Вы здесь
Моя река, моя любовь, чиста ты, словно изумруд!
Стремлюсь к тебе я вновь и вновь, твои брега к себе зовут.
Тебе подобной нет на свете, ручьём ты малым не текла.
Держал Байкал тебя в секрете, любимой дочерью была.
Седой Байкал велик, могуч, волну гоняет с силой он.
Иль тихо дремлет между круч, когда впадает в мирный сон.
Он дочь свою, как мог, лелеял, глубин красою забавлял.
Но рок судьбы игру затеял, тряхнул скалу, открыл провал.
Какой размах, какая ширь — открылись дочери волнам!
Простор раскинула Сибирь, маня к зелёным берегам.
В проём скалы вода плеснулась и вмиг свободу обрела.
Рекой раздольной обернулась, свою долину вмиг нашла.
Сверкают блики на воде, ныряют лучики в волну.
Нет Ангары милей нигде! люблю тебя, тебя одну!
Вдоль Ангары тумана облака,
А небо чистое – в мерцанье ясных звезд,
Как будто стужи крепнущей рука
Его отерла, как лицо от слез.
В глазах промытых отразился свет
По-над туманом выплывшей луны.
Меня, возможно, в этом мире нет.
И не было. Смотрю со стороны.
Течёт красавица-река,
Вода её, как изумруд!
Но чья-то жадность велика –
Каскады ГЭСов создают!
Долины гибнут под водой,
Унынье полнит берега.
И род нищает всё людской,
С косой частенько здесь карга.
Моя родная Ангара,
Моя любимая Сибирь,
Ужели зреет та пора,
Когда взбунтует грозно ширь?!
Сибирская
Красавица-река,
Родная дочь
Байкала-старика.
Средь гор тайги
Бежит всех птиц быстрее,
Чтоб встретиться
С могучим Енисеем.
Ты куда, Ангара? Ангара!
Заболочены чистые воды…
Развесёлой невестой вчера
Ты плясала средь чудной природы…
А теперь разлита по брегам
Злою волей всевластного Хама.
Убегай, Ангара, убегай!
Ведь была рождена ты упрямой!
И гудит над тобою тайга…
А людей-то всё реже услышишь.
Забрала себе земли река –
Голос звонкий всё глуше, всё ниже…
Ты ли это, скажи, Ангара?
Под тобою спят мирные сёла.
Не сыщу я теперь уж двора,
Где когда-то глядела на долы…
Тяжек так этот хамов хомут
Своенравной кровинке Байкала!
И не сбросить никак горьких пут,
Ты влачишь, Ангара, их устало.
Грусть ползёт от прибрежных болот.
Разлилась, Ангара, раздобрела…
Там, где жил многи лета народ,
Лишь трясина ворчит одурело.
И не так ты сегодня быстра,
Тяжело катишь волны да с думой:
Что-то снится тебе, Ангара,
Отрешённо текущей средь шума?
Дни ли младости, славный Байкал?
Или грозная мощь Енисея?
Окольцована Хамом река,
И слезами её путь усеян…
Будил захвоенные дали
рёв парохода поутру,
а мы на палубе стояли
и наблюдали Ангару.
Она летела озарённо,
и дно просвечивало в ней
сквозь толщу волн светло-зелёных
цветными пятнами камней.
Порою, если верить глазу,
могло казаться на пути,
что дна легко коснёшься сразу,
лишь в воду руку опусти.
Пусть было здесь немало метров,
но так вода была ясна,
что оставалась неприметной
её большая глубина.
Я знаю: есть порой опасность
в незамутнённости волны,
ведь ручейков журчащих ясность
отнюдь не признак глубины.
Но и другое мне знакомо,
и я не ставлю ни во грош
бессмысленно глубокий омут,
где ни черта не разберёшь.
И я хотел бы стать волною
реки, зарёй пробитой вкось,
с неизмеримой глубиною
и каждым камешком насквозь!
Над дивной речкой Ангарой,
Простор вознёсся голубой.
Красы неписанной леса,
Вздымают кроны к небесам.
Там скалы, каменной стеной,
По берегам, реки родной.
В безмолвии хранят покой.
Который день по Ангаре идет шуга,
И забереги, сблизив берега,
Заузили свободный ток реки.
Крепки февральские морозные тиски.
Как хорошо лежать у тонкой кромки льда
И слушать, как шумит внизу вода,
Как мелодично трутся льдинки о края,
Рождая музыку иного бытия.
И если нету смысла в том, то есть резон –
Стираясь в прах, переродиться в перезвон…
Но где-то ниже по теченью ледостав.
Ах, Ангара, недаром нравом непроста:
Вода пошла на берега, как на врага,
И смерзлась в лед недозвеневшая шуга.
Припорошила снегом лед метель с утра,
И мы идем к тебе на лыжах, Ангара.
Как хорошо по полю ровному скользить,
Прядя в движении лыжни двойную нить,
И ощущать, что радость звонкая твоя
Рождает музыку иного бытия.
Коварная, лихая, сумасбродная,
Родная дочь Байкала-старика,
Ты по тайге меж гор течешь, свободная,
Могучая сибирская река.
Мне приснилась река Ангара,
А над нею висит мошкара.
Конопатая даже луна…
И такая стоит тишина!
Только слышен прибрежный ручей,
Да плесканье шальных пескарей,
Да бормочет мотором паром,
Поднимая водицу бугром.
В этот миг мне почудилось, вдруг —
Никого больше нету вокруг:
Ни машин, ни больших городов,
Ни войны, ни беды и ни вдов,
Только этот покой и река,
Только в небе плывут облака.
Ни откуда плывут, в никуда.
Это было и будет всегда!
До чего же природа мудра!
Величаво течёт Ангара.
Я хочу на реку Ангару,
Но терпеть не могу мошкару…
Разгуляйся душа моя русская
На просторах сибирской тайги.
Ангару нашу дочку Байкальскую
В первозданной красе сохрани.
Сохрани ее буйную чистую
Пусть сама к Енисею бежит.
Не позволь утопить её буйную.
Пусть сама к Енисею бежит.
Коль любовь у них в чистом слиянии,
Да и сердце друг к другу лежит.
Ты широкой души человек,
Не одень, кандалы Богучанские
и сделай рабыней навек.
Без нее Енисей запечалится
Он привык воду чистую пить.
И любовь свою буйную давнюю
Ангару он не сможет забыть.
Чтоб не слышать нам стоны Ангарские
Из глубин затопляемых вод,
Не сгуби Ангару величавую,
Будь же добрым российский народ.
Доброта твоя быстро окупится
Нету в мире чистейшей воды,
Как вода моей дикой красавицы,
Величавой реки Ангары.
П о э м а (По мотивам бурятской легенды)
Кряжистые сосны на скалах
качает лихой Баргузин,
студеные волны Байкала
вздымает от самых низин.
В распадках сквозь клочья тумана
чернеет глухая тайга,
и голову Хамар-Дабана,
как шапкой, накрыли снега.
Зарю, отпылавшую вечер
сменил на ковригу луны,
мне шепчет таинственно ветер
легенды седой старины.
Не все их я помню. И каюсь,
не все их я в сердце держу.
Но эту люблю. Постараюсь,
её, как могу, расскажу.
1
Волну за волной на пути к океану
уносит меж сопок высоких река,
уходят и тают с волнами в тумане
недели и месяцы, годы, века.
Давно это было, минули те годы,
в которые правил Сибирью Байкал.
Могучим, свирепым он был воеводой,
разгневанный — горы волнами сметал!
С окрестных хребтов и таёжных увалов
несли триста речек Байкалу дары,
безропотно дани ему отдавали
от каждой долины, от каждой горы.
Кому их копил, для кого собирал он
хрусталь и алмазы, яшму, серебро
и золота слитки, рубины, опалы,
сапфир, аметист и другое добро?
Гранитные замки, тайга, бездорожье,
бездонные воды да толстые льды
богатства Байкала хранили надёжно
в пещерах под толщей студёной воды.
Казны той богатой, надёжно хранимой,
никто и коснуться не мог до поры,
берёг он её для своей, для любимой
единственной дочери, для Ангары.
В хоромах Байкала широких, как море,
росла своенравна, капризна, хитра
отцовская радость, отцовское горе,
любовь и надежда его — Ангара.
Росла и резвилась в просторе великом,
не зная печали, не ведая зла,
стройна, величава и светлая ликом
красавицей первой в округе слыла.
2
Любил её старый Байкал беззаветно.
Порадовать доченьку любо отцу.
Нарядные платья, меха, самоцветы
дарил ей, и были подарки к лицу.
В такие минуты светлел он улыбкой
и нежно о берег ласкался волной,
а солнечный зайчик в поверхности зыбкой
желтел янтарём, голубел бирюзой.
Но вдруг на лицо набегали морщины,
тревожные тени темнили чело.
То тайные сердце терзали причины —
он видел, что дочери детство прошло,
что дочь не ребёнок теперь, а невеста,
что тайный огонь в её жаркой крови,
нет места забавам, игрушкам нет места,
и юное сердце желает любви.
Да, в жизни нередко такое бывает,
когда наступают тревожные дни,
не только отец, даже мать забывает,
о том, как свой дом покидали они.
Не помнят о том, как любовь пламенела,
душа замирала. И слышится речь:
-Да как она может! Да как она смела
родительским кровом своим пренебречь!
Великая глупость, и блажь, и затменье!
Мала ещё эти дела понимать!
Не будет на это благословенья!
Утрись, и не надо сопеть и рыдать.
Ещё от горшка два вершка, а туда уж!
Взбредёт же в головку твою чепуха.
Ну, если тебе так не терпится замуж,
достойного сами найдём жениха.
3
Вон рядом, к примеру, купец таровитый,
Богатый, известный в Сибири, Иркут,
Отдам за него, погоди, не сопи ты!
Он рядом живёт, да и ты будешь тут.
Владелец он стад лошадей и баранов …
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Чтоб эту заботу решить до конца,
Не будем же мешкать и поутру рано
Направлю с дарами к Иркуту гонца.
С Иркутом мне, право, не жаль породниться . . .
Всё! Сказано слово. И всё решено.
Теперь отправляйся в светёлку ложиться
И за ночь подумай, смирись заодно.
И до ночи гневом и яростью полон
В сердцах неуёмный бушует Байкал
И гонит на скалы огромные волны
И в щепки разносит челнок рыбака.
Коварная Сарма ревела тигрицей
И волком Култук меж камней завывал,
А в небе – ни звёзд, ни луны меднолицей,
И филином ухал бушующий вал.
Байкал, ты не озеро, синее море.
Тобою прославлены эти края.
Красив ты и ласков бываешь. Но горе
Тому, кого буря застигнет твоя!
4
Но ярость проходит и буря стихает,
вздыхает Байкал и устало ворчит:
— Забот без того в моей жизни хватает,
то та, то другая, глядишь, огорчит.
Ушла на восток, из-под власти, к Амуру
игривая Шилка, а с ней и Аргунь,
да, вот, с Енисеем рассорился сдуру.
Ну что теперь плакать! Одно слово — плюнь!
А Лена! Красивая, сильная Лена.
Ведь рядышком вовсе, за сопкой была.
Да вот незадача, судьбы всей измена —
ушла ведь на север, к Вилюю ушла!
На юге я младшего брата имею:
в отрогах Саяна лежит Хубсугул.
А вот попроведать его я не смею —
виной в том бездумный мой прежний разгул.
Не чаял я в те мои юные годы,
что в брате своём заимею врага,
а с тем — осужденье всего мого рода —
сбежала ко мне от него Селенга.
В монгольские степи ушла тёмной ночью
с Хилком да Чикоем, с Джидой и Удой.
Гляжу в по-монгольски раскосые очи,
да глажу ей брови прозрачной водой.
Те очи, да брови — мне в жизни отрада,
Да чёрные косы, как тёмная ночь.
Они и подарок судьбы и награда.
Она, Селенга, да красавица дочь.
Теперь вот и дочь. Ну, да завтра решится.
К Иркуту я ночью посланца турнул,
чай, думаю, утром жених и примчится.
Байкал повздыхал, позевал и уснул.
5
На спящие сопки сплошным покрывалом,
на пади и мари легла тишина,
из туч уходящих над спящим Байкалом
неяркой лампадой повисла луна.
На глади зеркальной воды серебрится
чешуйчатой рябью дорожка. Вдали
костёр рыбака под скалою дымится,
над грядами сопок Стожары взошли.
И снится Байкалу: Иркут с Ангарою
с друзьями, нарядны, сидят за столом.
А свадебный пир, как ведётся,- горою,
и гости подарками бьют им челом.
Не так уж и дороги те подношенья,
да льстят они сердцу, да честь дорога.
Вот всё замолкает, теперь с поздравленьем
идёт, нет, плывёт, к молодым Селенга.
Глаза Селенги затеняют ресницы,
пылает румянец на смуглых щеках,
волос её чёрных на плечи струится
поток бесконечный. Хлеб-соль на руках.
В ушах её серьги, в браслетах запястья,
рекой жемчуга на высокой груди,
но холоден взгляд, но беду и несчастья
вещает она молодым впереди.
А в голосе гнев и гордыня клокочет,
и слышится в нём затаённая боль.
В глаза молодым она дико хохочет,
Бросает им под ноги хлеб тот и соль.
Байкал от стола ей навстречу рванулся —
хотя б этот хлеб подхватить на лету.
И в миг от кошмарного сна он проснулся
с трепещущим сердцем, в холодном поту.
6
Приснится ж такое ужасное лихо!
Видать, огорчился я сильно вчера.
В светёлке у дочери что-то уж тихо.
А где же она? Отзовись, Ангара!
Но дочери нет. Опустела светлица.
Взломав запертую служанками дверь,
Беглянка в долину меж сопок стремится.
Ищи, не ищи, не догонишь теперь.
Кто ведал о думах её ежечасных,
о том, что богатств ей и дома милей
явился в девичьих мечтаньях прекрасных
красив и могуч богатырь Енисей.
Однажды у бухты Песчаной Байкала
казарка присела на миг отдохнуть,
и птицам байкальским она рассказала
каков ею пройденный путь.
Что Север лежит за хребтами Сибири,
о том, что на север идёт Енисей,
о том, что красивей его во всём мире,
сильнее, не видела в жизни своей.
За Камнем Бакланьим в тот вечер случайно
подслушала речи её Ангара,
те речи ей в мысли и сердце запали —
для них наступила, как видно, пора.
Быть может, то слово не стало бы вещим,
девичьи мечтанья придут и уйдут,
но поднялся чёрною тенью зловещей
над нею надменный и жирный Иркут.
7
Ппрости же, отец! Я сама свою долю,
тебя не спросясь, как сумею, решу.
Не клетку из золота, вольную волю
себе выбираю. Прости, я спешу.
Прости, умоляю, тебя не забыла,
но жизни с Иркутом не мыслю себе.
Другого я всею душой полюбила,
и буду с ним в радости, в горе, труде.
И мне без него не милы ни наряды,
ни чары луны, и ни солнечный свет.
Не будет мне счастья, не будет отрады.
Я выбрала путь, и другого мне нет.
Но слышать те речи Байкал не желает,
а поднял громадный гранитный утёс,
утёсом тем путь Ангаре закрывает.
Но поздно, поток её мимо унёс!
Открыта та истина, право, не нами:
— Нет в мире сильнее любви ничего.
Слезами Байкала омыт этот камень,
и люди Шаманским назвали его.
Я камень тот видел, ещё посредине
истока реки он чернел, нелюдим.
Потом возвели люди в русле плотину
и воды Байкала сомкнулись над ним.
И только, порой, белокрылые чайки
над местом тем вьются, тоскливо зовут,
Да где он, поди-ка теперь, угадай-ка, —
лишь белые пенные хлопья плывут.
Ушла Ангара. Но Байкал её помнит,
и вновь, вспоминая, сердится порой,
и гонит на скалы студеные волны,
взбивая их в пену, вздымая горой.
8
А что же Иркут? От Большого Саяна
к Байкалу он тронулся в путь,
у самой Слюдянки, не то чтоб усталый,
но всё ж перед встречей прилёг отдохнуть.
И то ведь сказать, не бежать же к Байкалу
ему, богатею Сибири. Купцу,
хотя б и на свадьбу свою, не пристало
спешить. Ну, совсем не к лицу!
Ништо, подождут, коли сами позвали.
А я поспешать-то ещё погожу.
Вон тут уже рядом, с того перевала
я сверху на их суету погляжу.
Чу! Что там за шум, беготня, суматоха —
Пожар ли, потоп ли, другая ль беда?
Оно и узнать бы, конечно, неплохо
и вовремя, кстати, явиться туда.
Гонец прискакал и тревожные вести
привёз: мол, случился конфуз —
ушла к Енисею, сбежала невеста,
с Байкалом теперь невозможен союз.
Иркут заметался от вести нежданной:
— Вот это подарок! Вот это — дела!
Он даже попятился снова к Саянам,
но гордость, обида вперёд погнала.
К Байкалу бежать? А зачем это надо?
И так уже времени вовсе в обрез.
Скорее, спешить, сокрушая преграды,
беглянке успеть забежать вперерез.
9
Он камни дробит, он деревья ломает
весь в пене, от ярости, злобы дрожит,
как раненый зверь и ревёт, и стенает,
безжалостно всё по дороге крушит.
Но в кварцевых жилах упрямы грани-ты,
а сила Иркута на убыль пошла.
Вот, насквозь последние скалы пробиты.
А где Ангара? Нет, успела, ушла!
Лишь след по долине беглянки прекрасной.
Теперь не догнать. И усталый Иркут
растратив и силы, и гордость напрасно,
покорно за нею пускается в путь.
Рыдает вдогонку Байкал одинокий.
Прозрачней алмаза, синей бирюзы
по этому руслу с поры той далёкой
сбежало немало байкальской слезы.
А там, где Иркут за рекой молодою
увидел лишь след, замерев на бегу,
сияет огнями над быстрой водою
в том месте Иркутск на крутом берегу.
Минули века, но и ныне, как прежде,
ждёт с доченькой встречи могучий Байкал,
и нежно ласкает волнами в надежде
гранитные камни подножия скал.
И только порой, вспоминая былое,
вскипает, обидой и гневом дыша,
и ночью осенней то плачет, то воет,
волнами прибрежные скалы круша,
небесною карой грозит Енисею.
И лишь затихая, устало к утру,
он снова и снова, дыша только ею,
зовёт и зовет свою дочь Ангару.
Легенду мне ветер напел над рекою
о памятном бегстве в ночи Ангары,
а может, бурят рассказал у Чикоя,
где древний дацан у Большой Кудары,
где древние камни историей дышат.
Не всё ли равно, от кого я узнал
и где ту легенду впервые услышал,
которую здесь, как умел, рассказал.
Словарь терминов и названий
Баргузин — река, протекающая по Баргузинской котловине и впадающая в Баргузинский залив оз. Байкал. В данном случае — название ветра, дующего из Баргузинской котловины поперёк Байкала.
Хамар-Дабан — горный хребет в Прибайкалье, расположен к югу от Байкальской котловины. Вы-сота до 2995 м., длина — 420 км., ширина — 65 км.
Ангара — единственная вытекающая из Байкала река (впадает в Байкал около 300). В нижнем течении называется Верхняя Тунгуска — правый приток Енисея. Длина — 1779 км. (До создания Иркутской и Братской ГЭС — 1826 км.
Иркут — левый приток Ангары. Длина — 488 км. Берёт начало из озера Ильчир в Восточном Саяне тремя истоками. Ниже протекает через Тункинскую котловину. Порожистая. В устье — г. Иркутск.
Сарма — сильный местный ветер (типа боры) на Байкале вблизи устья р. Сарма с Приморского хребта. Скорость до 15 м\сек., порывы — до 40 м\сек.
Култук ( — посёлок городского типа недалеко от Слюдянки на Байкале.
В данном случае — местный ветер юго-западного направления.
Дацан — буддистский (ламский) монастырь, храм (Бурятский и Монгольский).
Большая Кудара — Посёлок на юге Бурятии в месте впадения р. Кудара в р. Чикой. В окрестно-стях посёлка находится заброшенный буддистский мо-настырь
Аргунь, Шилка -реки восточнее Байкала, текущие на восток и образующие при слиянии реку Амур.
Лена — Крупная река, берёт начало с северо-западного склона Приморского хребта в непосредственной близости к Байкалу, течёт далее на север.
Вилюй — один из наиболее крупных и полно-водных притоков р. Лена.
Хубсугул — озеро в Монголии, расположено среди хребтов Большого Саяна, в долине рифтового разлома земной коры, того же, что и Байкал. Имея общее с Байкалом происхождение, Хубсугул очень похож на Байкал,
отличается от него только меньшими размерами, в связи с чем, его часто называют младшим братом Байкала.
Селенга — самая крупная из впадающих в Байкал рек. На неё приходится примерно половина поступающих в Байкал речных вод.
Образуется слиянием ряда рек на территории Монголии, одна из которых вытекает из озера Хубсугул.
Чикой, Хилок, Уда, Джида — наиболее крупные притоки р. Селенга на территории Бурятии.
Бухта Песчаная — бухта на западном берегу Байкала. Очень живописна, ограничена с двух сторон скалами Большая Колокольня и Малая Колокольня, берег песчаный, на берегу — турбаза. Вода в бухте летом хорошо прогревается, в июле-августе можно купаться.
Бакланий Камень — небольшой скалистый островок недалеко от берега, примерно в полутора километ-рах южнее бухты Песчаной.
Шаман-Камень — скалистый остров посреди русла в истоке Агнары. После постройки Иркутской ГЭС скрылся под водами Иркутского водохранилища.
1950, 1998 г.
