"Гоголь и другие русские писатели любили представлять себе Россию как воплощение тишины и сна; но этот сон кончается; тишина сменяется отдаленным и возрастающим гулом, непохожим на смешанный городской гул. Тот же Гоголь представлял себе Россию летящей тройкой. Тот гул, который возрастает так быстро. и есть "чудный звон" колокольчика тройки. Бросаясь к народу , мы бросаемся прямо под ноги бешеной тройке на верную гибель."
А.Блок " Народ и интеллигенция"
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер –
На всем божьем свете!
Завивает ветер
Белый снежок.
Под снежком – ледок.
Скользко, тяжко,
Всякий ходок
Скользит – ах, бедняжка!
От здания к зданию
Протянут канат.
На канате – плакат:
"Вся власть Учредительному Собранию!"[2]
Старушка убивается – плачет,
Никак не поймет, что значит,
На что такой плакат,
Такой огромный лоскут?
Сколько бы вышло портянок для ребят,
А всякий – раздет, разут.
Старушка, как курица,
Кой-как перемотнулась через сугроб.
– Ох, Матушка-Заступница!
– Ох, большевики загонят в гроб!
Ветер хлесткий!
Не отстает и мороз!
И буржуй на перекрестке
В воротник упрятал нос.
А это кто? – Длинные волосы
И говорит вполголоса:
– Предатели!
– Погибла Россия! –
Должно быть, писатель –
Вития. [3]
А вон и долгополый –
Сторонкой – за сугроб.
Что нынче невеселый,
Товарищ поп?
Помнишь, как бывало
Брюхом шел вперед,
И крестом сияло
Брюхо на народ. [4]
Вон барыня в каракуле
К другой подвернулась:
– Уж мы плакали, плакали.
Поскользнулась
И – бац – растянулась!
Ай, ай!
Тяни, подымай!
Ветер веселый
И зол и рад.
Крутит подолы,
Прохожих косит,
Рвет, мнет и носит
Большой плакат:
"Вся власть Учредительному Собранию".
И слова доносит:
. И у нас было собрание.
. Вот в этом здании.
. Обсудили –
Постановили:
На время – десять, на ночь – двадцать пять.
. И меньше – ни с кого не брать.
. Пойдем спать.
Поздний вечер.
Пустеет улица.
Один бродяга
Сутулится,
Да свищет ветер.
Эй, бедняга!
Подходи –
Поцелуемся.
Хлеба!
Что впереди?
Проходи!
Черное, черное небо.
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди.
Черная злоба, святая злоба.
Товарищ! Гляди
В оба!
Гуляет ветер, порхает снег.
Идут двенадцать человек. [5]
Винтовок черные ремни,
Кругом – огни, огни, огни.
В зубах – цыгарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз![6]
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Холодно, товарищ, холодно!
– А Ванька с Катькой – в кабаке.
– У ей керенки[7] есть в чулке!
– Ванюшка сам теперь богат.
– Был Ванька наш, а стал солдат![8]
– Ну, Ванька, сукин сын, буржуй,
Мою, попробуй, поцелуй!
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Катька с Ванькой занята –
Чем, чем занята.
Кругом – огни, огни, огни.
Оплечь – ружейные ремни.
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь –
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую!
Эх, эх, без креста!
Как пошли наши ребята
В красной гвардии служить –
В красной гвардии служить –
Буйну голову сложить!
Эх ты, горе-горькое,
Сладкое житье!
Рваное пальтишко,
Австрийское ружье! [9]
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови –
Господи, благослови!
Снег крутит, лихач кричит,
Ванька с Катькою летит –
Елекстрический фонарик
На оглобельках.
Ах, ах, пади.
Он в шинелишке солдатской
С физиономией дурацкой
Крутит, крутит черный ус,
Да покручивает,
Да пошучивает.
Вот так Ванька – он плечист!
Вот так Ванька – он речист!
Катьку-дуру обнимает,
Заговаривает.
Запрокинулась лицом,
Зубки блещут жемчугом.
Ах ты, Катя, моя Катя,
Толстоморденькая.
У тебя на шее, Катя,
Шрам не зажил от ножа.
У тебя под грудью, Катя,
Та царапина свежа!
Эх, эх, попляши!
Больно ножки хороши!
В кружевном белье ходила –
Походи-ка, походи!
С офицерами блудила –
Поблуди-ка, поблуди!
Эх, эх, поблуди!
Сердце ёкнуло в груди!
Помнишь, Катя, офицера –
Не ушел он от ножа.
Аль не вспомнила, холера?
Али память не свежа?
Эх, эх, освежи,
Спать с собою положи!
Гетры серые носила,
Шоколад Миньон жрала,
С юнкерьем гулять ходила –
С солдатьем теперь пошла?
Эх, эх, согреши!
Будет легче для души!
. Опять навстречу несется вскачь,
Летит, вопит, орет лихач.
Стой, стой! Андрюха, помогай!
Петруха, сзаду забегай.
Трах-тарарах-тах-тах-тах-тах!
Вскрутился к небу снежный прах.
Лихач – и с Ванькой – наутек.
Еще разок! Взводи курок.
Трах-тарарах! Ты будешь знать,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как с девочкой чужой гулять.
Утек, подлец! Ужо, постой,
Расправлюсь завтра я с тобой!
А Катька где? – Мертва, мертва!
Простреленная голова!
Что, Катька, рада? – Ни гу-гу.
Лежи ты, падаль, на снегу.
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
И опять идут двенадцать,
За плечами – ружьеца.
Лишь у бедного убийцы
Не видать совсем лица.
Всё быстрее и быстрее
Уторапливает шаг.
Замотал платок на шее –
Не оправиться никак.
– Что, товарищ, ты не весел?
– Что, дружок, оторопел?
– Что, Петруха, нос повесил,
Или Катьку пожалел?
– Ох, товарищ, родные,
Эту девку я любил.
Ночки черные, хмельные
С этой девкой проводил.
– Из-за удали бедовой
В огневых ее очах,
Из-за родники пунцовой
Возле правого плеча,
Загубил я, бестолковый,
Загубил я сгоряча. ах!
– Ишь, стервец, завел шарманку,
Что ты, Петька, баба, что ль?
– Верно, душу наизнанку
Вздумал вывернуть? Изволь!
– Поддержи свою осанку!
– Над собой держи контроль!
– Не такое нынче время,
Чтобы нянчиться с тобой!
Потяжеле будет бремя
Нам, товарищ дорогой!
– И Петруха замедляет
Торопливые шаги.
Он головку вскидавает,
Он опять повеселел.
Эх, эх!
Позабавиться не грех!
Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба –
Гуляет нынче голытьба!
Ох ты, горе-горькое!
Скука скучная,
Смертная!
Уж я времячко
Проведу, проведу.
Уж я темячко
Почешу, почешу. [10]
Уж я семячки
Полущу, полущу.
Уж я ножичком
Полосну, полосну.
Ты лети, буржуй, воробышком!
Выпью кровушку
За зазнобушку,
Чернобровушку.
Упокой, господи, душу рабы твоея.
Не слышно шуму городского,[11]
Над невской башней тишина,
И больше нет городового –
Гуляй, ребята, без вина!
Стоит буржуй на перекрестке
И в воротник упрятал нос.
А рядом жмется шерстью жесткой
Поджавший хвост паршивый пес.
Стоит буржуй, как пес голодный,
Стоит безмолвный, как вопрос.
И старый мир, как пес безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост.
Разыгралась чтой-то вьюга,
Ой, вьюга, ой, вьюга!
Не видать совсем друг друга
За четыре за шага!
Снег воронкой завился,
Снег столбушкой поднялся.
– Ох, пурга какая, спасе!
– Петька! Эй, не завирайся!
От чего тебя упас
Золотой иконостас?
Бессознательный ты, право,
Рассуди, подумай здраво –
Али руки не в крови
Из-за Катькиной любви?
– Шаг держи революционный!
Близок враг неугомонный!
Вперед, вперед, вперед,
Рабочий народ!
. И идут без имени святого
Все двенадцать – вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль.
Их винтовочки стальные
На незримого врага.
В переулочки глухие,
Где одна пылит пурга.
Да в сугробы пуховые –
Не утянешь сапога.
В очи бьется
Красный флаг.
Раздается
Мерный шаг.
Вот – проснется
Лютый враг.
И вьюга пылит им в очи
Дни и ночи
Напролет.
Вперед, вперед,
Рабочий народ! [12]
. Вдаль идут державным шагом.
– Кто еще там? Выходи!
Это – ветер с красным флагом
Разыгрался впереди.
Впереди – сугроб холодный,
– Кто в сугробе – выходи.
Только нищий пес голодный
Ковыляет позади.
– Отвяжись ты, шелудивый,
Я штыком пощекочу!
Старый мир, как пес паршивый,
Провались – поколочу!
. Скалит зубы – волк голодный –
Хвост поджал – не отстает –
Пес холодный – пес безродный.
– Эй, откликнись, кто идет?
– Кто там машет красным флагом?
– Приглядись-ка, эка тьма!
– Кто там ходит беглым шагом,
Хоронясь за все дома?
– Все равно, тебя добуду,
Лучше сдайся мне живьем!
– Эй, товарищ, будет худо,
Выходи, стрелять начнем!
Трах-тах-тах! – И только эхо
Откликается в домах.
Только вьюга долгим смехом
Заливается в снегах.
. Так идут державным шагом,
Позади – голодный пес,
Впереди – с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз –
Впереди – Исус Христос.
Ходасевич В.Ф. Ни сны, ни явь (Памяти Блока)
"Еще в промежуток между 1907 и 1913 годами Блок написал цикл статей: "Религиозные искания и народ", "Народ и интеллигенция", "Стихия и культура", "Ирония", "Дитя Гоголя", "Пламень", "Интеллигенция и революция". Они замечательны тем, что в них Блок не просто предсказывает будущую революцию, но говорит о ней как о событии уже происходящем, звук которого ему уже внятен: "Гоголь и другие русские писатели любили представлять себе Россию как воплощение тишины и сна; но этот сон кончается; тишина сменяется отдаленным и возрастающим гулом, непохожим на смешанный городской гул. Тот же Гоголь представлял себе Россию летящей тройкой. Тот гул, который возрастает так быстро. и есть чудный звон колокольчика тройки. Бросаясь к народу, мы бросаемся прямо под ноги бешеной тройке на верную гибель."
"Отдаленный гул", о котором здесь говорится, должно, разумеется, отнести к категории снов, постепенно становящихся явью. Но Блок последователен: эту явь он, в свою очередь, как нечто уже являющееся сном по отношению к тому, чему предстоит совершиться в более отдаленном будущем, может "уже представить себе, как бывает в страшных снах и кошмарах, что тьма происходит оттого, что над нами повисла косматая грудь коренника и готовы опуститься тяжелые копыта". Таким образом, прошлое для Блока есть сон о настоящем, но само настоящее – сон о будущем. Явь каждой предшествующей минуты – есть сон о последующей. Живем во сне и в действительности одновременно."
1. Поэма «Двенадцать» не входила в последнее прижизненное издание собрания стихотворений Блока. Но поэма неоднократно издавалась в Советской России и была хорошо известна в Европе и США по переводам. Существует много гипотез истолкования поэмы. Споры о ней не утихают до сих пор. Если в первых откликах на поэму критики решали, «большевистская» ли она или «контрреволюционная», то в дальнейшем обостренный идеологический подход уступил место более глубокому анализу образной системы и поэтики. Лирико-метафизический образ Христа в поэме побуждает искать в ней вселенский этический план. (вернуться)
2. Вся власть Учредительному Собранию! – Учредительное собрание играло роль парламента. Заседание открылось 5 января 1918 г. в Таврическом дворце Петрограда. На следующий день Учредительное собрание было распущено декретом ВЦИК. (вернуться)
3. А это кто? – Длинные волосы. . Вития. – Блоку были чужды рассуждения о гибели России и культуры. (вернуться)
4. А вон и долгополый. . Брюхо на народ. – На I Всероссийском поместном соборе Русской православной церкви (август 1917 – сентябрь 1918) революция была объявлена нашествием Антихриста. (вернуться)
5. Идут двенадцать человек. – Патрули из 10–12 человек – обычное явление революционного периода. В контексте поэмы число 12 вызывает ассоциации с апостолами Христа. Кроме того, имеется отдаленная связь со стихотворением Н. А. Некрасова «Жило двенадцать разбойников. » («Кому на Руси жить хорошо»). (вернуться)
6. На спину б надо бубновый туз! – Красный или желтый ромб на спине каторжника. (вернуться)
7. Керенки – бумажные обесцененные деньги, выпускаемые Временным правительством. (вернуться)
8. Был Ванька наш, а стал солдат! – т. е. красногвардеец перешел в солдаты к Керенскому. (вернуться)
9. . Австрийское ружье! – трофейное оружие, доставшееся от пленных австрийцев. (вернуться)
10. Уж я темячко / Почешу, почешу. – «Почесать» на воровском жаргоне значит «убить». (вернуться)
11. Не слышно шуму городского. и т. д. – неточная цитата из романса на слова Ф. Н. Глинки «Песнь узника» (1931). (вернуться)
12. Вперед, вперед, вперед, // Рабочий народ! – строки взяты из революционной песни «Варшавянка». (вернуться)
