Сибирь моя, тебя
Как первую любовь
Запомню навсегда!
И в памяти моей,
Навеки для меня
Останутся твои
Леса, луга, поля.
В краю моем родном, где облака
Цепляются за елей вековых макушки
Журчит веселым рокотом река,
Играя на пути своем в ракушки.
Шумит сурово кронами тайга.
Там комаринный рой звенит уныло
Поля с некошенной травой,
И буйство красок душу захватило!
Тот парк для сердца милый,
Мне юности причал.
Под кронами деревьев,
Свидания назначал.
Ты словно, как родитель
Со мною говоришь,
И в трудную минуту
Подаришь свою тишь.
Мой ревностный хранитель,
Качель любимых скрип.
От шума танцплощадки
И музыки охрип.
Ты каждого встречаешь
Березкой у ворот,
Кленовый лист махает,
Нам вслед за поворот.
Мы только твои гости,
Лишь ты один, родной
Подаришь еще многим
Свой сладостный покой.
Такая его работа
Встречать — провожать поезда
Одна у него забота —
Счастливая в небе звезда,
Что путнику светит всегда.
Колеса стучат по рельсам,
Гудок паровоза вдали.
И рад бы сорваться с места,
Загадкаю манят огни,
Что нам освещают мечты.
Он как часовой на перроне
Тайны людей сторожит.
Шепчут цветы на газоне,
Ветер листрвой шелестит
Лишь время куда-то спешит.
Ночными огнями манит мой дом
Давно не живу, но зажат в горле ком.
Здесь детство и юность рядом идут,
И кадры из памяти спать не дают.
Друзья разлетелись по разным краям
Заняты все, бегут по делам.
Лишь он одиноко стоит под дождем,
А окна в ответ: " Мы вас подождем!"
Капли угрюмо стучат по стеклу
Как слезы мои текут по лицу.
За крышу цепляются тучи крылом
И грусти оскольки сжигают огнем.
Старенькая школа
В золоте сентября
С букетом гладиолусов
Спешу сюда не зря.
Рукой двери коснувшись,
Я прячу капли слез
С рябиной ярко-спелой
В мой мир забытых грез.
Уже не в белом фартуке,
Давно раскрыт секрет.
Звонок твердит назойливо:
— Назад дороги нет!
Сюда вернусь кога-нибудь,
Но только лишь во сне.
Или спустя столения
Песчинкой во дворе.
Желтые листтья ковром под ногами.
Скучная осень пришла на порог.
Дождик холодный вслед за ветрами
Лету отмеренный срок.
Хрустит по утрам под сапогами,
Идешь по аллее и пусто в душе
Грустно что лето уже за горами,
Это ответит лишь тишине.
Пестрый ковер зацепи рукавами,
Ветер его ворошит.
Деревья листву почти всю растеряли.
Снова зима к нам спешит.
ПО УЛОЧКАМ РОДНЫМ
Сейчас по улочкам пройдусь,
Таким родным, совсем не шумных.
Зайду во двор, и память-вор
Нас вызывает на ковер,
Воруя здесь обрывки мыслей.
На перекрестке наших дней,
Вуалью времени прикрыты,
Петьель скрипучих у дверей
Стоим задумчиво в объятиях
Мгновений юности своей.
И закрывая вновь глаза
Несемся по ветру как листья.
Ни гром не страшен, ни гроза
Весь мир открыт, и мы как птицы!
ЗАКАТ НА СИБИРСКОЙ РЕКЕ
Закат на сибирской реке,
Не хуже чем где-то на море
Ты солнце удержишь в руке
И песню споешь в миноре
По глади речной как во сне
Плывут одинокие мысли
И шепчут на ухо мне
Мелодии вечной жизни
Пожар суеты затуши
Забудь про земные муки.
Нежные струны души
Затронут лесные звуки
Любовь, тишину и покой,
Подарят уставшему сердцу
И вдаль унесут за собой
В мир сказки откроют дверцу
Закат на сибирской реке,
Не хуже чем где-то на море
Ты солнце удержишь в руке
И песню споешь в миноре…
НЕТ НИЧЕГО ДУШЕ МОЕЙ МИЛЕЙ
нет ничего душе моей милей,
Чем девственность некошенных полей
Цветы там манят нежностью своей
И утонуть велят средь зелени скорей
И снова осень золотая
Пришла в сибирские края.
Во сне от будней убегая,
Туда летит душа моя.
Летит она к родным березам,
К шуршанью листьев на ветру
К веселым стайкам воробьиным,
Что так щебечут по утру.
И глядя в небо голубое,
На косяки летящих птиц,
Я с грустью в сердце понимаю,
Как не хватает ваших лиц.
ХОРОВОД ИЗ ОСЕННИХ ЛИСТЬЕВ
Хоровод из осенних листье
Красотою весь мир обожжет
И вальсирую медленно в танце
Закружится бросаясь на лед.
На прощанье подарит мгновенье
Ярких красок букет соберет
И прольется в мои ладони
Жидким золотом, словно как мед.
Одевая наряд свой последний,
Замедляется времени ход.
Нежалея ничуть о прошлом,
Что б опять закружить через год.
Люблю когда трескуч мороз
Идти и в шубу прятать нос.
Белесый снег под сапогом
Играет радужным огнем.
Луна бледнеем сквозь дома
И звезд на небе кутерьма.
Трещат замерзшие кусты,
Лишь я на улице, да ты.
Замерзла даже тишина,
Укуталась в ветра она.
Прижались тесные дома,
Все ждут когда пройдет зима.
Сурова эта злюка ночь,
Но мы не можем ей помочь.
С тобой в обнимку мы идем
И нам морозы нипочем!
В зимнюю стужу
Одеты леса.
А солнце играет,
И слепит глаза.
Под шибой пушистой
Заснула тайга,
Ее согревают
Большие снега.
Дает указанья
Морозу сама
Лесная колдунья
Царица зима.
Атласным крылом
Проникает до дна
На белом ковре
Лишь дорога видна.
В покоях дворца
Стоит тишина.
Хрусталь декабря
Охраняет она.
Здравствуйте Оля! Читал цикл стихов с удовольствием, так как сам родился в Сибири на станции Зима. С теплом.
Спасибо, Андрей! А Зима — это та же Иркутская область, недалеко от нашей Чуны.
с уважением ЮЛЯ.)))
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+
СИБИРЬЮ СВЯЗАННЫЕ СУДЬБЫ
Решив судьбу стремительной атакой,
сержант ушёл в безумие огня…
И задохнулась, землю очерняя,
своей слюной фашистская собака.
Пройдут года, строка во имя блага
откроется – не время обвинять,
а боль тупую в сердце приунять,
крепить в солдате мужество, отвагу.
На подвиг песня грозная звала,
в бою раскрыв могучие крыла,
взлетела птицей в солнечные выси!
И вскоре он, познав смертельный риск,
пришёл домой, в родной Новосибирск,
снял каску, замер, воин светлолицый.
15.12.1995
Иртыш, зима. На всех ветрах секущих
топорщится пожухлый куст репья.
На берегу – озлобленно стоят
два волка. Гривы – в серебре колючем.
О, этот вой, живое всё гнетущий!
Не вздрогнет кто? Чья не рванёт шлея
через снега в открытые края,
где виден день, спасение несущий?
Зовут кого из тьмы небытия –
глаза? А взоры чьи, вдали виясь,
уходят, словно медленные реки.
Сибири волк, безумствуй от души!
За это будешь пулею прошит
и не забыт в поэзии вовеки.
30.10.1996
Георгий Вяткин
В горах великого Алтая
песнь родилась хвалить творца,
не изменился лишь с лица
Хан-Бобырган, в тумане тая.
Катунь, горячая, крутая
(найдет ли кто реке ловца?),
рвалась из тайного ларца
в строку, легендой обрастая.
В гортанном клёкоте шамана
нашёл он посвист турухтана,
степной России голоса.
И ветвь раскидистого кедра,
песок золотоносный в недрах –
судьбы счастливой полоса.
25.о1.1997
Придя – по мысленному древу –
к великим подвигам славян,
развеял он седой туман
былин и тайн Обиды-Девы.
В душе знаток значений древних
нёс груз преданий, как Боян,
чтил свято «Слово», инь и янь
и в поле колос недозрелый.
А на тунгусском пепелище
готов построить городище,
оставить след заметный свой.
И в русской речи, в тёплых встречах
живёт певец Синильги вечной,
огней сибирских – костровой.
24.06.1997
Томов двенадцать – вот его труды
о самоедах, коттах и марийцах!
И открывались нганасанов лица,
когда в их пользу он творил суды.
Под вьюгу легче высушить зады,
сырая рыба – это вам не пицца.
В сарае дымном пишутся страницы
далекой родины, где скудные сады.
А мужа тянет истина к Саянам,
там руны Калевалы, сны Бояна
вошли в его оснеженный катрен.
И нет ни Рима, славы Иудеи …
Но финну ближе сказы берендеев! –
таков этнограф и лингвист Кастрен.
28.08.1996
Не всем рубаху черную носить,
чесать затылок гребнем редкозубым,
и, выпятив промасленные губы,
под дурачка на улице косить.
До дыр – на крыльцах! – некому сносить
льняную ткань. И выскажусь я грубо:
гудят уже серебряные трубы,
чекист кожанкой новою форсит.
Поэт, в объятьях силы ураганной,
под пристальным вниманием нагана,
навечно сгинет средь снегов и льда.
Под Томском где-то, чёрном чемодане,
растут стихи – сибирские баданы,
им светит ярко севера звезда.
02.02.1997
Узнать его на Невском мудрено.
И где она, та самая собака,
что в ноги бросится, однако,
и заскулит протяжно и темно?
Придёшь к нему, сказать бы смешно, –
полати, мох, иконы, свечи. «На-ка,
хлеб аржаной, да не крутись, ломака,
оставишь верно скатерти пятно.
Уважь, присядь…». Расскажет о далёком,
где облака похожи на молоки,
где шубу сроду не снимает зверь.
А в русских печках спрятались поэмы…
Кто и когда – вот таинство дилеммы! –
найдёт их средь утерянных потерь?
18.03.1996
Сибирь – планета чудная твоя:
простор равнин, льдов толща вековая,
звезда полярная, собачьи лаи,
свист жёстких крыл неистовых – в краях.
Есть добрый знак: воспеть свой «Красный яр»,
снежницу пить, где льдина мировая,
в пургу уйти, пусть юность чумовая
исторгнет стих – его запомню я!
Под звон звезды рванётся Енисей
к тебе, собрат, по синей зимней стуже –
оленей гнать, спасать в снегах друзей,
искать могилу Бегичева-мужа.
Так ты, поэт, где тундры ягель мок,
берёзке милой выдюжить помог.
15.01.1988
Забродит кровь, и хмель воспоминаний
вернёт его в наивные мечты:
зажечь снега, реветь до хрипоты
о недостатке опыта и знаний.
От дерзких обезумев начинаний
и тяжести межзвёздной черноты,
возьмёт и тихо всхлипнет у плиты,
устав от звона звукосочетаний.
Ему взбрёдет – никто не остановит! –
и Лету переплыть, чумной в основе –
по мраку тёмно тянущийся сток.
Судьбу свою осилив в многоборье,
он будет, помня берег Лукоморья,
фрегат воздушный править на восток.
28.10.1996
Земляк, тобою поле грезит,
оно готово воли дать глоток,
чтобы железной камеры пруток
согнуть, сломать. Но в сердце – рези…
Век узнают — в надпилах, в срезах.
Степь Барабы пронизывает ток.
Здесь кровохлёбки крохотный цветок
усвоил ветра полонезы.
Светло в околках: поредели.
Но мир возможно переделать
в неравном, но отчаянном строю.
Твой дух свободою прекрасен:
:где жизнь кипит, где неба прасинь,
там ты стоишь у бездны на краю.
12.06.1997
Четыре года каторжных работ
и вечное сочувствие Сибири –
вот чем любовь оплачивают в мире
жирующих на подлости господ.
Других поэту не было забот:
ковать сонеты, странные здесь гири, –
в сырой холодной харьковской квартире …
Нелёгок – Эредиа перевод!
Но полюбил увалы и бураны.
В душе строкой залечивая раны,
он песни вьюги выучил в тайге.
Олимп увидел в сопках Верхоленья
и, маясь в них недугом умиленья,
сонеты пел заиндевелой мге.
19.03.1997
Холм земляничный опустел:
ноябрь, морозы скоро грянут,
снега в черновики заглянут,
где след чернильный загустел.
Осталось много добрых дел.
И рожь растёт к весне упрямо,
и лист полынный на поляне
от стужи даже посветлел.
Пусть холод гнёт к земле травинку,
и лёгкую, как пух, снежинку,
и заржавелый жёсткий хмель,
согреет душу сентябринка,
с ней под осеннюю сурдинку
стрелою в небо рвётся ель.
10.11.1997
Жить суждено среди ветров и гор былинных,
усталости не знать от жизни полевой
и темперой, растёртой краской луговой,
лик неба превращать в волшебные картины.
Сгори в святом кольце, мир пошлый и рутинный!
Преодолевая барьер языковой,
художник к людям шел тропою роковой
и радовался тихо трепету светлыни.
Приняв Вселенной взор родной, голубоокий,
он Гималаи перенес на холст широкий,
путь к миру очищая благостным огнём.
А добрый мальчик, вестник будущего века,
за руку брал и вёл большого человека
в Беловодье – легенды складывать о нём.
04.02.1997
Закаливал сибирский резкий климат
не только нас – и танки, камни, злак.
Порою лес дождями так-то вымыт,
что ранам легче, веселее шаг.
Пускай закату мы необходимы,
пусть позади огонь войны и зла,
нам горького досталось много дыма,
и юность пеплом в очерки вошла.
Во сне ли? – бьют орудия надсадно,
как будто сваи завтрашнего дня,
и воробьи взрываются над садом,
и речка взбаламутится до дна …
Наверное, привыкнем к тишине,
но – «не задремлет память!» – не к войне.
19.01.1998
Растут его зелёные цветы
на Вологодчине, в Москве, в Сибири,
где вечер – в охре, полон тайн эфира,
где ткутся на руках ещё холсты.
Под сосен шум наводятся мосты,
меняются отжившие кумиры,
а люди жнут, залатывают дыры
и современные поют хиты.
Цветы печально могут говорить
и светлым чувством душу – озарить,
как флотскую, сиротскую, шальную,
что настрадалась, рано отошла,
России в дар навечно отнесла
строку простую, добрую, родную.
09.08.1995
Когда горят зелёные огни
в снегах родного Васюганья,
когда сверкает синей гранью
морозом крепко скованные дни,
когда слипаются глаза от книг,
прочтённых брезжущею ранью,
когда на снежном поле брани
одна гуляет смерть, и не усни! –
он, воин, там, в Тригорском, возле Гор
чуме коричневой наперекор
спасает славу русской тверди!
Он там – склонился, где нетленный прах, —
забыв на миг себя, войну и страх,
твой рядовой, Россия, – Смердов.
17.01.1998
Плывёт ли лодка одиноко
по глади озера – в века,
способно ль сердце извлекать
из глуби духа – зоркость ока,
ты знай, запомнится нам строгость
пера, та твердая рука,
что не устала мир строгать
и править молодость немного.
Расти останется полынь –
на островах, где жар и стынь
и тишиной живёт предместье.
Под шум кипящих берегов
поёт о вечности лугов
её строка, и ей поверьте.
21.12.1995
Зарылся в землю опалённый взвод.
И тишина. Предчувствие атаки.
И тучи придавили, словно траки,
солдат лежащих – скоро ли вперёд?
«Сердца на взлёте». Пусть противник прёт
на днём пристреленные смертью знаки!
Сейчас ножи блеснут в ужасном мраке!
И в горле сушь… И дым его дерёт…
Ракета ночь рванула, и за ней –
скрывается в бушующем огне
бойцов бегущих вал неудержимый…
Взметнётся смерч и кровью изойдет …
Живой оглянется: рассвет грядёт,
и добрый век стоит несокрушимо.
27.11.1995
С тобой подняться б на седьмое небо,
в лугах бродить до третьих петухов,
насобирать штаниной лопухов
и сытым быть от марьевского хлеба.
Когда весна, то не грустила б верба,
что нету рядом рыжих женихов –
подсолнухов. Они для пастухов
незаменимы, солнечные гербы.
Но вот ненастит в окна, и в душе
острее боль от чудо-витражей,
что вставлены в промасленные лужи.
Со всеми радость долгожданных гроз
делил он, слово доброе пронес
к сердцам людей по салаирской стуже.
21.01.1998
Он был из крепких мужиков,
могущий комель в два обхвата
поднять. С березой суковатой
другой бы сдох среди быков.
Работник этот – не таков!
Рубил, таскал и, кроя матом
земную тяжесть, грозный атом,
тянул наш воз из тьмы веков.
И Шукшина берёг от мрази,
когда тот мучился, как Разин,
и честно выполнил свой долг.
В строю остался резким, броским,
душой тоскующим по Сросткам
и жизни – знающим исток.
23.11.1996
Варлам Шаламов
Когда писатель в лагерной ушанке
на волю вышел, было так светло,
что даже звёзды – вымело метлой! –
горели днём, а солнце плыло шаньгой.
Любил рассвет и рифмы спозаранку.
Бывало, что замызганной ветлой
сор в угол заметал, больным – тепло,
тем самым их закончив перебранку.
Открыта нам колымская тетрадь.
В ней, по привычке, шею лекарь-брат
стянул петлёю белой – полотенцем.
Возненавидев доводы тюрьмы,
он соловьям своим к приходу тьмы
смолой янтарной смазывал коленца.
21.09.1997
Вадим Шершеневич. Барнаул
Когда устанут шоркать ноги тротуар
и заведёт в тупик негаданный дорога,
я оторвусь на день от милого порога,
куплю к тебе билет на жалкий гонорар.
И вот она, та степь, роскошный будуар,
излейся строчками в лист чабреца и дрока!
Под утро шершень чувств споёт и мне немного,
открыв по ритму сердца свой репертуар.
Спасибо за приют, любезнейший Алтай!
Остался денди здесь в истоме вечной тени
расходовать тоску, вести свой курултай!
Развеяв над собой слов вымученных чад,
юнцом паду на мхом поросшие ступени –
в слезах свою мечту лелеять и качать.
24.08.1997
