то: месть!
На что же я здесь атаман?
И заплачу ль, как плачет
Любовник другой?
И смягчишь ли меня ты, девица,
Своею слезой?
Горе тебе, гроза-атаман,
Ты свой произнес приговор.
Средь пожаров ограбленных стран
Ты забудешь ли пламенный взор!
Остался ль ты хладен
И тверд как в бою,
Когда бросили в пенные волны
Красотку твою?
Горе тебе, удалой!
Как совесть совсем удалить?
Отныне он чистой водой
Боится руки умыть.
Умывать он их любит
С дружиной своей
Слезами вдовиц беззащитных
И кровью детей!
Не в летний ль знойный день прохладный ветерок
В легчайшем сне на грудь мою приятно дует?
Не в злаке ли журчит хрустальный ручеек?
Иль милая в тени древес меня целует?
Нет! арфу слышу я: ее волшебный звук,
На розах дремлющий, согласьем тихострунным,
Как эхо, мне вдали щекочет нежно слух
Иль шумом будит вдруг вблизи меня перунным.
Так ты, подруга муз! лиешь мне твой восторг
Под быстрою рукой играющей Хариты,
Когда ее чело венчает вкуса бог
И улыбаются любовию ланиты.
Как весело внимать, когда с тобой она
Поет про родину, отечество драгое,
И возвещает мне, как там цветет весна,
Как время катится в Казани золотое!
О колыбель моих первоначальных дней!
Невинности моей и юности обитель!
Когда я освещусь опять твоей зарей
И твой по-прежнему всегдашний буду житель?
Когда наследственны стада я буду зреть,
Вас, дубы камские, от времени почтенны!
По Волге между сел на парусах лететь
И гробы обнимать родителей священны?
Звучи, о арфа! ты все о Казани мне!
Звучи, как Павел в ней явился благодатен!
Мила нам добра весть о нашей стороне:
Отечества и дым нам сладок и приятен.
Лишь только древняя Казань приснится, сквозь туман
Всплывает в памяти моей и озеро Кабан.
И псени о его судьбе уже поют давно,
И сетью басен и легенд оно оплетено.
Однажды Кисекбаша шест я опустил на дно,
Спускался и блуждал по дну, — там чар и тайн полно.
Для меня Казань – мой отчий дом,
Смех друзей на утре молодом
И подруги облик незабвенный.
Много я прошел земных дорог,
Но найти я никогда не мог
Ей замены.
Для меня Казань – мой летний день,
На рассвете – сада светотень,
Соловьев бессонница при звездах,
Золото пахучего плода
И меня врачующий всегда
Свежий воздух.
Для меня Казань – рабочий люд,
И моя борьба, и светлый труд,
И земля, где жизнь всегда в расцвете.
Если я на ней оставлю след,-
Значит, я недаром столько лет
Жил на свете!
Для меня Казань – мои края,
Песня задушевная моя,
Что народной воле сопричастна.
Для меня Казань – словесный дар,
Город, где звучит язык татар
Полновластно.
Мечеть азимовская хороша,
как вдруг окаменевшая душа
на самом вздохе в день прекрасный.
Снежок порхает ясный-ясный
и ветерок изподтишка
дохнет, от воли света праздный,
и тут же сгаснет, чуть дыша.
Мечеть ажурна и легка
и видима издалека,
в сторонке будто, одинока,
лицом повернута к востоку,
где месяц зябнет в облаках.
Спасибо, девочка из города Казани,
за то, что вы мне доброе сказали.
Возникли вы в берете голубом,
народоволка с чистым детским лбом,
с косой жгутом, с осанкой благородной,-
не дочь циничной бомбы водородной,
а дочь наивных террористских бомб.
Провинция, ты тем и хороша,
что сохраняешь от распада личность,
а если в нас духовная столичность,
провинциальность, право, не грешна.
Казань, Казань, татарская столица,
предположить ты даже не могла,
как накрепко Россия настоится
под крышкою бурлящего котла.
И в пахнущий казарменными щами,
Европою приправленный настой
войдут Державин, Лобачевский, Щапов,
войдут и Каракозов, и Толстой.
Шаляпина ты голосом подаришь,
и пекаря чудного одного
так пончиками с сахаром придавишь,
что после Горьким сделаешь его.
Царица рек в торжественном теченье
К далеким Каспия обширного водам.
Ты уклоняешься к Казани на свиданье
С сей древней матерью татарским городам.
Ее со всех сторон, как друга, обнимаешь,
И трепетной струей приветствуешь луга,
И тихо с голубых рамен дары слагаешь
На оживленные Булака берега.
О, Казань,
О, прекрасная дева, царица Казань!
Красотою своей моё сердце не рань,
Белизною кремлевской стены не плени,
Высотой Спасской башни меня не мани.
Благодатью церковной меня не чаруй,
Сююмбеки кривой надо мной не колдуй.
О, Казань, в старину ты вплела новый век –
Очарован тобою простой человек:
Здесь, как миф, Кул Шариф из заоблачных сфер,
А поодаль разросся гигант «Универ»,
Здесь дома антиквары из прошлых эпох,
И коробки бетонные новых домов.
Тут Кабан полноводный исполнен легенд,
За Казанкой долины чудеснее нет,
С Петропавловской церкви, дохнув стариной,
Как на ладони спит город родной.
Здесь мечети и церкви в один небосвод,
Здесь живет дружелюбно различный народ,
Хоть в гостях я пленялась чужой красотой,
Но душа устремлялась обратно – домой,
Наши судьбы сплелись, как начала Инь-Янь,
Я тебе отдала свое сердце, Казань!
Кул Шариф замерла в ослепительно-белом сиянье,
И неоновым отблеском вторила ей Пирамида,
Белый Кремль со снегом слился в неустанном лобзанье,
Сююмбеки кривая на них затаила обиду.
Хоррият одиноко качалась на мраморном шпиле –
С высоты караулила сон полуночной Казани,
Ветер вьюгу шальную крутил в бесконечной кадрили,
Над Волгой, стирая воздушно-наземные грани.
И поземка струилась змеёю по Ленинской дамбе,
И куда-то, во тьму убегая, спешили машины,
Новогоднею сказкой мерцала Казань в каждой лампе,
Старо-древним мотивом Булгарские степи ожили…
Я вновь иду по улицам Казани,
Единственной, любимой несказанно…
Трамвайный шум, гул серых небоскребов —
Здесь всё звучит мелодией особой…
Но в мире новом, мире современном
Еще слышны старинные напевы:
То пронесли с собой через столетья
Свою культуру булгарские дети…
И две судьбы, далекие народы,
Переплелись родством за эти годы…
Теперь, пройдя событий разнотропье,
Мост перекинут Азией в Европу…
Не рассказать историю с начала,
Но знаю я, что раньше здесь бывала.
И снится мне, притихшей на рассвете,
Тень минарета Розовой мечети…
Ты каков, кто скажет точно
На изломе двух веков,
Европейский ли, восточный
Град под сводом облаков,
Где горбатых улиц сети
Редкий празднуют улов —
Иглы тонких минаретов,
Чаши синих куполов.
Иерей псалом читает
Или суру муэдзин,
Над тобою птичьи стаи…
Мир един и Бог един.
Клён желтеет, стужа мает,
Или шествует весна,
Всем щедрот твоих хватает
Из златого казана.
На ладони хоть по крошке
Немудрёный твой уют,
Где, обнявшись, под гармошку
Песни долгие поют.
Кто любовь измерит в душах,
Кроме истины самой?
Ведь стоят Тукай и Пушкин
По концам одной прямой.
Севши в кресло между ними,
Точно мерить обречён,
Подставляет старый химик
Под рычаг своё плечо.
И проверено на деле:
Если зорко глянуть ввысь,
То увидишь, параллели
Над тобой пересеклись.
Давай с тобой побродим по Казани,
Ты же хотела мне свой город показать,
Я здесь бывал давным-давно, когда-то,
Теперь мне город твой почти,что не узнать.
Он утопает в зелени деревьев,
Благоухает клумбами цветов
В великолепии современных зданий,
Он стал одним из лучших городов.
Он очень древний, город ваш, и юный,
И в нем народы разные живут,
Татары, русские, башкиры и евреи,
Здесь обрели надежду и приют.
Давай с тобой прокатимся по Волге,
Нас понесет по волнам пароход
И на широком, на речном просторе,
Душа моя в восторге запоет!
Давай с тобой побродим по музеям,
Давай с тобой театры посетим,
Давай с тобой по парку погуляем
И у фонтана молча посидим.
Давай с тобой побродим по Казани,
И не спеша вокруг мы оглядимся…
Ведь не знакома я пока с ее азами,
А ты давно в нее уже влюбился!
Давай с тобой побродим по Казани…
В краю лесных болот и полноводных рек,
Нехоженых дорог, где глухомань,
Была заложена,
Как крепость сложена,
Столица ханская, моя Казань.
От Золотой Орды, до настоящих дней,
Менялся облик твой, немало раз,
И обновлённая,
Ввысь устремлённая,
Стал гордым символом – двукрылый барс.
Преданья старины, курай и шурале,
Родная песня на татарском языке,
И прошлое хранит,
Здесь выбитый гранит,
Про Кул-Шариф и башню Сююмбике.
И молодая, и тысячелетняя…
Вся в ожиданьи, новых перемен,
Как долго, был мечтой,
Подземный город твой,
Казанских линий, метрополитен.
И судьбы многие, с тобою связаны,
Переплелись ничем, не разорвать,
Мы любим отчий край,
Где песни пел Тукай,
Чтобы любовь свою потомкам передать.
В краю больших озёр и полноводных рек,
Где полумесяцем, сияет грань,
В сердцах хранимая,
Неповторимая,
Стоит красавица, моя Казань.
“Казань! Легенды старины…
Чудес и Сказок Славный Город!
И в нем живёт Любовь !
Прекраснее ВСЕХ Снов
Любовь недостижимая – Анлука!”
“Опять ОНА !
Казань…
Динь, Динь
Колокола Раифы
Прохлада и краса Озер…
Мечетей, ввысь взметнувшихся, полёт
И Вместе ВСЁ ЗЕМЛЯ
Родная для Людей”
Сверху, с высоты полета, посмотреть хочу
На старинный древний город, на Казань мою.
Он лежит как на ладони, в дымке голубой,
В бледно-золотом тумане блещет красотой.
Купола, мечети, башни – что за волшебство?
Может, я в восточном царстве вижу колдовство?
Словно сказочные стрелы шпили минарет
Нежно-бирюзово цвета в небесах парят.
Белокаменные стены и высокий холм,
Золотится полумесяц, раздается звон.
Вот Сююмбике-царица руки распахнув,
Устремилась ввысь как птица, крыльями взмахнув.
Вижу Пирамиду в свете – взгляд заворожен:
Много лет назад в Египте смотрел так Фараон.
Вот тарелка приземлилась с космических глубин.
Кто там? Люди-марсиане? Так это же наш цирк!
Ряд красивых новостроек, город мой растет.
Процветай, Казань, и славься, на сотни лет вперед!
