По небу крадется луна,
На холме тьма седеет,
На воды пала тишина,
№ 4 С долины ветер веет,
Молчит певица вешних дней
В пустыне темной рощи,
Стада почили средь полей,
№ 8 И тих полет полнощи;
И мирный неги уголок
Ночь сумраком одела,
В камине гаснет огонек,
№ 12 И свечка нагорела;
Стоит богов домашних лик
В кивоте небогатом,
И бледный теплится ночник
№ 16 Пред глиняным пенатом.
Главою на руку склонен,
В забвении глубоком,
Я в сладки думы погружен
№ 20 На ложе одиноком;
С волшебной ночи темнотой,
При месячном сиянье,
Слетают резвою толпой
№ 24 Крылатые мечтанья,
И тихий, тихий льется глас;
Дрожат златые струны.
В глухой, безмолвный мрака час
№ 28 Поет мечтатель юный;
Исполнен тайною тоской,
Молчаньем вдохновенный,
Летает резвою рукой
№ 32 На лире оживленной.
Блажен, кто в низкий свой шалаш
В мольбах не просит счастья!
Ему Зевес надежный страж
№ 36 От грозного ненастья;
На маках лени, в тихий час,
Он сладко засыпает,
И бранных труб ужасный глас
№ 40 Его не пробуждает.
Пускай, ударя в звучный щит
И с видом дерзновенным,
Мне слава издали грозит
№ 44 Перстом окровавленным,
И бранны вьются знамена,
И пышет бой кровавый —
Прелестна сердцу тишина;
№ 48 Нейду, нейду за славой.
Нашел в глуши я мирный кров
И дни веду смиренно;
Дана мне лира от богов,
№ 52 Поэту дар бесценный;
И муза верная со мной:
Хвала тебе, богиня!
Тобою красен домик мой
№ 56 И дикая пустыня.
На слабом утре дней златых
Певца ты осенила,
Венком из миртов молодых
№ 60 Чело его покрыла,
И, горним светом озарясь,
Влетала в скромну келью
И чуть дышала, преклонясь
№ 64 Над детской колыбелью.
О, будь мне спутницей младой
До самых врат могилы!
Летай с мечтаньем надо мной,
№ 68 Расправя легки крылы;
Гоните мрачную печаль,
Пленяйте ум. обманом
И милой жизни светлу даль
№ 72 Кажите за туманом!
И тих мой будет поздний час;
И смерти добрый гений
Шепнет, у двери постучась:
№ 76 «Пора в жилище теней. »
Так в зимний вечер сладкий сон
Приходит в мирны сени,
Венчанный маком и склонен
№ 80 На посох томной лени.
Po nebu kradetsya luna,
Na kholme tma sedeyet,
Na vody pala tishina,
S doliny veter veyet,
Molchit pevitsa veshnikh dney
V pustyne temnoy roshchi,
Stada pochili sred poley,
I tikh polet polnoshchi;
I mirny negi ugolok
Noch sumrakom odela,
V kamine gasnet ogonek,
I svechka nagorela;
Stoit bogov domashnikh lik
V kivote nebogatom,
I bledny teplitsya nochnik
Pred glinyanym penatom.
Glavoyu na ruku sklonen,
V zabvenii glubokom,
Ya v sladki dumy pogruzhen
Na lozhe odinokom;
S volshebnoy nochi temnotoy,
Pri mesyachnom sianye,
Sletayut rezvoyu tolpoy
Krylatye mechtanya,
I tikhy, tikhy lyetsya glas;
Drozhat zlatye struny.
V glukhoy, bezmolvny mraka chas
Poyet mechtatel yuny;
Ispolnen taynoyu toskoy,
Molchanyem vdokhnovenny,
Letayet rezvoyu rukoy
Na lire ozhivlennoy.
Blazhen, kto v nizky svoy shalash
V molbakh ne prosit schastya!
Yemu Zeves nadezhny strazh
Ot groznogo nenastya;
Na makakh leni, v tikhy chas,
On sladko zasypayet,
I brannykh trub uzhasny glas
Yego ne probuzhdayet.
Puskay, udarya v zvuchny shchit
I s vidom derznovennym,
Mne slava izdali grozit
Perstom okrovavlennym,
I branny vyutsya znamena,
I pyshet boy krovavy —
Prelestna serdtsu tishina;
Neydu, neydu za slavoy.
Nashel v glushi ya mirny krov
I dni vedu smirenno;
Dana mne lira ot bogov,
Poetu dar bestsenny;
I muza vernaya so mnoy:
Khvala tebe, boginya!
Toboyu krasen domik moy
I dikaya pustynya.
Na slabom utre dney zlatykh
Pevtsa ty osenila,
Venkom iz mirtov molodykh
Chelo yego pokryla,
I, gornim svetom ozaryas,
Vletala v skromnu kelyu
I chut dyshala, preklonyas
Nad detskoy kolybelyu.
O, bud mne sputnitsey mladoy
Do samykh vrat mogily!
Letay s mechtanyem nado mnoy,
Raspravya legki kryly;
Gonite mrachnuyu pechal,
Plenyayte um. obmanom
I miloy zhizni svetlu dal
Kazhite za tumanom!
I tikh moy budet pozdny chas;
I smerti dobry geny
Shepnet, u dveri postuchas:
«Pora v zhilishche teney. »
Tak v zimny vecher sladky son
Prikhodit v mirny seni,
Venchanny makom i sklonen
Na posokh tomnoy leni.
Gj yt,e rhfltncz keyf,
Yf [jkvt nmvf ctlttn,
Yf djls gfkf nbibyf,
C ljkbys dtnth dttn,
Vjkxbn gtdbwf dtiyb[ lytq
D gecnsyt ntvyjq hjob,
Cnflf gjxbkb chtlm gjktq,
B nb[ gjktn gjkyjob;
B vbhysq ytub eujkjr
Yjxm cevhfrjv jltkf,
D rfvbyt ufcytn jujytr,
B cdtxrf yfujhtkf;
Cnjbn ,jujd ljvfiyb[ kbr
D rbdjnt yt,jufnjv,
B ,ktlysq ntgkbncz yjxybr
Ghtl ukbyzysv gtyfnjv/
Ukfdj/ yf here crkjyty,
D pf,dtybb uke,jrjv,
Z d ckflrb levs gjuhe;ty
Yf kj;t jlbyjrjv;
C djkit,yjq yjxb ntvyjnjq,
Ghb vtczxyjv cbzymt,
Cktnf/n htpdj/ njkgjq
Rhskfnst vtxnfymz,
B nb[bq, nb[bq kmtncz ukfc;
Lhj;fn pkfnst cnheys/
D uke[jq, ,tpvjkdysq vhfrf xfc
Gjtn vtxnfntkm /ysq;
Bcgjkyty nfqyj/ njcrjq,
Vjkxfymtv dlj[yjdtyysq,
Ktnftn htpdj/ herjq
Yf kbht j;bdktyyjq/
,kf;ty, rnj d ybprbq cdjq ifkfi
D vjkm,f[ yt ghjcbn cxfcnmz!
Tve Ptdtc yflt;ysq cnhf;
Jn uhjpyjuj ytyfcnmz;
Yf vfrf[ ktyb, d nb[bq xfc,
Jy ckflrj pfcsgftn,
B ,hfyys[ nhe, e;fcysq ukfc
Tuj yt ghj,e;lftn/
Gecrfq, elfhz d pdexysq obn
B c dbljv lthpyjdtyysv,
Vyt ckfdf bplfkb uhjpbn
Gthcnjv jrhjdfdktyysv,
B ,hfyys dm/ncz pyfvtyf,
B gsitn ,jq rhjdfdsq —
Ghtktcnyf cthlwe nbibyf;
Ytqle, ytqle pf ckfdjq/
Yfitk d ukeib z vbhysq rhjd
B lyb dtle cvbhtyyj;
Lfyf vyt kbhf jn ,jujd,
Gj’ne lfh ,tcwtyysq;
B vepf dthyfz cj vyjq:
[dfkf nt,t, ,jubyz!
Nj,j/ rhfcty ljvbr vjq
B lbrfz gecnsyz/
Yf ckf,jv enht lytq pkfns[
Gtdwf ns jctybkf,
Dtyrjv bp vbhnjd vjkjls[
Xtkj tuj gjrhskf,
B, ujhybv cdtnjv jpfhzcm,
Dktnfkf d crhjvye rtkm/
B xenm lsifkf, ghtrkjyzcm
Yfl ltncrjq rjks,tkm//
J, ,elm vyt cgenybwtq vkfljq
Lj cfvs[ dhfn vjubks!
Ktnfq c vtxnfymtv yflj vyjq,
Hfcghfdz kturb rhsks;
Ujybnt vhfxye/ gtxfkm,
Gktyzqnt ev/// j,vfyjv
B vbkjq ;bpyb cdtnke lfkm
Rf;bnt pf nevfyjv!
B nb[ vjq ,eltn gjplybq xfc;
B cvthnb lj,hsq utybq
Itgytn, e ldthb gjcnexfcm:
«Gjhf d ;bkbot ntytq!//»
Nfr d pbvybq dtxth ckflrbq cjy
Ghb[jlbn d vbhys ctyb,
Dtyxfyysq vfrjv b crkjyty
Yf gjcj[ njvyjq ktyb///
