«Заблудившийся трамвай» — анализ стихотворения Гумилева

«Заблудившийся трамвай» — анализ стихотворения Гумилева

«Заблудившийся трамвай» — анализ стихотворения Гумилева
СОДЕРЖАНИЕ
0
19 января 2021

История создания – произведение было появилось из-под пера поэта в 1919 г., а спустя два года вошло в сборник «Огненные столпы».

Содержание

Краткий анализ

Тема стихотворения – революционные события в России, воспоминания о прошлых событиях.

Композиция – стихотворение написано в форме монолога лирического героя, который можно разделить на смысловые части: рассказ о том, как герой попал на подножку трамвая, описание странного путешествия, рассказ о мертвых головах и Машеньке. Формально произведение состоит из 15 катренов.

Жанр – элегия.

Стихотворный размер – четырехстопный ямб, рифмовка перекрестная АВАВ.

Метафоры«он заблудился в бездне времен», «зоологический сад планет», «за мостом летит на меня всадника длань в железной перчатке».

Эпитеты«огненная дорожка», «пытливый взгляд», «нищий старик», «серый вагон», «напудренная коса», «ветер сладкий» .

Сравнения«лицо, как вымя».

Подробный разбор стихотворения

Стихотворение «Заблудившийся трамвай» было написано Гумилевым в 1919 году, а опубликовано спустя 2 года в сборнике «Огненные столпы».

Восприятие революции и последующего развития отечественной истории ярко передает стихотворение Гумилева «Заблудившийся трамвай». Густой, зловещий трагический колорит нагнетается в нем с самого начала; чувство обреченности, гибельности начатого исторического пути пронизывает стихотворение до самого конца; судьба лирического героя накрепко связана с общей судьбой «заблудившегося трамвая», символизирующего роковую неизбежность совершающегося в России. Особенно трагичен дважды повторяемый рефрен:

Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.

На этот трамвай лирический герой вскочил на ходу, добровольно, не обращая внимания на зловещие приметы: «вороний грай» и оставляемую в воздухе «при свете дня» «огненную дорожку»… Таково было и возвращение Гумилева в пореволюционную Россию.
Маршрут мистического трамвая явно лежит — через всю вселенную — в мир смерти: в окне промелькнул
Нищий старик,— конечно, тот самый, Что умер в Бейруте год назад.
И воспоминания о невесте Машеньке перебиваются вопросом:
Где же теперь твой голос и тело, Может ли быть, что ты умерла!
И хотя герой под конец стихотворения мысленно заказывает в Исакии, «твердыне православия», «молебен о здравье Машеньки» и панихиду по самому себе, ни у кого — ни у лирического героя, ни у автора, ни у читателей — нет уверенности в том, что заказанный молебен о Машеньке — не тоже заупокойный. Ведь город, по которому летит жуткий трамвай, не останавливающийся ни на минуту, при всей его узнаваемости: Медный всадник, Исакиевский собор, Нева (путающаяся с Нилом и Сеной) — это не родной Петербург-Петроград, а мертвый город, точнее — город, несущий смерть всему живому, какая-то человеческая бойня:
Вывеска… кровью налитые буквы Гласят — зеленная,— знаю, тут Вместо капусты и вместо брюквы Мертвые головы продают.
В красной рубашке, с лицом, как вымя, Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.
Что-то сомнительно, чтобы под этой кровавой вывеской, сооруженной над гильотиной, можно было увидеть
<…> вокзал, на котором можно В Индию Духа купить билет.
Скользкий от крови ящик, наполненный отрубленными головам жертв, пожалуй, далек от индуистского мистицизма и изощренных духовных исканий Востока, да и обретаемые во время путешествия на трамвае откровения души слишком пессимистичны, слишком похоронны:

Мчался он бурей темной, крылатой, Он заблудился в бездне времен…
<…>
Понял теперь я: наша свобода — Только оттуда бьющий свет, Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.
<…>
И все ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить…
Революция — это трамвай, заблудившийся в бездне времен, и потому обретенная свобода иллюзорна; собранный ею урожай плодов — «мертвые головы», от которых исходит трупный «дух»; из-за нее сердца — угрюмы, дыхание — трудно, жизнь — непрекращающаяся боль, любовь — тревожное и грустное воспоминание о том, как «вновь» не удается увидеться с любимой, а вагоновожатый, не откликающийся на призывы, обращенные к нему,— не то палач, не то бесплотный призрак, глухой к просьбам об остановке. «Поздно». — Так понимает ситуацию лирический герой Гумилева. Разогнавшаяся революция, представшая не «локомотивом истории», а тривиальным городским трамваем, в котором что-то сломалось, сама не знает, куда ее несет, в чем ее смысл и цель. У нее нет тормозов, ее вагоновожатые не отдают себе отчета в том, что трамвай заблудился во времени и пространстве, а потому они сами так же не властны над ним и его путем, как и пассажиры безумного транспорта.

Стихотворение Гумилева «Заблудившийся трамвай» положило начало поэтической традиции в русской литературе советской эпохи, воссоздающей символ роковой силы, несущей смерть. Таким предстает трамвай у Булгакова в романе «Мастер и Маргарита»: он несет смерть Берлиозу, предсказанную Воландом.

В романе Пастернака «Доктор Живаго» герой умирает в тот момент, когда ему удается вырваться из «злополучного» трамвайного вагона, на который «все время сыпались несчастия» (хотя толпа утверждает, что «его смерть не имеет никакого отношения к вагону»). Платоновский «усомнившийся» Макар едет в переполненном трамвае в «самый центр государства», где строится «вечный дом из железа, бетона, стали и светлого стекла», пока не попадает в конце концов в «безумный дом», где в дальнейшем ему и предстоит «бороться за ленинское и обще- бедняцкое дело». Но, может быть, больше всего зловещих ассоциаций возникает с образом трамвая у Мандельштама.

Так, стихотворение Мандельштама «Нет, не спрятаться мне от великой муры…» (1931) и тематически, и идейно, и образно сближается с гумилевским «Заблудившимся трамваем», только в отличие от вселенского масштаба у Гумилева (Сена — Нева — Нил; «Индия Духа» и т. п.) мандельштамовский трамвай ходит по замкнутому московскому кольцу, и безысходность такого маршрута чуть ли не страшнее, чем у Гумилева. Отсюда ощущение смерти негероической: пассивной, жертвенной, мучениической, лишенной при этом каких-либо субъективных целей, смыслов, побуждений: «я не знаю, зачем я живу»; «ты как хочешь, а я не рискну!». Лирический герой Мандельштама не готов ни к каким решениям или поступкам: он ждет, как поступит с ним «страшная пора», он загадывает, «кто скорее умрет», путешествуя на заблудившемся в «великой муре» трамвае; он, подобно кровавой «вишенке», перекатывается внутри движущегося электрического монстра, пока «хватит тепла»… Впрочем, ведь и герой Гумилева проявил активность лишь в том, что вскочил на подножку трамвая мертвецов да призывал вагоновожатого «остановить вагон» — тщетно, конечно. Таким образом, гумилевский трамвай «задал» целую программу русской литературе в XX веке — тему роковой безысходной судьбы, запущенного механизма террора, гибельного для мыслящей личности, тему несвободы движения по заданному и почти неуправляемому маршруту.

Если судить по стихотворению «Заблудившийся трамвай», представляющемуся во многих отношениях программным для позднего Гумилева, то приходит мысль: поэт знал, что возвращается в Советскую Россию с тем, чтобы в ней погибнуть, окунувшись в пучину революции и послереволюционных потрясений, чтобы разделить с родиной ее бедствия и страдания, но не для того, чтобы ее спасти от власти большевиков каким-либо героическим сверхусилием, участием в заговоре, в контрреволюционной борьбе или, например, сражением в рядах Белого движения против советской власти… Поэт воз- вращался в революционную Россию не для того, чтобы участвовать в революции или контрреволюции, но — чтобы противостоять как поэт и той и другой — жизненной мясо- рубке, недостойной поэтического осмысления. Характерны здесь шутливо-трагические стихи, поданные Гумилевым вместо «рапорта» по службе от 27 сентября 1917 года. Мысленно представляя себя перешедшим на службу в авиацию, поэт мечтает:
Мне будет сладко в вышине, Там воздух чище и морозней, Оттуда не увидеть мне Контрреволюционных козней…
В этом четверостишии лаконично сформулирован принцип поэтического «ухода» из политики, от социально-исторической реальности. В высокомерно-снисходительном отношении к политике Гумилев ведет себя как эстет, как представитель «чистого искусства».
Примерно то же отношение к реальности в «Заблудившемся трамвае»:

Шел я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
— Передо мною летел трамвай.

Потусторонний трамвай сопровождается и зловещим карканьем ворон, слетающихся на мертвечину, и изысканным звоном средневекового струнного инструмента — символа куртуазности, и громом — отголоском природной или общественной грозы (всё — в одном контексте!).

Все взаимоисключающие, контрастные образы нарочито сближены, соединены: «роща пальм» и мост через Неву; лавка мертвых голов и «Индия Духа»; палач «с лицом как вымя» и возлюбленная Машенька, «в своей светлице» поющая и ткущая ковер жениху; «люди и тени», неразличимые при входе «в зоологический сад планет», то есть на пороге вечности… Может быть, самое характерное здесь для Гумилева — это «билет в Индию Духа» посреди кровавого хаоса революции и гражданской войны; это способность даже в «бездне времен», даже в порыве «бури темной, крылатой» «так любить и грустить» — по-человечески просто, безыскусственно, душевно.

 Л.Я. Шнейберг, И.В. Кондаков

Комментировать
0
Комментариев нет, будьте первым кто его оставит

;) :| :x :twisted: :sad: :roll: :oops: :o :mrgreen: :idea: :evil: :cry: :cool: :arrow: :P :D :???: :?: :-) :!: 8O

Это интересно

«Россия» — анализ стихотворения Александра Блока Анализ стихотворений
0 комментариев

«Мужество» — анализ стихотворения Ахматовой Анализ стихотворений
0 комментариев

«Деревня» — анализ стихотворения А.C. Пушкина Анализ стихотворений
0 комментариев

Анализ стихотворения Бунина «Вечер» Анализ стихотворений
0 комментариев
Adblock
detector