В июле 1850 года написано стихотворение из цикла, посвященного Е. А. Денисьевой. Июль 1850 года — время первого знакомства и сближения Тютчева с нею. Стихотворение это – косвенная, скрытая и жаркая мольба о любви. Оно строится на косвенном образе "бедного нищего", бредущего по знойной мостовой. Нищий заглядывает через ограду в сад – там свежесть зелени, прохлада фонтана, лазурный грот, все, что дано другим, что так нужно ему и навсегда для него недоступно. "Бедный нищий" описан с горячностью, с сочувствием очень щедрым и широким. Поэт не задумывается сделать его своим двойником. Поэт мечтает о запретной для него любви, как тот выгоревший на солнце нищий, которого поманили тень, роса и зелень в чужом саду – в обиталище богатых. Та, к которой написаны эти стихи, тоже богата – она владеет всем и может все.
Стихи, написанные при жизни Денисьевой, и стихи, посвященные ее памяти, издавна ценятся как высокие достижения русской лирики. Сам Тютчев, создавая их, менее всего думал о литературе. Стихи эти – самоотчет, сделанный поэтом с великой строгостью, с пристрастием, с желанием искупить вину свою перед этой женщиной, – а он признавал за собой вину. Хотя о литературе Тютчев и не заботился, воздействие современных русских писателей весьма приметно на стихах, посвященных Денисьевой. Сказывается психологический роман, каким он сложился у Тургенева, Л. Толстого, Достоевского. В позднюю лирику Тютчева проникает психологический анализ. Лирика раннего периода избегала анализа. Каждое лирическое стихотворение по душевному своему содержанию было цельным. Радость, страдание, жалобы – все это излагалось одним порывом, с чрезвычайной смелостью выражения, без раздумья о том, что, собственно, означают эти состояния души, весь пафос заключался в точности, в интенсивности высказывания. Там не было суда поэта над самим собой. Поздний Тютчев находится под властью этики: демократизм взгляда и этическое сознание – главные его приобретения. Как это было в русском романе, так и в лирике Тютчева психология неотделима от этики, от требований писателя к себе и к другим. Тютчев в поздней лирике и отдается собственному чувству, и проверяет его – что в нем ложь, что правда, что в нем правомерно, что заблуждение и даже преступление. Конечно, непредвзятый, стихийный лиризм слышится и тут, но если приглядеться ко всему денисьевскому циклу, то впечатление расколотости, анализа, рефлексии в этом лирическом цикле преобладает. Оно улавливается уже в первом, вступительном стихотворении "Пошли, господь, свою отраду. ". Поэт молит о любви, но он считает себя недостойным, не имеющим права на нее, – этот оттенок заложен в сравнении с нищим: нищий – неимущий в отношении права и закона. В лирическом чувстве есть неуверенность в самом себе, оно изливается с некоторой внутренней оговоркой, столько же смелое, сколько и несмелое, – и в этом его новая природа. Через год, в другом стихотворении к Денисьевой Тютчев опять говорит о своей "бедности": "Но как я беден перед ней", – и опять у него строки покаяния, самоунижения: «Перед любовию твоею Мне больно вспомнить о себе» ("Не раз ты слышала признанье. ", 1851).
Русский психологический роман по первооснове своей был социальным романом. В денисьевский цикл тоже входит социальная тема – неявственная, она все же определяет характер стихотворений цикла. Так или иначе, Тютчев затрагивает общую тему женщины, а женская тема была тогда и не могла не быть социальной темой, – так было в поэзии Некрасова, в русском романе вплоть до "Анны Карениной" Л.Толстого и дальше. Быть женщиной означало занимать некое зависимое положение в обществе, бесправное, незащищенное. Тем более относилось это к героине стихотворений Тютчева. Она решилась на "беззаконную" любовь и тем самым добровольно поставила себя в самое худшее из положений, какое только было для нее возможно:
Мемуарные сведения о Денисьевой скудны, но мы немало знаем об этой женщине из стихотворений Тютчева непосредственно. Почти портретное – стихотворение "Я очи знал, – о эти очи. ". Мы читаем в стихах о рождении у Денисьевой ребенка ("Не раз ты слышала признанье. ") с такой подробностью: мать качает колыбель, а в колыбели "безымянный херувим"; следовательно, здесь рассказано о том, что было еще до крещения, до имени, полученного младенцем. В стихах описана последняя болезнь Денисьевой, ее умирание в середине лета, под шум теплого летнего дождя ("Весь день она лежала в забытьи. ").
По стихотворениям Тютчева проходят довольно явственно и биография Денисьевой, и биография любви его к ней. Создаются строки портретные, бытовые, строки небывалые у Тютчева: "Она сидела на полу И груду писем разбирала".1 Но все эти приближения Тютчева к домашнему, к повседневно знакомому нисколько не означают, что он как поэт готов предать себя бытовой сфере, бездумно заключить себя в близком и ближайшем. В том же стихотворении о письмах, которое началось так обыденно, уже со второй строфы происходит крутой, внезапный подъем к самым необыденным, высочайшим состояниям человеческой души, для которых нужны другие слова и другой способ изображения. Замечательно, что в денисьевском цикле присутствуют и стародавние мотивы Тютчева. Они составляют в этом цикле основу, тезис. Новое, что вносит Тютчев, – только антитезис, только борьба с опытом, который сложился долгими годами. "О, как убийственно мы любим. ", "Предопределение", "Близнецы", – во всех этих стихотворениях прежние темы индивидуализма, рока, стихии, трагизма любви, непосильной для индивидуалистически направленной личности. Любовь, говорится в "Предопределении", – "поединок роковой". В "Близнецах" любовь сближается с самоубийством. Тютчев описывает отдельно, в особых стихотворениях, какие силы стоят между героем и героиней денисьевского цикла, какие силы их разделяют и губят их отношения. Он обобщает эти силы, показав нам, как они проявляются заурядным, бытовым образом. Общество поощряет героя, поскольку он эгоистичен, поскольку он настаивает на своих особых правах. У Тютчева показано, как велик соблазн посредственных поступков даже в человеке высоко настроенном, высоко чувствующем, далеком от посредственности в собственных помыслах. "И самого себя, краснея, узнаю Живой души твоей безжизненным кумиром", – говорится саморазоблачительно в одном из стихотворений от имени героя.
Среди стихотворений, обращенных к Денисьевой, быть может, самые высокие по духу те, что написаны после ее смерти. Происходит как бы воскрешение героини. Делаются печальные попытки исправить по смерти неисправленное при жизни. Тут есть внутреннее сходство с лирикой зрелого Пушкина, трагически призывающего разрушенную любовь ("Явись, возлюбленная тень"), с теми настроениями Пушкина, которые сошлись в одно в гениальной "Русалке". Стихотворение "Накануне годовщины 4 августа 1864 года" (день смерти Денисьевой) все целиком – призыв к мертвой, запоздалое раскаяние в грехах перед нею. Оно – своеобразная молитва, светская, со скептическими для молитвы несветской словами: "где б души ни витали" (молящийся не знает, куда уходят души мертвых). Молитва обращена не к богу, но к человеку, к тени его: "Вот Тот мир, где жили мы с тобою, Ангел мой, ты слышишь ли меня?" Здесь впервые в этом цикле стихов появилось слово "мы", – при жизни Денисьевой насущного этого слова не было, и потому оба они так жестоко пострадали.
Через четыре года после кончины Денисьевой написаны стихи:
Снова столь запоздавшее и столь необходимое им обоим "мы", и снова о единой жизни, которой были живы оба и которую нельзя было делить: половина – одному, половина – другому.
Тютчев в стихотворениях, посвященных Денисьевой, отслужил этой женщине, вместе с тем отслужил идеям и настроениям новых людей, появившихся в России. До конца жизни верный направлению, принятому им в поэзии еще в 20-х и 30-х годах, он нашел, однако, собственную связь с русской литературой последующих десятилетий, а нераздельно с нею – и с демократической общественностью, с ее убеждениями, с ее новой моралью, по временам и с ее эстетикой.
